В лжестарчестве воля одного человека порабощается воле другого, вопреки указанию ап. Павла: "Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков" (1 Кор. 7, 23) и сопряжено с чувством угнетения и подавленности, уныния, или нездорового душевного пристрастия к "старцу". Истинное же благодатное старчество, хотя и основано на полном послушании, не лишает человека чувства радости и свободы в Боге, так как он подчиняется не человеческой воле, а через нее воле Божией и опытно знает, что старец ему указывает лучший выход из создавшегося внешнего затруднения, или предлагает лучшее врачевство от духовной болезни.
В то время, как благодатный старец является проводником Воли Божией, лжестарец заслоняет собою Бога.
Но не надо смешивать старчествования с монастырской дисциплиной и властью начальства или с особым родом подвига, когда монах предает себя на полное внешнее послушание зачастую жестокому и остращенному "старцу", сознательно идя как бы на мученический подвиг. Этот подвиг не каждому под силу и может вызвать надрыв и охлаждение к духовной жизни. Он не пример для подражания, а исключение достойное удивления.
Еп. Игнатий велит новоначальному иноку оказывать послушание настоятелю и монастырскому начальству, а также "всем отцам и братиям в их приказаниях, не противных закону Божию, уставу и порядку монастыря и распоряжению монастырского начальства. Но никак не будь послушен на зло", говорит он... "Советуйся с добродетельными отцами и братиями, но усвояй советы их с крайней осторожностью и осмотрительностью... не увлекайся советом по первоначальному его действию на тебя", так как он может понравиться или по неопытности, или как угождающий сокровенной твоей страсти.
Иное дело отношение советника к наставляемому, нежели старца к послушнику, рабу о Господе, за которого старец несет всю полноту ответственности. На советнике же не лежит ответственности за его совет, поданный со страхом Божиим и смиренномудрием, не самопроизвольно, но будучи спрошен и понужден. И совет не обязателен к исполнению, он может быть исполнен, или нет. "Не будем утаивать слова Божия, но будем возвещать его", говорит Нил Сорский. "Божественные Писания и слова Св. Отцов многочисленны, как песок морской, неленностно исследуя их, преподаем приходящим к нам и нуждающимся в них (требующим, вопрошающим). Правильнее же преподаем не мы, потому что мы недостойны этого, но преподают блаженные Святые Отцы из Божественных Писаний". "Вот превосходный образец для современного наставления", заключает еп. Игнатий.
Один опытный священник, говоря о духовном водительстве и оттеняя различие старчества и духовничества, выразился так: "Духовник направляет на путь спасения, а старец ведет по этому пути".
4. Старчество и духовничество в истории
Элементы старчества можно уже усмотреть в харизматических явлениях первых веков христианства. Эти харизматические явления, как говорит проф. Смирнов, повторились среди древнего монашества, и старцы были носителями этих харизм - особых даров Св. Духа, подаваемых человеку непосредственно от Бога по личной заслуге. Право же вязать и решить или "власть ключей" они трактовали, как дар самый высший, как совершенство дарований.
В древних монастырях Востока исповедь и покаяние слагаются в самостоятельную систему, отличную от современной ей церковной покаянной дисциплины.
Рассмотрим, какова эта монастырская практика? Отец духовный обозначает собою не священника, не исполнителя епископского поручения; это "простой монастырский старец, обязательный наставник инока, самостоятельно поставленный в монастыре и свободно выбранный учеником, большею частью не имевший священного сана". "Он брал души учеников на свою душу, руководил ими в каждом шаге духовной жизни, а потому, принимая исповедь их помыслов и дел, поощрял и наказывал".
Нравственно бытовые отношения старца и ученика, - духовного отца и духовного сына, - очень скоро и рано выработались внешне и внутренно в прочную и стройную систему, окрепли в монастырски-бытовую форму. Древнейший старец (как позднейший духовник) принимал исповедь и покаяние. Старец обычно принимал исповедь инока по всем грехам, начиная с мимолетного помысла, слегка возмутившего монашескую совесть, кончая смертным грехом. "Старческая исповедь и покаяние заменяли церковную исповедь и покаяние".
Распространение влияния старчества в мирской среде начинается очень рано, вероятно с первых же лет установившегося монашества. На исповедь к старцам миряне ходят, минуя своих пастырей.
Причиной распространения монастырской покаянной дисциплины в Церкви надо признать ее сравнительную легкость, превосходство над церковной и большую жизненность, "строго-пастырский характер при наличности превосходного, популярного в Церкви органа - старчества, такого органа, какого не имела официальная церковная исповедь".
За иной канонический грех древняя Церковь подвергала виновного сначала отлучению, а затем публичному покаянию. Старец же, принявший исповедь брата, тотчас примирял его совесть и налагал эпитимию сравнительно более легкую, чем церковная, - "решил и вязал".
Со временем монастырская исповедь по всему Востоку вытесняет церковную, которую совершала белая иерархия, и "старцы" - "духовные отцы" превращаются в духовников.
Каким же путем совершился переход старчества в духовничество, т. е. превращение монастырского института в общецерковный и сближение старческой исповеди с сакраментальной?
Начало этого явления мы можем уловить в Византийской Церкви только со времени гонения Льва Армянина (820) на иконопочитателей, когда монастырские старцы были признаны официально Константинопольским Патриархом Никифором Исповедником, как законные совершители таинства покаяния, наряду с епископами и пресвитерами. Мера вызвана была нуждами времени: Православию грозила опасность, и оно опирается на содействие наиболее ревностных защитников иконопочитания - монахов, главным образом студитов.
Будучи местной, эта мера пролагала путь к вытеснению белой иерархии из покаянной практики на всем Православном Востоке и на долгое время, что произошло уже после эпохи Вселенских Соборов. В течение X - XII веков тайная исповедь окончательно завоевывает господствующее положение, вытеснив исповедь публичную и покаяние по канонам.
Итак, "институт" духовного отца сначала является в форме монастырского старчества. Термин "духовный отец" служит долго для обозначения монастырского старца. Затем эта церковно-бытовая форма почти целиком повторилась в позднейшем духовничестве.
Монастырски-бытовая форма превратилась в форму церковно-бытовую и в таком виде просуществовала на Востоке почти неизменно целый ряд столетий.
При возникновении христианства на Руси, духовенство, пришедшее сюда из Греции и из Болгарии, принесло с собою почти готовую дисциплину покаяния и институт духовничества в тех бытовых чертах своих, в которых они зародились и сложились на Востоке в период Вселенских Соборов.
У нас дисциплина эта просуществовала почти нетронутой до самого XVIII века, так как древнерусская церковная власть, живя традицией и стариною, проявляла в этой сфере очень мало творчества.
Покаянные дисциплины греческой и славянских Церквей несколько отличались между собой. По-видимому, у южных славян была допущена одна важная особенность - участие белого духовенства в духовничестве, чего не знала греческая церковь того времени.
Возможно, что не в одинаковой степени сохранялись остатки древнехристианской публичной дисциплины.
Хотя мы покаянную дисциплину получили из Греции и Болгарии, однако, у нас в отличие от них, в силу огромного пространства территории, очень скоро перестал существовать отдельный класс духовников, и право на совершение исповеди стал получать каждый белый священник при своем поставлении.
Другой особенностью Русской Церкви явилось то обстоятельство, что духовник стал, таким образом, непременно и носителем пресвитерского сана.
Рассмотрим теперь, какова же была эта дисциплина? По обычаю того времени, всякий волен был выбирать себе духовника по своему желанию, но, уже раз выбранного, не имел права оставлять.
Отношение к последнему характеризуется безусловным, беззаветным и безпрекословным повиновением ему, постоянством и верностью до конца жизни. Духовник же со своей стороны принимает всю ответственность за грехи своего духовного сына и берет его грехи на свою душу. Приведем пример такой передачи грехов: выслушав исповедь и прочитав молитвы над преклоненным покаянным сыном, духовник подымает его с земли и возлагает правую его руку на свою шею со словами: "На моей выи согрешения твоя, чадо, и да не истяжает о сих Христос Бог егда приидет во славе Своей на суд страшный".
Духовник "не точию свидетель есть" покаяния духовного сына пред Богом, но является как бы ответчиком за его грехи. Грех сына, сообщаемый духовнику на исповеди, становился их общим грехом, они являлись, как бы соучастниками преступления.
Будучи "поручником стада" своего, древний русский духовник становился вождем его, ведущим в вышний Иерусалим, должен был открыть ему Божие Царство и привести к престолу Божию, чтобы сказать: "Се аз и чада, яже ми еси дал".
Духовный отец был безусловным и неограниченным руководителем своих духовных детей, подобно игумену или старцу в монастыре, и наложенная им эпитимия, была все равно, что "заповеди Божий", и что духовник связывал, то только он и мог один развязать.
СВЯТОСТЬ
Нами вкратце рассмотрен путь к стяжанию безстрастия посредством "духовного делания", другими словами, трезвением и непрестанной молитвой, исповеданием помыслов, послушанием старцу на основе полного самоотречения.