Удовлетворен ли ты этим?
- Разумеется, я был бы рад способствовать смягчению ужасов гражданской
войны, - сказал Мортон, - и я не покину принятого мною поста, разве только
если увижу, что творятся дела, несогласные с моей совестью. Но кровавые
побоища после того, как враг запросил пощады, или расправы без следствия и
суда никогда не встретят с моей стороны ни поддержки, ни одобрения, и вы
можете быть уверены, что я воспротивлюсь им словом и делом, твердо и
решительно, будут ли в них повинны наши сторонники или наши враги.
Белфур нетерпеливо махнул рукой.
- Ты скоро убедишься воочию, - сказал он, - что упрямое и
жестокосердное племя, с которым нам приходится иметь дело, должно быть
наказано скорпионами, прежде чем сердца их смирятся и они примут кару за
свои беззакония. Это о них сказано в Священном писании: "Я воздвигну меч
против тебя, и меч сей отметит за поругание завета моего". Что надлежит
сделать, то должно быть сделано благоразумно и по здравом размышлении,
подобно тому, как это свершил благочестивый Джеймс Мелвин, приведший в
исполнение приговор над тираном и угнетателем кардиналом Битоном.
- Должен признаться, - ответил на это Мортон, - что я испытываю еще
большее отвращение к заранее обдуманной и холодной жестокости, чем к тем
зверствам, которые творятся под горячую руку, в религиозном экстазе или в
пылу раздражения.
- Ты еще юноша, - сказал Белфур, - и где тебе знать, как легковесны на
чаше весов несколько капель человеческой крови по сравнению с важностью и
значением этого великого общенародного дела. Но не тревожься; ты сам будешь
подавать голос и выносить приговоры, и кто знает - быть может, у нас с
тобою не будет особых причин пререкаться друг с другом.
Мортону пришлось удовольствоваться этими обещаниями. Посоветовав ему
прилечь и отдохнуть, так как утром, вероятно, войско двинется дальше, Берли
собрался уходить.
- А вы, - спросил Мортон, - разве вы не будете отдыхать?
- Нет, - сказал Берли, - мои глаза пока еще не имеют права смыкаться.
Это дело нельзя делать небрежно. Я еще должен определить состав комитета
вождей; рано утром я приглашу вас на его заседание.
Сказав это, он удалился.
Место, где оказался Мортон, было неплохо приспособлено для ночлега:
это был укромный уголок под высокой скалой, хорошо защищенной с той
стороны, с которой в этих местах чаще всего дует ветер. Довольно толстый
слой мха, покрывавшего землю, представлял собою отличное ложе, особенно для
человека, перенесшего столько физических и моральных страданий. Мортон
завернулся в солдатский плащ, с которым не расставался со вчерашнего дня,
растянулся на мху и предался грустным размышлениям о положении родины и о
своих личных делах. Впрочем, эти размышления не слишком долго томили его,
так как вскоре он погрузился в глубокий, здоровый сон.
Вся повстанческая армия, разбившись на группы, спала на земле. Каждая
группа располагалась там, где было удобнее и где можно было укрыться от
холодного ветра. Не спали только несколько главных вождей, всю ночь
напролет обсуждавших вместе с Берли создавшееся положение, да часовые,
которые, поддерживая в себе бодрость, распевали псалмы или слушали, как их
поют наиболее искусные среди них.
Глава XXIII
Все получив - скорее на коней!
"Генрих IV", ч. I.
С первым светом Генри проснулся и увидел стоявшего возле него верного
Кадди с походною сумкой в руках.
- А я только что сложил ваши вещи, чтобы все было готово, когда ваша
милость проснется, - сказал Кадди, - это моя обязанность; ведь вы были
такой добрый, что взяли меня к себе в услужение.
- Я взял тебя в услужение, Кадди? - сказал Мортон. - Да ты еще не
проснулся.
- Ну уж нет, сударь, - ответил Кадди, - разве я не говорил вам вчера,
когда еще был привязан к коню, что, если вы когда-нибудь выйдете на
свободу, я буду вашим слугою? Разве вы сказали на это "нет"? А если это не
договор, то что же это такое? Вы, правда, не дали мне задатка, но зато
подарили еще в Милнвуде достаточно денег.
- Ладно, Кадди, если ты готов разделить со мною превратности моей
злосчастной судьбы...
- А я уверен, что она будет у нас счастливою, - весело отвечал Кадди,
- и наконец-то моя бедная старая матушка будет пристроена как полагается. Я
начал постигать солдатское ремесло, и с того конца, с которого научиться
ему проще всего.
- Значит, ты научился грабительству, не так ли? - сказал Мортон. -
Откуда еще могла бы оказаться у тебя в руках эта сумка?
- Не знаю, грабительство ли это или как оно там называется, - ответил
Кадди, - но только так выходит само собой, и это - доходное ремесло. Наши
люди, прежде чем мы с вами освободились, до того обчистили убитых драгун,
что они теперь как новорожденные младенцы. Но когда я увидел, что виги
развесили уши, слушая Гэбриела Тимпана и того молодого парня, то пустился в
дальний поход ради себя самого и ради вас, ваша честь. Вот я и пошел себе
потихоньку, пошел чуточку по трясине, да свернул потом вправо, где приметил
следы многих коней, и пришел прямо на место, где и вправду здорово
молотили, видать, друг дружку. Бедные ребята лежали одетые в свое платье,
как они утром надели его, и никто до меня не наткнулся на эти залежи
трупов. И кто же был среди оных (так сказала бы моя матушка), как не наш с
вами старый знакомый, не сам сержант Босуэл!
- Что ты говоришь, Кадди! Стало быть, Босуэл убит?
- Убит, - ответил Кадди. - Глаза его были открыты, и лоб нахмурен, а
зубы крепко стиснуты, как клещи капкана, какие ставят на хорьков, когда
пружина сожмется, - так что мне прямо страшно было смотреть на него; но я
решил, что теперь наступил и его черед, и обшарил его карманы, как он
частенько проделывал с честным народом, и вот вам ваши кровные денежки (или
вашего дяди, только это одно и то же), что он заполучил в Милнвуде в тот
несчастный день, который сделал нас с вами солдатами.
- Не будет греха, Кадди, - сказал Мортон, - если мы воспользуемся
этими деньгами: ведь нам хорошо известно, как они попали к нему; но ты
должен взять свою долю.
- Постойте, постойте! Тут есть еще колечко на черном шнурке, которое
висело у него на груди. Наверно, это память о той, кого он любил, бедняга;
даже у самых жестоких бывает любимая девушка; а вот и книжка с какими-то
бумагами, и еще две-три странные вещички, которые я оставлю, пожалуй, себе.
- Честное слово, Кадди, ты совершил блестящий набег, особенно для
начинающего, - сказал Мортон.
- Правда? - воскликнул Кадди с торжествующим видом. - Ведь я вам
говорил, что не такой уж я чурбан, если что плохо лежит. Кстати, я раздобыл
еще пару добрых коней. Один хилый, никудышный парнишка, ткач из Стравена,
бросивший свой станок и дом, чтобы сидеть да скулить на холодной горе,
поймал двух драгунских коней, а девать их ему некуда. Вот он и взял с меня
за них золотой; я бы мог, пожалуй, сторговаться и за ползолотого, да тут
неподходящее место, чтобы разменивать деньги. Вы увидите, что в кошельке
Босуэла одной монеты недостает.
- Ты сделал превосходное и чрезвычайно полезное приобретение, Кадди;
но у тебя в руках еще походная сумка?
- Походная сумка? - ответил Кадди. - Вчера она была лорда Эвендела, а
сегодня сделалась вашей. Я нашел ее там, за кустами, - всякой собаке ее
денек. Вы ведь знаете, как поется в старинной песне:
За вами, матушка, черед, -
Промолвил Том из Линна.
И раз я заговорил об этом, пойду уж навестить матушку, коли ваша честь
чего не прикажет.
- Но, Кадди, послушай, - сказал Мортон, - я никак не могу взять эти
вещи, не заплатив за них ни гроша.
- Да ну вас, сударь, - ответил Кадди, - берите, что уж там. А
заплатите вы как-нибудь в другой раз, с меня хватит кое-каких вещичек,
которые больше по мне. Что стал бы я делать с богатым обмундированием лорда
Эвендела? Нет уж, с меня довольно и того, что было на Босуэле.
Не сумев убедить в такой же мере упрямого, как и бескорыстного Кадди,
чтобы он взял себе хоть что-нибудь из этой военной добычи, Мортон решил
сберечь и возвратить лорду Эвенделу, если он жив, принадлежавшие ему вещи,
а пока, не раздумывая, воспользовался кое-чем из содержимого сумки, а
именно бельем и разною мелочью, которая могла пригодиться в походной жизни.
Потом он просмотрел бумаги в записной книжке Босуэла. Они были самого
разнообразного содержания. Сперва Мортону попались на глаза: список
подразделения, которым командовал Босуэл, с отметкою, кто отлучился в
отпуск, счета трактирщиков, списки обложенных штрафом или подлежащих
преследованию за какие-либо провинности перед властями, а также копия указа
Тайного совета об аресте некоторых весьма видных и значительных лиц. В
другом отделении этой записной книжки находились один или два патента на
чины, в разное время полученные Босуэлом, и отзывы о его службе за
границей, в которых давалась весьма высокая оценка его храбрости и военным
талантам. Но самой примечательною бумагой была тщательно составленная
родословная с ссылками на многочисленные документы, подтверждавшие ее
подлинность; к этой родословной был приложен список обширных владений,
конфискованных некогда у графов Босуэлов, и, кроме того, список, в котором
подробно указывалось, кому из придворных и представителей знати (предкам
нынешних владельцев этих земель) и что именно пожаловал король Иаков VI;
под этим списком красными чернилами рукою покойного было написано: "Haud
Immemor*. Ф.С.Г.Б."; последние четыре буквы, надо думать, обозначали
Фрэнсис Стюарт, граф Босуэл. Кроме этих бумаг, отчетливо рисовавших образ
мыслей и чувства того, кто был их владельцем, были здесь и другие,
показывавшие Босуэла совсем в ином свете, чем мы до сих пор представляли