солдатами, составлявшими резерв и находившимися во внутреннем дворе замка,
он, хотя его рука висела на перевязи, бросился вперед, навстречу
повстанцам, всем своим видом и словами команды побуждая бойцов оказать
помощь товарищам. Борьба достигла теперь крайнего ожесточения. Узкая дорога
была забита повстанцами, рвавшимися вперед, чтобы поддержать своих,
бившихся впереди во главе с Берли. Солдаты, воодушевляемые голосом и
присутствием лорда Эвендела, дрались с неукротимой яростью. Их
малочисленность несколько возмещалась большей опытностью, а также тем
обстоятельством, что они располагались выше противника, - преимущество,
которое они отчаянно защищали, обороняясь пиками, алебардами, ударами
ружейных прикладов и палашей. Те, что оставались на стенах замка, старались
помочь товарищам, открывая огонь по противнику всякий раз, когда они могли
сделать это, не рискуя задеть своих. Те из стрелков, которые отличались
особою меткостью, рассыпавшись на холме, вели прицельный огонь по
защитникам, едва кто-нибудь из них показывался в просвете между зубцами
стен. Замок был окутан густыми клубами дыма, скалы оглашались криками
сражающихся. В этот решительный момент боя одно необыкновенное происшествие
едва не отдало Тиллитудлем в руки штурмующих.
Кадди Хедриг, наступавший вместе с отрядом Мортона, был отлично знаком
с каждой скалой и каждым кустом в окрестностях замка, так как не раз вместе
с Дженни Деннисон собирал тут орехи. Благодаря знанию местности он опередил
многих своих товарищей, подвергаясь меньшей опасности, чем они, и оказался
с тремя или четырьмя последовавшими за ним стрелками значительно ближе к
замку, чем все остальные. Кадди был достаточно храбрый парень, однако
никоим образом не принадлежал к числу тех, кто любит опасность ради
опасности или ради сопровождающей ее славы. Поэтому, продвигаясь вперед,
он, как говорится, не лез на рожон, то есть не подставлял себя огню
неприятеля. Напротив, он постарался отойти подальше от боевых действий и,
скосив линию подъема несколько влево, двигался в этом направлении до тех
пор, пока не вышел к заднему фасаду замка, где царила тишина и спокойствие,
так как повстанцы штурмовали укрепление с фронта. Рассчитывая на крутизну
пропасти, разверзавшейся возле стен, защитники не обратили на эту сторону
никакого внимания. Но здесь было все же одно известное Кадди окно,
принадлежавшее известной кладовой и находившееся на уровне известного
тисового дерева, росшего в глубокой расщелине скалы. Это была та самая
лазейка, через которую Дженни Деннисон выпустила из замка Гусенка Джибби,
когда он был послан в Чарнвуд с письмом от Эдит к майору Беллендену. В
былое время этим путем, вероятно, пользовались и для всяких других тайных
дел. Опираясь на карабин и поглядывая на окно, Кадди обернулся к одному из
своих товарищей и сказал:
- Это место я хорошо знаю; не раз помогал я Дженни Деннисон спускаться
через это окошко, а то и сам, бывало, лазил сюда вечерком побаловаться,
когда кончу пахать.
- А что мешает нам забраться туда сейчас? - спросил Кадди его
собеседник, смышленый и предприимчивый парень.
- Ничего не мешает, если это все, что нам надо, - ответил Кадди. - Ну,
а потом что бы мы стали делать?
- Захватили бы замок, вот что; нас пятеро или шестеро, а тут никого -
все солдаты на укреплениях у ворот.
- Раз так, то давайте, - сказал Кадди, - но только чур, чтобы ни одним
пальцем не трогать ни леди Маргарет, ни мисс Эдит, ни старого майора, ни,
Боже упаси, Дженни Деннисон, ни одной души, кроме солдат, а тех - хотите
казните, хотите милуйте, меня это не касается.
- Ладно, - ответил стрелок, - нам бы только туда попасть, а уж там мы
столкуемся.
Осторожно, словно он ступал по чему-то хрупкому, Кадди без особой
охоты начал подниматься по знакомой тропинке; он немного побаивался, не
зная, как его встретят, а кроме того, его мучила совесть, настойчиво
нашептывая, что он собирается недостойным образом отплатить за все милости
и покровительство, которые когда-то ему оказывала владелица Тиллитудлема.
Тем не менее он влез на дерево, а за ним один за другим и его товарищи.
Небольшое окно было когда-то забрано железной решеткой, но ее уже давно
разрушило время или вынули слуги, чтобы в случае надобности располагать
удобным проходом. Поэтому проникнуть в окно было делом несложным, если бы в
этот момент в кладовой никого не было. Это-то и хотел выяснить осторожный
Кадди, прежде чем сделать последний, и рискованный, шаг. Пока товарищи
подгоняли и бранили его, а сам он медлил и вытягивал шею, чтобы заглянуть
внутрь, голова его попалась в поле зрения Дженни Деннисон, забравшейся в
кладовую, как в наиболее безопасное место, и дожидавшейся в этом убежище
исхода борьбы. Увидев эту ужасную голову и испустив пронзительный крик, она
бросилась в смежную с кладовой кухню и, вне себя от страха, схватила горшок
с капустной похлебкой, который до начала боя собственными руками подвесила
над огнем, пообещав Тому Хеллидею приготовить для него завтрак.
Вооружившись этим горшком, Дженни возвратилась к окну кладовой и, возопив:
"Режут, режут! Караул! Помогите! Замок взят! Берегитесь! Вот тебе,
получай!" - с диким воплем опрокинула на бедного Кадди содержимое своего
кипящего горшка. И хотя в другое время и при других обстоятельствах блюдо,
приготовленное руками Дженни, несомненно было бы для него лакомым яством,
на этот раз оно могло бы навсегда избавить его от солдатчины, что и
случилось бы, если бы в тот момент, когда Дженни плеснула в него похлебкою,
он посмотрел вверх. К счастью, наш вояка, услышав вопли перепуганной
Дженни, не помышлял ни о чем другом, кроме поспешного отступления, и,
препираясь с товарищами, мешавшими ему в этом, опустил глаза; к тому же
стальная каска и куртка из буйволовой кожи, в прошлом принадлежавшие
Босуэлу и отличавшиеся прочностью, защитили его от большей части кипящей
похлебки. Впрочем, на его долю пришлось все же достаточно; пораженный болью
и испугом, он стремительно спрыгнул с дерева, опрокинув своих товарищей и
подвергнув явной опасности их руки и ноги, и, не слушая доводов, уговоров и
приказаний, во весь дух пустился по наиболее безопасной дороге к главным
силам повстанческой армии, и ни угрозы, ни убеждения не смогли бы заставить
его повторить атаку.
Что касается Дженни, то, облив голову одного из своих воздыхателей
яством, только что приготовленным ее пухлыми ручками для желудка другого,
она не почила на лаврах, а продолжала трубить сигналы тревоги, носясь по
замку и перечисляя истошным голосом все те преступления, которые законники
зовут уголовными, а именно: убийство, поджог, похищение и грабеж. Эти
ужасные крики вызвали такую тревогу и такое смятение внутри замка, что
майор Белленден и лорд Эвендел, опасаясь нападения с незащищенного тыла,
сочли за лучшее отвести сражавшихся у ворот и, оставив в руках повстанцев
внешние укрепления, сосредоточили силы защитников в самом замке. Солдаты
отступили в полном порядке, не тревожимые повстанцами, так как паника,
поднятая Кадди и его товарищами, вызвала среди осаждающих почти такой же
переполох, как крики Дженни у осажденных.
Ни те, ни другие до конца дня не делали больше попыток возобновить
бой. Потери повстанцев были очень значительны. Исходя из тех трудностей, с
которыми они столкнулись при овладении внешними, находившимися за пределами
замка, позициями, они поняли, что захват его приступом - дело почти
безнадежное. С другой стороны, положение осажденных было достаточно тяжелым
и не предвещало ничего хорошего. В бою они потеряли двух или трех убитыми и
нескольких человек ранеными, и хотя их потери были в количественном
отношении значительно меньше, чем у врага, оставившего на месте десятка два
убитых, все же, принимая во внимание малочисленность гарнизона, эта убыль
была для них очень чувствительной; вместе с тем отчаянные атаки мятежников
со всей очевидностью показали, что их вожди решили во что бы то ни стало
овладеть крепостью и что боевой пыл их подчиненных вполне соответствует
этим намерениям. Впрочем, наиболее страшным врагом гарнизона был угрожавший
ему голод, неизбежный и неотвратимый в случае правильной осады.
Распоряжения майора о доставке продовольствия были выполнены весьма
нерадиво; к тому же драгуны, несмотря на предупреждения и запреты,
истребляли провиант без зазрения совести. Поэтому майор с тяжелым сердцем
приказал тщательно охранять окно, едва не открывшее мятежникам доступа в
замок, равно как и все другие, которые могли быть использованы противником
для диверсии.
Глава XXVI
Король созвал
Цвет войска всей земли, ему подвластной.
"Генрих IV", ч. II.
Вечером того дня, когда происходили описанные в предыдущей главе
события, вожди пресвитерианского войска собрались на серьезное совещание.
Они не могли не заметить, что их подчиненные несколько приуныли в связи с
довольно значительными потерями, вырвавшими из их рядов, как всегда в таких
случаях, наиболее решительных и отважных. Можно было опасаться, что, если
они растратят свои силы и пыл на захват такой второстепенной крепости, как
Тиллитудлем, их войско постепенно растает и они упустят все преимущества,
которыми располагают благодаря замешательству правительства. Эти
соображения склонили их принять план, согласно которому основные силы
должны были выступить по направлению к Глазго, чтобы вытеснить из этого
города солдат королевской армии. Совет поручил осуществление этого замысла
Мортону и некоторым другим и назначил Берли командиром отряда из пятисот