опасности, и притом при посредстве тех, кто еще так недавно казался ему
наиболее страшным и беспощадным врагом. Он также истово помолился, прося
Господа наставлять его и руководить им, ибо времена наступили такие, когда
отовсюду грозят опасности и когда так легко впасть в заблуждение. Успокоив
свою душу в молитве к Всевышнему, он отдался сну, в котором очень нуждался.
Глава XXXV
Юристы сошлись, обвиненье готово.
И суд на местах, - ужасающий вид.
"Опера нищих"
После волнений и потрясений минувшего дня Мортон спал до того крепко,
что с трудом вспомнил, где он находится, когда его разбудил топот коней,
грубые голоса солдат и резкие звуки труб, играющих зорю. Сейчас вслед за
этим пришел сержант, который очень вежливо сообщил, что генерал (Клеверхауз
недавно получил этот чин) почтет для себя удовольствием иметь его своим
спутником. В известных обстоятельствах учтивое приглашение есть приказ, и
Мортон понял слова сержанта именно в таком смысле. Он поторопился одеться и
вышел во двор, найдя своего коня под седлом и верного Кадди у стремени. У
него и у Кадди были отобраны пистолеты, но в остальном они ничем не
походили на пленных. Мортону к тому же было разрешено остаться при шпаге,
ношение которой в те времена служило отличительным признаком дворянского
звания. Клеверхауз с видимым удовольствием ехал бок о бок с Мортоном,
беседуя с ним и ставя его в тупик всякий раз, когда тот начинал уже думать,
что по-настоящему понял его характер. Изящество и учтивость его манер,
возвышенные и рыцарские представления о служении воина, способность
проникать в самую душу людей - все это изумляло и восхищало всякого, кому
приходилось с ним сталкиваться; с другой стороны, холодно-безразличное
отношение к произволу и жестокости военных властей казалось несовместимым с
его качествами общительного и даже любезного светского человека. Мортон не
мог удержаться, чтобы не сопоставить его про себя с Белфуром Берли, и эта
мысль так его захватила, что он позволил себе высказать ее вслух, когда они
оказались наедине, несколько впереди остального отряда.
- Вы правы, - сказал Клеверхауз, усмехаясь, - вы совершенно правы - мы
оба фанатики; но между фанатизмом в вопросах чести и фанатизмом в мрачных и
темных суевериях существует различие.
- Но ведь вы оба проливаете кровь, не зная ни пощады, ни угрызений
совести, - не сдержавшись, сказал Мортон.
- Конечно, - ответил Клеверхауз так же спокойно, - все дело в том,
какую кровь каждый из нас проливает. Существует различие, смею думать,
между кровью просвещенных и почтенных прелатов, образованных людей, храбрых
солдат и благородных дворян, с одной стороны, и красной жижицей,
застоявшейся в жилах этих распевающих псалмы заводных кукол, сумасшедших
демагогов и тупых мужланов. Короче говоря, вовсе не все равно, прольете ли
вы бутылку благородного, выдержанного вина или выплеснете кружку
отвратительного, мутного эля.
- Ваше разграничение слишком тонко для моего понимания, - ответил
Мортон. - Всякая искорка жизни - от Бога: и та, что теплится в мужике, и
та, что теплится в государе; и кто расточительно и бессмысленно уничтожает
созданное руками Господними, тот должен, во всяком случае, отвечать за свои
действия. Например, почему генерал Крэм сейчас отнесся ко мне более
снисходительно, чем тогда, когда мы встретились с ним впервые?
- Почему, хотите сказать, вы избежали расстрела? - ответил Клеверхауз.
- Извольте, отвечу вам с полной откровенностью. В прошлый раз я знал только
одно, а именно, что имею дело с сыном круглоголового бунтовщика и
племянником скаредного мелкого землевладельца-пресвитерианина. Теперь я
знаю вас значительно лучше: в вас есть кое-что из тех качеств, которые я
уважаю и в друге и в недруге. Со времени нашей встречи у леди Маргарет в
замке я узнал о вас много нового, и, вы, надо полагать, убедились, что мои
осведомители были благожелательны к вам.
- И все же... - сказал Мортон.
- И все же, - прервал его Клеверхауз, угадывая ход его мыслей, - вы
хотите сказать, что и теперь вы совершенно такой же, как тогда, когда я
впервые вас видел? Это верно; но откуда мне было вас знать? Хотя, строго
говоря, даже мое нежелание отложить вашу казнь показывает, насколько высоко
я уже тогда оценивал ваши способности.
- Неужели, генерал, - отозвался Мортон, - вы надеетесь на мою
признательность за подобные знаки высокого уважения?
- Ну, ну, вы придира, - ответил, смеясь, Клеверхауз. - Я хотел
сказать, что считал вас совершенно иным, чем вы оказались в
действительности. Читали ли вы когда-нибудь Фруассара?
- Нет, - ответил Мортон.
- Я, пожалуй, не прочь, - сказал Клеверхауз, - упрятать вас месяцев на
шесть в тюрьму, чтобы доставить вам удовольствие познакомиться с этим
писателем. Его проза заражает меня большим пылом, чем любое поэтическое
произведение. Благородный каноник! С какой подлинно рыцарской сдержанностью
выражает он в прекрасных словах скорбь о храбром и знатном воине, гибель
которого не могла не печалить, так он был предан своему королю, благочестив
в чистоте своего сердца, отважен в борьбе с врагами и верен своей
возлюбленной! И он готов оплакивать гибель подобного перла, такого рыцаря
среди рыцарей, независимо от того, принадлежит ли он к тому же стану, что
сам Фруассар, или находится среди врагов! И вместе с тем этот пытливый и
высокородный хронист совершенно равнодушно повествует о том, что там-то и
там-то стерто с лица земли несколько сот подлого мужичья, созданного, чтобы
весь свой век пахать эту землю; он относится к этому столь же бесстрастно
или, быть может, еще бесстрастнее, чем Джон Грэм Клеверхауз.
- Кстати, в вашей власти, генерал, один пахарь, - сказал Мортон, - и
за него, несмотря на все ваше презрение к его роду занятий, который, по
мнению некоторых философов, не менее полезен для человечества, чем
профессия воина, я смиренно пред вами ходатайствую.
- Вы имеете в виду, - сказал Клеверхауз, заглядывая в памятную книжку,
- некоего Хетрика, Хеддерика или, погодите, Хедрига. Да, да... Кутберт, или
Кадди, Хедриг, вот он где у меня. О, не беспокойтесь за него, только пусть
он ведет себя как полагается. Леди из Тиллитудлема недавно уже просила о
нем. Их служанка, кажется, выходит за него замуж. Он отделается совсем
легко, если только его упрямство не помешает ему.
- Он, по-видимому, не притязает на мученический венец, - сказал
Мортон.
- Тем лучше для него, - заметил Клеверхауз, - но, помимо того, если бы
даже этому парню пришлось отвечать за более серьезные преступления, я все
же не оставил бы его своею заботой, принимая во внимание безумную
храбрость, с какою он бросился вчера вечером в наши ряды, моля прийти к вам
на помощь. А мое правило не покидать человека, проникшегося ко мне
безотчетным доверием. Но, говоря по правде, он уже давно у нас на заметке.
Хеллидей, подай-ка нашу черную книгу.
Сержант передал своему командиру этот печальной памяти список, в
котором в алфавитном порядке были перечислены неблагонадежные лица. Листая
черную книгу, Клеверхауз называл попадавшиеся ему имена.
- Гамблгампшен, священник, пятидесяти лет отроду, принял индульгенцию,
замкнутый, скрытный и так далее. Так, так... Ага, вот он здесь...
Хартеркэт, объявлен вне закона, проповедник, ревностный камеронец,
устраивает сборища среди Кэмпсийских холмов... А, вот наконец и он! Хедриг
Кутберт; его мать - пуританка чистой воды, сам он - простой и бесхитростный
парень, отважный и деятельный, но не слишком скор на выдумку; руки лучше,
чем голова, может быть обращен на путь истинный, но из-за своей
привязанности к... (Здесь Клеверхауз посмотрел на Мортона, захлопнул книгу
и переменил тон.) Верный и преданный - эти слова для меня значат многое.
Можете о нем не заботиться, с ним все обойдется благополучно.
- И с такою душой, как ваша, - сказал Мортон, - вам не претит
прибегать к средствам мелочной слежки за неизвестными вам людьми?
- Уж не думаете ли вы, что мы сами занимаемся этим? - высокомерно
спросил Клеверхауз. - Это священники ради собственных целей собирают для
себя материалы, чтобы управлять своей паствой, они отлично знают всякую
паршивую овцу в своем стаде. А знаете ли вы, что я уже целых три года
располагаю сведениями о вас?
- В самом деле? - спросил Мортон. - Не разрешите ли ознакомиться с
ними?
- Охотно, - сказал Клеверхауз, - теперь это не имеет значения, ведь вы
не сможете отомстить священнику, поскольку вам, вероятно, придется покинуть
на некоторое время Шотландию.
Это было произнесено тоном полного безразличия. Услышав слова,
возвещавшие ему изгнание, Мортон невольно содрогнулся в душе, но, прежде
чем он успел собраться с мыслями, Клеверхауз начал читать: "Генри Мортон,
сын Сайлеса Мортона, полковника кавалерии шотландского парламента,
племянник и прямой наследник Мортона из Милнвуда; образование получил
поверхностное, но умен и решителен не по летам; отличается во всех телесных
упражнениях; относится с безразличием к формам религии, однако склоняется,
очевидно, к пресвитерианству; разделяет далеко идущие и опасные взгляды на
свободу мысли и слова, представляя собой нечто среднее между
свободомыслящим и фанатиком. Вызывает восхищение и пользуется влиянием
среди сверстников; скромный, тихий, сдержанный, но в душе исключительно
смел и непреклонен. Он..." Здесь следуют три красных креста, мистер Мортон,
что значит: трижды опасен. Теперь вы видите, насколько важною персоною вас
считают... Но что нужно от меня этому парню? В этот момент к ним
приблизился всадник и вручил Клеверхаузу письмо. Пробежав его быстро
глазами, он презрительно усмехнулся и велел гонцу передать своему