справедливых законов вместо царящего ныне произвола военных властей,
предоставил каждому право общаться с Богом в согласии с собственной
совестью, а правительство угасило наконец фанатический энтузиазм этих людей
посредством разумного и мягкого управления, вместо того чтобы доводить их
до неистовства преследованиями и нетерпимостью.
Вы можете представить себе, как мне тягостно, держась таких взглядов,
подходить с оружием к дому вашей достопочтенной родственницы, который вы,
очевидно, намерены защищать. Разрешите мне попытаться убедить вас, что ваши
усилия в этом плане поведут лишь к напрасному кровопролитию; если приступ
окажется безуспешным, у нас хватит сил, чтобы обложить замок осадою и
голодом вынудить его к сдаче; нам хорошо известно, что ваши
продовольственные запасы невелики и вы не в состоянии выдержать длительную
осаду. Мое сердце сжимается при мысли о том, сколько в этом случае вам
предстоит выстрадать и на кого главным образом обрушатся эти страдания.
Не думайте, мой уважаемый друг, что я предлагаю условия, способные
бросить пятно на вашу почтенную и безупречную репутацию, которой вы так
заслуженно и так давно пользуетесь. Если солдаты правительственной армии,
которым я берусь обеспечить свободный пропуск, будут удалены из вашего
замка, от вас, поверьте, не потребуется ничего больше, кроме честного слова
соблюдать нейтралитет в течение этой злосчастной войны. Кроме того, я приму
необходимые меры, чтобы собственность леди Маргарет, равно как и ваша, была
неприкосновенна. Обещаю вам, что в этом случае мы не введем в замок своего
гарнизона. Я мог бы высказать многое в пользу этого предложения, но боюсь,
что любые доводы, исходящие из враждебного лагеря и от того, кто
представляется вам гнусным преступником, не будут иметь для вас силу.
Закончу поэтому уверениями, что, каковы бы ни были отныне ваши чувства ко
мне, моя благодарность и признательность за все, что вы для меня сделали,
сохранятся навеки, и я буду счастливейшим человеком в мире, когда смогу
предоставить вам доказательства этого средствами более убедительными, чем
пустые слова. Следуя первому побуждению, вы, быть может, и отвергнете мои
предложения, но пусть это не помешает вам вернуться к ним снова, если
события сделают их более приемлемыми для вас, ибо, где бы и когда бы мне ни
довелось оказать вам услугу, она неизменно доставит величайшее
удовлетворение
Генри Мортону".
Прочитав это письмо с нескрываемым негодованием, майор передал его
лорду Эвенделу.
- Я никогда не поверил бы этому, - сказал он, - если бы даже
полчеловечества клятвенно подтвердило истинность данного сообщения! О,
неблагодарный, гнусный предатель! Уравновешенный, хладнокровный предатель,
в котором нет и следа фанатизма, согревающего печенку такого свихнувшегося
глупца, как, например, наш приятель парламентер. Впрочем, я должен был
помнить, что Мортон - пресвитерианин; я обязан был знать, что воспитал
волка, сатанинская природа которого раньше или позже, но скажется, волка,
который при первой возможности меня загрызет. Явись сам святой Павел на
землю и исповедуй он пресвитерианство - через три месяца и ему не миновать
стать мятежником. Это у них в крови.
- Итак, - сказал лорд Эвендел, - разумеется, я не советую вам принять
их условия, но если наши запасы иссякнут и не прибудет помощь из Эдинбурга
или из Глазго, я думаю, нам все же придется воспользоваться этой
возможностью, чтобы переправить в безопасное место хотя бы женщин.
- Они скорее перенесут любые лишения, чем примут покровительство этого
сладкогласного лицемера, - ответил гневно майор, - в противном случае я
перестану считать их своими родственницами. Но пора отпустить
достопочтенного парламентера. Послушайте, приятель, как вас там, -
продолжал он, обернувшись к лэрду Лонгкейла, - передайте вашим вождям и
всему тому сброду, который они привели с собой, что если они не слишком
убеждены в исключительной крепости своих черепов, то я посоветовал бы им не
тыкаться в эти старые стены. И еще вот что: пусть больше не присылают
парламентеров, так как мы не замедлим повесить такого посла в воздаяние за
злодейское убийство корнета Ричарда Грэма.
Выслушав этот ответ, парламентер возвратился к своим. Не успел он
добраться до главных сил своего войска, как в толпе послышались крики и
перед рядами повстанцев появился большой красный флаг, края которого были
обшиты голубой каймой. И едва затрепетало на утреннем ветру широкое
полотнище этого символа враждебности и войны, как тотчас же над стенами
замка взвилось старинное родовое знамя леди Маргарет и рядом с ним -
королевский штандарт; в то же мгновение грянул залп, причинивший некоторый
урон передним рядам повстанцев. Вожди поспешно укрыли людей за гребнем
холма.
- Полагаю, - сказал Джон Гьюдьил, заряжая свои орудия, - что клюв
моего сокола для них, пожалуй, чуточку жестковат, и выходит, что мой
соколок посвистывает не зря.
Впрочем, как только он произнес эти слова, на гребне холма снова
показались плотные ряды повстанцев. Они произвели общий залп по защитникам,
стоявшим на укреплениях. Прикрываясь дымом от выстрелов, колонна отборных
бойцов храбро устремилась вниз по дороге и, стойко выдержав убийственный
огонь гарнизона, прорвалась вперед и докатилась до первой из баррикад,
преграждавших проезд от большой дороги к воротам замка. Их вел сам Белфур,
храбрость которого не уступала его фанатизму. Сломив сопротивление
оборонявшихся, они ворвались на баррикаду и, перебив часть защитников,
вынудили остальных отойти на следующий рубеж. Но меры, принятые майором,
помешали закрепить этот успех. Едва ковенантеры появились на баррикаде, как
со стен замка и с укреплений, расположенных позади и господствовавших над
нею, был открыт плотный и сокрушительный ружейный огонь. Не имея
возможности укрыться от выстрелов или подавить ответным огнем противника,
стрелявшего из-за баррикад и крепостных стен, ковенантеры отступили, снеся
предварительно палисад, чтобы защитники не могли воспользоваться
отвоеванной баррикадой.
Белфур ушел последним. Некоторое время он оставался на баррикаде почти
один, осыпаемый градом вражеских пуль, многие из которых были направлены
именно в него, и работая топором, как простой сапер. Отступление
находившегося под его начальством отряда не обошлось без тяжелых потерь и
послужило повстанцам суровым уроком, наглядно показавшим позиционные
преимущества гарнизона.
Во время второго приступа ковенантеры действовали с большей
осторожностью. Сильный отряд стрелков под командою Мортона (многие из них
вместе с ним недавно состязались в стрельбе по "попке") направился в лес.
Скрываясь от неприятеля и избегая открытой дороги, пробираясь среди кустов
и деревьев, карабкаясь по скалам, поднимавшимся с обеих сторон над дорогою,
стрелки пытались занять огневую позицию, откуда, не очень доступные
вражеским выстрелам, они могли бы беспокоить с фланга защитников второй
баррикады, тогда как с фронта ей угрожал новой атакой Берли. Осаждаемые
поняли опасность этого обходного маневра и старались не позволить стрелкам
приблизиться, открывая по ним огонь всякий раз, как они показывались в
просветах между деревьями. Атакующие, со своей стороны, продвигались к
укреплениям спокойно, без суеты, но вместе с тем отважно и осмотрительно.
Это в значительной мере являлось следствием смелого и разумного руководства
со стороны их молодого начальника, который обнаружил много искусства, умело
используя местность, чтобы защитить своих людей от вражеского огня, и не
меньше доблести, храбро наседая на неприятеля.
Он все время не уставал напоминать своим, чтобы они стреляли по
возможности только по красным курткам и щадили остальных защитников замка.
Особенно настойчиво увещевал он беречь жизнь майора, который, руководя
боем, не раз показывался из-за укрытия и, вероятно, был бы убит, не
проявляй неприятель такого великодушия. Теперь уже в любом месте скалистого
холма, на котором высился замок, можно было видеть вспышки отдельных
ружейных выстрелов. Стрелки настойчиво продолжали продвигаться вперед - от
куста к кусту, от скалы к скале, от дерева к дереву. Преодолевая крутизну
подъема, они цеплялись за ветви и обнаженные корни; им приходилось бороться
с препятствиями, созданными природою, и одновременно с огнем неприятеля.
Некоторым из них удалось подняться так высоко, что они оказались выше
защитников баррикады, бывших пред ними как на ладони, и оттуда стреляли по
ним. Берли, воспользовавшись замешательством на баррикаде, устремился
вперед, чтобы атаковать ее с фронта. Эта атака была такой же яростной и
отчаянной, как предыдущая, но встретила менее стойкое сопротивление, так
как защитники были встревожены успехом стрелков, обошедших их с фланга.
Стремясь во что бы то ни стало использовать выгоду своего положения, Берли
с боевым топором в руке выбил отсюда солдат, овладел укреплением и,
преследуя отступающих, ворвался вместе с ними на третью, и последнюю,
баррикаду.
- Бей их, истребляй врагов Господа и его избранного народа! Никого не
щадить! Замок в наших руках! - кричал он, воодушевляя своих бойцов;
наиболее бесстрашные последовали за ним, тогда как все остальные при помощи
топоров, лопат и других инструментов валили деревья и рыли траншеи,
торопясь построить прикрытие впереди второй баррикады, которое позволило бы
им удержать за собой хотя бы ее, если не удастся захватить замок приступом.
Лорд Эвендел не мог дольше сдерживать свое нетерпение. С несколькими