вправду предполагала, что внук последнего графа должен находиться в
затруднительных обстоятельствах, но, признаюсь, все же не ожидала встретить
его в таком низком чине. Что же довело вас при таких связях до...
- Ничего особенного, сударыня, самый обычный ход житейских событий, -
поспешил сказать Босуэл, прерывая леди Маргарет и предугадывая ее вопрос. -
Я испытал в своей жизни мгновения счастья, как доводится всякому; мне
случалось распить бутылку-другую с Рочестером, беззаботно играть в кости с
Бакингемом и сражаться в Танжере бок о бок с Шеффилдом. Но мое счастье
никогда не бывало длительным, я не сумел превратить веселых собутыльников в
полезных друзей; быть может, - продолжал он с горечью, - я не смог в
достаточной мере проникнуться мыслью, что потомок шотландских Стюартов
должен считать для себя великою честью приглашение на ужин к какому-нибудь
Уилмоту или Виллье.
- Но ваши друзья в Шотландии, мистер Стюарт, ваши родственники в этой
стране, столь многочисленные и столь могущественные?
- Ах, миледи, - ответил сержант, - полагаю, что иные из них были бы
готовы, пожалуй, предложить мне должность главного егеря, так как я
неплохой стрелок, иные, быть может, взяли бы меня в качестве своего bravo*,
так как я недурно владею шпагой; найдутся среди них и такие, которые, за
неимением лучшей компании, были бы не прочь пригласить меня в собутыльники,
раз я могу выпить, не поморщившись, три бутылки вина. Не знаю почему, но
только, если уж нужно служить, и служить своим родственникам, я предпочитаю
быть слугою кузена Карла, как самого высокопоставленного из них, хотя
жалованье за эту службу довольно скудное и мундир далеко не блестящий.
______________
* телохранителя (итал.).
- Это срам, это позор на весь мир! - воскликнула леди Маргарет. -
Почему вы не обратитесь к его священнейшему величеству? Он, несомненно,
придет в изумление, услышав, что отпрыск его августейшего рода...
- Прошу прощения, сударыня, - перебил ее сержант Босуэл, - я
простодушный солдат, и, надеюсь, вы извините меня, если я позволю себе
сказать, что его священнейшее величество больше хлопочет о своих
собственных отпрысках, нежели о происходящих от его прапрадеда.
- Хорошо, мистер Стюарт, - сказала леди Маргарет, - я хочу получить от
вас обещание, что вы проведете эту ночь в Тиллитудлеме; завтра утром я
ожидаю к себе вашего командира, доблестного и честного Клеверхауза,
которому и король, и страна так обязаны за его борьбу против тех, кто готов
вывернуть мир наизнанку. Я поговорю с ним о том, чтобы вас поскорее
произвели в офицеры, и уверена, что, воздавая дань уважения к крови,
которая течет в ваших жилах, и просьбам леди, удостоенной столь лестного
внимания его величества короля, как это случилось со мною, он не оставит
вас в том бедственном положении, в каком вы находились до этого времени.
- Премного обязан вашей чести; конечно, я останусь здесь на ночь, раз
вы настаиваете на этом, тем более что таким образом я смогу без промедления
передать полковнику Грэму моего арестанта и получить его приказания
относительно этого молодца.
- Кто же ваш арестант? - спросила леди Маргарет.
- Молодой человек из весьма порядочного семейства, проживающего
невдалеке отсюда. Он был настолько неосторожен, что предоставил убежище
одному из убийц покойного примаса и, кроме того, способствовал бегству
этого пса.
- Какое бесстыдство! - воскликнула леди Маргарет. - Я готова забыть
обиды, причиненные мне руками этих разбойников, хотя некоторые из этих
обид, мистер Стюарт, таковы, что забыть их нельзя; но тем, кто покрывает
преступников, совершивших столь жестокое и предумышленное убийство
беззащитного человека, старого и притом облеченного священным саном
архиепископа, тем их бесстыдство не может быть прощено! Если вы хотите
поместить арестованного в надежное место и облегчить ваших людей, я прикажу
Гаррисону и Гьюдьилу разыскать ключ от нашей ямы или главной темницы. Ее не
открывали с тех пор, как бедный сэр Артур Белленден через неделю после
Килсайтской победы посадил туда два десятка захваченных им мятежников; она
уходит всего на два яруса под землю, так что не может быть очень вредною
для здоровья заключенных в ней узников, тем более что там, кажется, есть
отверстие для доступа воздуха.
- Прошу прощения, сударыня, - ответил сержант, - не сомневаюсь, что
ваша темница великолепна; но я обещал хорошо обращаться с этим молодым
человеком и приму меры, чтобы его тщательно стерегли. Я заставлю тех, кого
наряжу в охрану, зорко следить за ним, и бежать ему будет так же
невозможно, как если бы у него на ногах были испанские сапоги, а на пальцах
- пыточные зажимы.
- Дело ваше, мистер Стюарт, - заметила на это леди Белленден. - Вам
лучше моего известно, в чем состоит ваш долг. От всего сердца желаю вам
хорошо провести вечер и поручаю вас заботам моего управителя Гаррисона. Я
охотно пригласила бы вас составить компанию, но я... я...
- О сударыня, не требуется никаких пояснений; я очень хорошо понимаю,
что грубая красная куртка войск короля Карла Второго отнимает у того, кто
ее носит, и вполне справедливо, права и привилегии голубой крови короля
Иакова Пятого.
- Только не в моих глазах, уверяю вас, мистер Стюарт; вы несправедливы
ко мне, если считаете, что я способна на это. Завтра же я переговорю с
вашим полковником, и, надеюсь, вы вскоре достигнете положения, которое
избавит вас от неприятностей этого рода.
- Полагаю, сударыня, - сказал Босуэл, - что ваша доброта вводит вас в
заблуждение; во всяком случае, я бесконечно признателен вам за ваше
намерение. Как бы там ни было, я эту ночь проведу с мистером Гаррисоном
приятно и весело.
Леди Маргарет церемонно откланялась, выразив в этом поклоне все свое
почтение к королевской крови, даже если она течет в жилах сержанта
лейб-гвардии, и еще раз заверила мистера Стюарта, что от всего сердца
предоставляет в его распоряжение, а также распоряжение его спутников все,
чем только богат Тиллитудлем.
Сержант Босуэл не преминул воспользоваться любезным приглашением леди
и вскоре за веселой пирушкой с готовностью забыл о своем высоком
происхождении. Мистер Гаррисон постарался подать самые лучшие вина, какие
только хранились в подвалах замка, и усердно стремился служить примером для
своего гостя, а в таких делах это гораздо важнее, чем приглашения и
уговоры. К их занятию, столь любезному его сердцу, присоединился и старый
Гьюдьил, подобно тому как Дэви во второй части "Генриха IV" принимает
участие в кутеже своего господина, шерифа Шелло. Он спустился в погреб,
рискуя собственной шеей, чтобы пошарить в закоулках, известных, как он
похвалялся, лишь ему одному; он уверял, что за время его службы дворецким
из этих тайников никогда не извлекалась, да и не могла быть никоим образом
извлечена, ни одна бутылка, кроме как для верных слуг короля.
- Когда здесь обедал как-то раз герцог, - сказал дворецкий, который из
уважения к генеалогии Босуэла сел в некотором отдалении и после каждого
периода своей речи придвигался на пол-ярда к столу, - моя госпожа
потребовала бутылку бургундского (тут он немного придвинулся), но не знаю,
как это случилось, мистер Стюарт, но меня одолело сомнение. Я заподозрил,
что герцог вовсе не такой друг правительства, каким хочет казаться: хороший
род - это еще не все. Старый герцог Джеймс потерял честь еще раньше, чем
голову, и выходит, что этот вустерец оказался твердым кусочком и ни на что
не годится, ни чтобы изжарить, ни чтобы сварить, ни чтобы съесть в сыром
виде. (Этим глубокомысленным замечанием Гьюдьил закончил первую параллель и
начал придвигаться зигзагами, как искусный и опытный инженер, с очевидным
намерением подвести апроши к столу.) Итак, чем чаще хозяйка моя
покрикивала: "Бургундского его светлости... Старого бургундского его
светлости... Самого лучшего бургундского... Бургундского тысяча шестьсот
тридцать девятого года", - тем чаще я повторял про себя: "Черта с два, ни
одна капля его не попадет в герцогскую утробу, пока я не выясню, чем он
дышит; хватит с него простого Канарского и кларета". Нет, джентльмены,
шутите: с тех пор как на меня возложили обязанности дворецкого в нашем
тиллитудлемском доме, тут уж я гляжу в оба, чтобы ни один предатель или
человек сомнительных взглядов не глотнул чего-нибудь из заветного тайника.
Но когда я встречаю истинного друга его величества и борца за его правое
дело, а также за умеренное епископство, когда я встречаю человека, который,
как я себе говорю, будет стоять за церковь и за корону, как это делал я сам
при жизни моего господина - то было во время Монтроза, - в нашем погребе
нет ничего такого, чего бы я пожалел для него.
К этому времени он подвел ложементы к крепостным стенам или, иными
словами, придвинулся вплотную к столу.
- А теперь, мистер Фрэнсис Стюарт из Босуэла, разрешите мне
удостоиться чести выпить за ваше здоровье, и за ваше производство, и за
всяческую удачу в очищении этой страны от вигов и круглоголовых, фанатиков
и приверженцев ковенанта.
Босуэл, который, как нетрудно себе представить, уже давно перестал
быть привередливым и руководствовался в выборе друзей и приятелей больше
занимаемым им положением и удобствами, чем древностью своего рода, охотно
ответил на тост дворецкого, похвалив попутно его вино. Мистер Гьюдьил,
таким образом, был принят в компанию в качестве его полноправного члена и
продолжал снабжать ее источником радости и веселья, пока не занялся
следующий день.
Глава X
Ужели в путь пустился б я с тобой
Лишь в ясный день, по глади голубой.