- Моей властью, а также властью мистера Мортона, - отвечал Паундтекст,
который прежде всего хотел покрасоваться своим бесстрашием перед
единомышленником, уверенный, что тот окажет ему поддержку, а кроме того,
предпочитал скрестить оружие в богословском диспуте, где мог никого не
бояться, с лицом той же профессии, что и его собственная, чем вступать в
споры с мрачным убийцею Белфуром.
- А кто, брат мой, - спросил Тимпан, - кто уполномочил вас принимать
решения в таком важном деле?
- Самый характер осуществляемой нами деятельности, - ответил
Паундтекст, - даст нам власть вязать и развязывать. Если лорд Эвендел был
справедливо осужден на смерть голосом одного из нас, то можно не
сомневаться в законности отмены этого приговора, раз за нее выступили два
члена совета.
- Рассказывайте! - воскликнул Берли. - Нам известны побуждения,
которыми вы руководствовались. Вы хотели послать через этого шелковичного
червя, через эту расфранченную куклу, это ничтожество в золотом шитье,
которое именуется лордом, ваши условия мира; вы хотели, чтобы он вручил их
тирану.
- Да, это так, - сказал Мортон, заметив, что Паундтекст начинает
сдавать, не выдерживая грозного взгляда Берли, - да, это так; ну так что
же? По-вашему, нам следует ввергнуть народ в войну, которой не будет конца,
чтобы пытаться осуществить дикие, преступные и неосуществимые планы?
- Послушайте его, - сказал Берли, - он богохульствует.
- Неверно, - возразил Мортон, - богохульствуют те, кто уповает на
чудеса и не хочет использовать средства, которыми провидение благословило
людей. Повторяю: наша цель - заключение мира на приемлемых для всех и
почетных условиях, обеспечивающих свободу для наших верований и
неприкосновенность для нас. Мы не допустим, чтобы кто-либо навязывал нам
свои убеждения.
На этот раз спор, вероятно, принял бы еще более ожесточенный характер,
чем когда-либо прежде, если бы он не был внезапно прерван известием о том,
что герцог Монмут выступил из Эдинбурга в западном направлении и прошел уже
больше половины пути. Эти новости заставили на мгновение смолкнуть
спорящих. Совет постановил назначить на завтра день покаяния во искупление
грехов их несчастной страны; достопочтенному мистеру Паундтексту было
предложено выступить перед армией утром, а Гэбриелу Тимпану - после
полудня; ни тот, ни другой не должны были затрагивать разногласий в
религиозных воззрениях; им предписывалось воодушевить воинов стоять не на
живот, а на смерть, сражаясь дружно рука об руку, как подобает братьям, за
правое дело. После того как совет принял это спасительное в данных условиях
постановление, представители умеренной партии рискнули внести еще одно
предложение, надеясь на то, что оно встретит поддержку Лонгкейла, который,
услышав вести о продвижении королевских войск, стал белый как полотно и
начал, видимо, снова склоняться к умеренности. Обосновывая это предложение,
они указали на то, что король доверил командование войсками не их
угнетателям, а вельможе, известному мягкостью своего характера и
благожелательным отношением к делу пресвитериан, вследствие чего можно
предполагать, что правительство намерено действовать с меньшей суровостью,
нежели та, которую они на себе испытали. Ввиду этого было бы не только
разумным, но и существенно необходимым выяснить непосредственно у самого
герцога, нет ли у него каких-нибудь секретных инструкций в их пользу, а это
можно сделать только в том случае, если для переговоров с герцогом будет
послан специальный уполномоченный.
- Но кто же возьмет на себя эту задачу? - спросил Берли, не решаясь
открыто выступить против столь благоразумного предложения. - Кто отважится
отправиться во вражеский стан, зная заранее, что в отмщение за смерть
своего молодого племянника Джон Грэм Клеверхауз поклялся повесить всякого,
кто прибудет к ним в лагерь?
- Это не должно быть препятствием, - сказал Мортон, - я готов рискнуть
и взять на себя это дело.
- Пусть едет, - шепнул Белфур Мак-Брайеру, - по крайней мере, мы
избавимся от него на наших советах.
Проект Мортона и Паундтекста не встретил, таким образом,
противодействия тех, кто мог особенно яростно на него ополчиться. Было
решено, что Генри Мортон отправится в лагерь герцога Монмута с целью
выяснения тех условий, на которых повстанцы могут начать переговоры о мире.
Как только стало известно о возложенном на Мортона поручении, к нему
началось паломничество приверженцев умеренной партии, которые настойчиво
просили его придерживаться условий, переданных через лорда Эвендела. Надо
сказать, что приближение королевской армии посеяло всеобщий страх и
смятение. Бахвальство камеронцев, не имевшее никаких оснований, кроме их
упрямого фанатизма, конечно, никого не могло успокоить. Сопровождаемый
этими наставлениями и своим верным Кадди, Мортон пустился в путь к лагерю
герцога Монмута, навстречу опасностям, грозящим парламентеру в пылу
гражданских раздоров.
Проехав каких-нибудь шесть-семь миль, Мортон обнаружил, что еще
немного, и он наскочит на передовые части противника; и действительно,
поднявшись на возвышенность, он увидел, что все дороги забиты солдатами,
идущими в образцовом порядке по направлению к Босуэл-муру - обширному
выгону, где они предполагали заночевать, на расстоянии около двух миль от
Клайда, на противоположном берегу которого стояли повстанцы. Увидев разъезд
вражеской кавалерии, Мортон пустился навстречу всадникам и объявил, что он
парламентер от повстанцев и просит проводить его к герцогу Монмуту.
Сержант, возглавлявший отряд, поспешил сообщить о прибытии парламентера
своему командиру, тот послал донесение по команде, и к месту, где находился
Мортон, поспешно выехали два офицера.
- Вы зря теряете время, любезный, и, кроме того, рискуете жизнью, -
сказал один из них, обращаясь к Мортону, - герцог Монмут не станет
выслушивать условия от изменников, выступивших с оружием против законных
властей; к тому же учиненные вами зверства вопиют о возмездии. Лучше
поворачивайте коня и поберегите его сегодня, чтобы он смог послужить вам
как следует завтра.
- Но я не могу поверить, - сказал Мортон, - чтобы герцог Монмут, даже
если он рассматривает нас как преступников, обрек на смерть такое множество
своих ближних, не выслушав их жалоб и требований. Лично я за себя не боюсь.
Я знаю, что не поощрял и не допускал никаких жестокостей, и боязнь ответить
за злодейства других не может мне мешать исполнить мой долг.
Офицеры переглянулись.
- Уж не тот ли это молодой человек, о котором говорил лорд Эвендел, -
сказал офицер, который был помоложе.
- А лорд Эвендел здесь? - спросил Мортон.
- Нет, - сказал офицер, - мы оставили его в Эдинбурге; он еще не
поправился и не смог поэтому выступить с нами в поход. Вас зовут, если не
сшибаюсь, Генри Мортон?
- Совершенно верно.
- Мы не станем препятствовать вашему свиданию с герцогом, сударь, -
сказал офицер гораздо вежливее, чем прежде, - но вы должны быть готовы к
тому, что это решительно ничего не изменит; его светлость благожелательно
настроен по отношению к вашим, но те, кто разделяет с ним власть, едва ли
согласятся на какие-нибудь поблажки.
- Я буду глубоко огорчен, если ваши слова оправдаются, - отозвался
Мортон, - однако мой долг велит настаивать на свидании с его светлостью.
- Лэмли, - сказал старший из офицеров, - сообщите герцогу о прибытии
мистера Мортона и напомните его светлости, что это тот джентльмен, о
котором так уважительно говорил лорд Эвендел.
Офицер возвратился с ответом, что генерал не располагает возможностью
встретиться с Мортоном вечером, но примет его завтра утром. Его поместили
на ночь в ближайшей хижине, снабдили всем необходимым и были с ним
чрезвычайно предупредительны и любезны. Рано утром за ним явился уже
знакомый офицер, чтобы проводить на аудиенцию к герцогу.
Армия уже снялась с бивака и в этот момент выстраивалась колоннами для
похода или, может быть, для атаки на противника. Герцог находился в центре
боевого порядка, примерно в миле от того места, где Мортон провел минувшую
ночь. По пути к генералу он имел возможность прикинуть в уме численность и
мощь этой армии, собранной для подавления неожиданно разразившегося и плохо
организованного восстания. Тут было три-четыре полка англичан, составлявших
цвет армии Карла II, были шотландские лейб-гвардейцы, жаждавшие отомстить
за свое недавнее поражение, и другие полки регулярной шотландской армии, и
многочисленные кавалерийские части, набранные из землевладельцев,
добровольно вступивших в армию, и из вассалов короны, обязанных королю
военною службой. Мортон, кроме того, заметил и несколько сильных отрядов
горцев, спустившихся со своих гор из районов близ границ Нижней Шотландии
и, как мы уже говорили, в такой же мере ненавидевших западных вигов, в
какой последние ненавидели и презирали их. Они выступили под
предводительством своих вождей и составляли особое подразделение этого
грозного войска. Большой парк полевой артиллерии сопровождал королевскую
армию. Все вместе имело настолько внушительный вид, что, казалось, одно
лишь чудо может спасти плохо вооруженное, случайное и недисциплинированное
войско повстанцев от страшного и окончательного разгрома. Офицер,
сопровождавший Мортона, старался по его взглядам выяснить, какое
впечатление произвело на него это великолепное и грозное зрелище боевой
мощи. Но, храня верность делу, которому он себя посвятил, Мортон умело
скрывал охватившее его беспокойство и смотрел вокруг себя с таким
безразличным видом, словно во всем этом для него не было ничего