приказанию пушки, обстреливавшие до этого времени главные силы
пресвитериан, были повернуты против защитников моста. Но громоздкие и
неповоротливые орудия, действовавшие в те времена гораздо медленнее, чем
теперь, не нанесли ожидаемого урона противнику и даже не устрашили его.
Повстанцы, прячась в рощицах на берегу или в уже упоминавшихся нами домах,
стреляли из-за укрытия, тогда как роялисты благодаря мерам
предосторожности, принятым Мортоном, были открыты вражеским выстрелам.
Нападавшие так долго топтались на месте и встретили настолько упорное
сопротивление, что их генералы начали сомневаться в конечном успехе. В этот
момент Монмут соскочил с коня и, собрав гвардейцев, повел их снова в
отчаянную атаку. За ним тотчас последовал Дэлзэл, который стал во главе
отряда ленокских горцев, бросившихся вперед с устрашающим криком
"Лох-слой"*. У защитников моста стал ощущаться недостаток в пулях и порохе.
Тщетно посылали они гонца за гонцом к главным силам пресвитерианской армии,
стоявшим в бездействии в тылу на открытом поле, сначала требуя, потом
умоляя о высылке подкреплений и столь необходимых им боевых припасов.
Страх, оцепенение и разброд достигли здесь такого предела, что, в то время
как передовая позиция, от которой зависело их собственное спасение,
настоятельно нуждалась в немедленной помощи, не нашлось никого, кто был бы
способен распорядиться или хотя бы повиноваться приказу.
______________
* Это был девиз или боевой клич клана Мак-Фарленов. Так называлось
озеро близ горловины Лох-Ломонда, в самом центре их давних владений на
берегу этого чудесного внутреннего моря. (Прим. автора.)
По мере того как ослабевал огонь защитников моста, усиливался огонь
нападавших, наносивший большие потери повстанцам.
Воодушевляемые примером и увещанием своих генералов, солдаты овладели
частью моста и начали разбирать устроенную у ворот баррикаду. Ворота были
разбиты; бревна, стволы деревьев и другие подручные материалы, пошедшие на
ее постройку, растащены и сброшены в реку. Это было сделано, впрочем, не
без противодействия пресвитериан. Мортон и Берли бились впереди своих
воинов, призывая их встретить пиками и алебардами штыки гвардейцев и палаши
горцев: Но те, что шли за вождями, начали пугаться этого неравного боя; они
уходили по одному или по двое, по трое в распоряжение главных сил. Напором
вражеской колонны, пробивавшей себе путь оружием, оставшиеся были вытеснены
с моста. Теперь, когда освободился проход, противник сплошною массой
устремился в него. Однако мост был узким и длинным, что затрудняло
переправу большого количества войск и делало ее опасной. Тем, кто первыми
прошли по мосту, оставалось еще овладеть домами, из окон которых
ковенантеры продолжали вести огонь. В этот критический момент Берли и
Мортон оказались рядом.
- Еще есть время, - сказал первый, - прежде чем они успеют
построиться, бросить на них кавалерию; с Божьей помощью мы могли бы отбить
у них мост; итак, торопись привести сюда конницу, а я тем временем
продержусь с этими уставшими, но стойкими людьми.
Мортон понял значение этого плана и, вскочив на коня, которого Кадди
держал наготове в кустарнике, помчался к кавалерийскому отряду, состоявшему
сплошь из одних камеронцев. Не успел он еще объяснить, с какою целью к ним
прибыл, как его встретили восклицаниями.
- Он спасается бегством! - кричали повстанцы. - Трусливый предатель
бежит, как олень от охотников, он покинул посреди сечи нашего храброго
Берли, он оставил его в неравном бою!
- Я не бегу, - воскликнул Мортон. - Вы же видите, что я не бегу. Я
прибыл за вами, чтобы повести вас в атаку. Вперед, смелее, мы еще сумеем
отбить мост.
- Не трогайтесь с места, не трогайтесь! - раздались громкие крики в
рядах. - Он предал нас врагу!
Пока Мортон настаивал, увещевал и тщетно приказывал последовать за
собой, благоприятный момент был упущен. И после того как въезд на мост и
все его оборонительные сооружения были захвачены противником, Берли и его
люди начали отходить к главным силам; их поспешное отступление не могло,
разумеется, вселить в остальных веру в свои силы, чего им очень
недоставало.
Между тем королевские войска беспрепятственно переправились по мосту и
строились в боевую линию перед ним. Клеверхауз, следивший за ходом боя с
противоположного берега, словно ястреб, замерший на скале и выжидающий,
когда можно будет ринуться на добычу, выбрав подходящий момент, во главе
своей кавалерии перешел на рысях через мост; проведя эскадроны частью через
интервалы следующей в боевом порядке пехоты, частью обогнув ее с обеих
сторон, он построил их на обширном и равном поле и тотчас же понесся с
основной массой всадников на ковенантеров, атакуя их с фронта, тогда как
два других конных отряда угрожали их флангам. Армия пресвитериан пребывала
в таком состоянии, что одна лишь угроза атаки должна была неизбежно
породить панику. Повстанцы пали духом и лишились остатка мужества; они не
могли устоять перед конной атакой и всеми ее ужасами, поражающими
одновременно и зрение и слух: несущимися во весь опор лошадьми,
сотрясающейся под их копытами землей, сверканием обнаженных клинков,
развевающимися от встречного ветра плюмажами и дикими воплями всадников.
Передние ряды повстанцев открыли беспорядочный и редкий огонь, но задние,
не дожидаясь, пока на них налетит конница, покинули строй и бросились
спасаться бегством. Меньше чем через пять минут их настигли кавалеристы,
нещадно коловшие и рубившие беглецов. Покрывая шум битвы, гремел голос
Клеверхауза, кричавшего своим лейб-гвардейцам: "Бейте их, бейте! Никакой
пощады, помните о Ричарде Грэме!" Драгуны - многие из них принимали участие
в неудачной битве при Лоудон-хилле - не нуждались в призывах к отмщению,
тем более что они могли упиваться им почти безо всякой опасности для себя.
Их палаши вдоволь напились крови беглецов, не оказывающих им сопротивления.
В ответ на мольбы о пощаде раздавались лишь крики, которыми преследовавшие
сопровождали наносимые им удары. Поле боя представляло собой страшную
картину резни, бегства и преследования.
Около тысячи двухсот повстанцев, стоявших отдельно от главных сил,
несколько в стороне от них, и не подвергнувшихся поэтому кавалерийской
атаке, побросали оружие и сдались на милость победителя при приближении
герцога Монмута во главе больших сил пехоты. Этот великодушный вельможа
даровал им пощаду, о которой они молили. Носясь на своем быстром, как
вихрь, коне по всему полю битвы, он уговаривал солдат прекратить резню с
такой же настойчивостью, с какою недавно увещевал их идти в бой, чтобы
добиться победы. Выполняя это гуманное дело, он столкнулся с генералом
Дэлзэлом, призывавшим свирепых горцев и волонтеров королевского ополчения
показать свою преданность королю и отчизне, заливая пламя мятежа кровью
мятежников.
- Вложите шпагу в ножны, я требую этого, генерал! - воскликнул герцог.
- Велите трубить отбой. Довольно кровопролития, пощадите введенных в
заблуждение подданных короля!
- Повинуюсь вашей светлости, - сказал старый вояка, вытирая свою
окровавленную шпагу и вкладывая ее в ножны, - но вместе с тем считаю нужным
предупредить, что сделано далеко не все, чтобы устрашить этих бесноватых
мятежников. Известно ли вашей светлости, что Бэзил Олифант собрал сельских
дворян и состоятельных фермеров с запада и собирается идти на соединение с
ними?
- Бэзил Олифант? - переспросил герцог. - Кто он и что собой
представляет?
- Ближайший наследник по мужской линии последнего графа Торвуда. Он
недоволен правительством потому, что оно отвергло его притязания на
имущество, оставленное покойным графом, вопреки порядку наследования, леди
Маргарет Белленден. Я думаю, что он надеется получить от мятежников
выскользнувшее из его рук наследство.
- Каковы бы ни были его побуждения, - ответил Монмут, - ему придется
распустить свою банду, так как армия повстанцев разбита наголову и больше
собраться не сможет. Итак, кончайте преследование.
- Это дело вашей светлости - приказывать и отвечать за свои
приказания, - ответил Дэлзэл и против воли отдал распоряжение прекратить
преследование мятежников.
Однако горячий и мстительный Клеверхауз был уже далеко и не слышал
сигнала отбоя; он продолжал во главе своих лейб-гвардейцев безостановочное
и кровавое преследование повстанцев, разгоняя и рубя всех, кого только ему
и его солдатам удавалось настигнуть.
Волна беглецов увлекла с поля боя и Берли и Мортона. Они попытались
оборонять улицы Гамильтона, но пока они силились остановить бегущих и
заставить их сражаться, кто-то прострелил Берли правую руку.
- Отсохни рука у того негодяя, кто произвел этот выстрел! - воскликнул
Берли, когда палаш, которым он размахивал над головой, беспомощно повис у
него сбоку. - Я не могу больше сражаться*.
______________
* Этот эпизод и восклицание Берли заимствованы из хроник. (Прим.
автора.)
Затем, повернув коня, он выбрался из этой сумятицы. Мортон,
убедившись, что, если он не откажется от своих тщетных попыток остановить
беглецов, его неминуемо ждет или смерть или плен, последовав за верным
Кадди, пробился сквозь толпу и, так как он был на хорошем коне, перескочил
через несколько изгородей и оказался в открытом поле.
Достигнув первой возвышенности, они остановили коней и, оглянувшись,
увидели, что вся окрестность полна спасающихся от погони мятежников и
преследующих их лейб-гвардейцев; дикие вопли и улюлюканье этих последних,
когда они расстреливали пленных, смешивались с криками и стонами жертв.