благодать*. Разумейте, правовернии, как трие отроцы, ради своего страдания, в царстве, по всей поднебесней величаются, а Новходоносор уничижается. Сие дело предлежит во образ за хотящих наследовати спасение.
Не покланяйся и ты, рабе Божий, неподобным образом, писанным по немецкому преданию, якоже и трие отроки в Вавилоне телу златому, поставленному на поле Дейре. Толсто же телищо-то тогда было и велико, что нынешние образы, писанные по-немецкому! Да и много же у них изменение тово во иконах тех: власы расчесаны, и ризы изменны, и сложение перстов — малакса. Вместо Христова знамения — малаксу погубную целуй! Знаешь ли, что я говорю? А то руку ту раскорякаю тою пишут. Не умори, не целуй ея, то антихристова печать*. Плюнь на нея; привяжется дурная мысль. Буде образа подобна написана не прилучится: и ты на небо, на восток, кланяйся, а таким образом не кланяйся. Посем мир вам от нас и благословение. Я, грешной протопоп Аввакум, со отцы и братиею о Христе Исусе, вам светом, всякому верному, попремногу челом бьем. Молитеся о нас, а мы должны о вас. Богу нашему слава о всем, аминь.
БЕСЕДА ПЯТАЯ
[О внешней мудрости]
...Альманашники, и звездочетцы, и вси зодейшики познали Бога внешнею хитростию, и не яко Бога почтоша и прославиша, но осуетишася своими умышленьми, уподоблятися Богу своею мудростию начинающе, якоже первый блядивый Неврод*, и по нем Зевес прелагатай, блудодей, и Ермис* пияница, и Артемида любодеица*, о них же Гронограф и вси кронники свидетельствуют*; таже по них бывше Платон и Пифагор, Аристотель* и Диоген*, Иппократ* и Галин*: вси сии мудри быша и во ад
угодиша, достигоша с сатаною разумом своим небесных твердей, и звездное течение поразумевше, и оттоле пошествие и движение смотрях небесного круга, гадающе к людской жизни века сего,— настоящей, или тщету, или гобзование,— и тою мудростию своею уподобляхуся Богу, мнящеся вся знати. Якоже древле рече диавол: «поставлю престол мой на небеси и буду подобен вышнему»*, тако и тии глаголют; «мы разумеем небесная и земная, и кто нам подобен!» И взимахуся блядины дети выше облак,— слово в слово, яко и сатана древле.
Сего ради отверже их Бог: благоизволил буйством апостольским спасти хотящих наследовати спасение. Вси христиане от апостол и отец святых научени быша смирению, и кротости, и любви нелицемерной; с верою непорочною, и постом, и со смиренною мудростию, живуще в трезвости, достигают не мудрости внешния,— поразумевати и луннаго течения,— но на самое небо восходят смирением ко престолу царя славы, со ангелы сподоблятися славити Бога; души их во благих водворяются, а телеса их на земли нетлении быша и есть. Виждь, гордоусец и альманашник, твой Платон и Пифагор: тако их же, яко свиней, вши съели, и память их с шумом погибе, гордости их и уподобления ради к Богу. Многи же святии смирения ради и долготерпения от Бога прославившася и по смерти обоготворени быша, понеже и телеса их являют в них живущую благодать Господню, чюдесьми и знаменьми яко солнце повсюду сияют.
Виждь, безумной зодийшик, свою богопротивную гордость, каковы плоды приносите Богу и творцу всех, Христу; токмо насыщатися, и упиватися, и баб блудить ваше дело. Прости — не судя глаголю, к слову прилучилося. Не ваше то дело, но бесовское научение. Плакати о вас подобает, а не ругати: понеже плоть от плоти нашея и кость от костей наших, тела нашего и уды отчасти. Увы, отцы и братия наша! Увы, чада и друзи! Увы, приятели и сродство! Уже бо разлучишася от святых зде и в будущем веце. Како о вас не плакать? Плачю, рече, яко взял вас живых диавол и не вем, где положити хощет: яве есть, сводит в преглубокий тартар и огню негасимому снедь устрояет. Посмотритко на рожу ту, на брюхо то, ннкониян окаянный,— толст ведь ты! Как в дверь небесную вместится хощешь! Узка бо есть и тесен и прискорбен путь, вводяй в живот. Нужно бо есть царство небесное и нужницы восхищают е, а не толстобрюхие. Воззри на святые иконы и виждь угодившия Богу, како добрыя изуграфы подобие их описуют: лице, и руце, и нозе, и вся чувства тончава и измождала от поста, и труда, и всякий им находящия скорби. А вы ныне подобие их переменили, пишите таковых же, якоже вы сами: толстобрюхих, толсторожих и ноги и руки яко стульцы. И у кажного святаго,— спаси Бог-су вас,— выправили вы у них морщины те, у бедных: сами оне в животе своем не догадалися так сделать, как вы их учинили! Помните ли? — на сонмице той лукавой, пред патриархами теми вселенскими*, говорите мне, Иларион и Павел*: «Аввакум милой, не упрямься, что ты на руских святых указываешь, глупы наши святые были и грамоте не умели, чему им верить!» Помните, чаю, не забыли,— как я бранить стал, а вы меня бить стали. Разумныи!11 Мудрены со дьяволом!
Нечего рассуждать. Да нечева у вас и послушать доброму человеку: все говорите, как продавать, как куповать, как есть, как пить, как баб блудить, как робят в олтаре за афедрон хватать. А иное мне и молвить тово сором, что вы делаете: знаю все ваше злохитрство, собаки, бляди, митрополиты, архиепископы, никонияна, воры, прелагатаи, другия немцы руския. Святых образы изменили и вся церковныя уставы и поступки: да еще бо християном милым не горько было! Он, мой бедной, мается шесть-ту дней на трудах, а в день воскресной прибежит во церковь помолити Бога и труды своя освятити: ано и послушать нечего — по-латыне поют, плясавицы скоморошьи! Да еще бы в огонь християнин не шел! Сгорят-су
11 В других списках: разумные свиньи ГБЛ, собр. .Егорова,
все о Христе Исусе, а вас, собак, не послушают. Да и надобно так правоверным всем: то наша и вечная похвала, что за Христа своего и святых отец предания сгореть, да и в будущем вечно живи будем, о Христе Исусе, Господе нашем, ему же слава ныне, и присно, и во веки веком, аминь.
ИЗ БЕСЕДЫ ВОСЬМОЙ [Об Аврааме]
«О МЕЛХИСЕДЕКЕ»
...Сей Мелхиседек сын царев, отец его именем Мелхил, мати Салима, брат Мелхил же. Отец же его любляше брата его Мелхила, а мати его любляше Мелхиседека. И восхоте отец его, Мелхиседека, на жертву богам принести; мати же плакаше о нем и глагола мужу своему: метнем жребия о чадех наших и по жребию на жертву Богом возложим. И паде жребий на Мелхила, к пожрению сотвориша велие торжество, и инии чад своих с царевичем уготовиша на жертву великую. А скота, овец и быков и прочих, и масла, и круп, числа нет. Все царство их снидеся на празднество се. Мелхиседек же отъиде в гору, в чащу леса, и моляшеся Господу Богу небесному с воплем крепким, да пожрет земля отца его и матерь, и брата, и всех, жертву творящих истуканным Богом.
Бог же с небесе услышав его молитву, повеле расступитися земле и пожре их и грады и царство все. Оста един Мелхиседек в горе, не имый отца и матери, ни причта роду, уподоблен Сыну Божию: напоследок Господь наш воссия на земли от девы, не имый отца на земли, а на небеси без матери,— здесь без отца родися, а на небеси без матери; прежде век вечных из чрева от Отца родися, не имать начала днём, ни животу конца, по чину Мелхиседекову царь и священник пребывает во веки. Не якоже в Моисееве законе кровию козлию, и тельчею жертвы приношахуся о гресех на всяк день, но единою Христос себя принесе в жертву Отцу Своему, и освятив нас кровию своею и сыны света сотвори, и наследники царствию небесному. На што нам лутче тово? Сыны Божия стали верующии во Христа! А никонияна сыны дияволи: понеже не любят Христа и божественнаго его креста. Сей Мелхиседек, живый в чащи леса того, в горе сей Фаворской, седмь лет ядый вершие древес, а вместо пития росу лизаше*, прямой был священник, не искал ренских, и романей, и водок, и вин процеженных, и пива с кордомоном, и медов малиновых, и вишневых, и белых розных крепких.
Друг мой Иларион*, архиепископ Рязанской. Видишь ли, как Мелхиседек жил? На вороных в каретах не тешился, ездя! Да еще был царские породы. А ты хто? Воспомяни-тко, Яковлевич, попенок! В карету сядет, растопырится, что пузырь на воде, сидя на подушке, расчесав волосы, что девка, да едет, выставя рожу, по площади, чтобы черницы-ворухи унеятки любили. Ох, ох, бедной! Некому по тебе плакать! Недостоин суть век твой весь Макарьевскаго монастыря единыя нощи. Помнишь, как на комарах тех стояно на молитве? Явно ослепил тебя диявол! Где ты ум-от дел? Столько добра и трудов погубил! На Павла митрополита что глядишь? Тот не живал духовно*,— блинами все торговал, да оладьями, да как учинился попенком, так по боярским дворам блюдолизить научился: не видал и не знает духовнаго тово жития. А ты, мила голова, нарочит бывал и бесов молитвою прогонял. Помнишь, камением тем в тебя бросали на Лыскове том у мужика того, как я к тебе приезжал! А ныне уж содружился ты с бесами теми, мирно живешь, в карете с тобою же ездят и в соборную церковь и вверх к царю под руки тебя водят, любим бо еси им. Как им тебя не любить? Столько християн прижег и пригубил злым царю наговором, еще же и учением своим льстивым и пагубным многих неискусных во ад сведе! Никто же ин от властей, якоже ты, ухищрением басней своих и пронырством царя льстишь и люди Божия губишь. Да воздаст ти Господь по делом твоим в день страшнаго суда!
Полно мне говорить. Хощу от вас ныне терпеть. Якоже образ нам даде Христос, терпя от жидов: тако и мы ныне от вас не стужаем,— терпим о Христе до смертнаго часа. Хощу и всех, да же постражут, якоже и мы, а мы якоже и Христос, от вас, новых жидов. Иларион! Не лгу веть я,— сердиты были и жиды те, якоже и вы: Исайю пророка пилою претерли*; Иеремию* в кал ввергли; Науфея камением побили*; Захарии главу отрезали в церкве*, якоже и вы меня, стригше в церкви, браду отрезали*; напоследок и самого Сына Божия убили, истинну им свидетельствующа; архидиякона Стефана камением побили*; Иякова, брата Иванова, мечем скончали*. Да и много у них стряпни той было,— почтите токо.
И вы не меньше их наклочили беды той, людей тех перегубили, мняся службу приносити Богу. Мне сие гораздо любо: руская освятилася земля кровию мученическою. Не ленитеся, бедные, подвизайтеся гораздо, яко Махмет, подклоняйте под меч непокоряющихся в веру свою, да и по смерти своей, яко Ирод древле, прикажите владык и старейшин галилейских на память кончины своея побить. Да пускай плачет Израиль, в день умертвия вашего поминая мертвыя своя.