Смекни!
smekni.com

И. М. Концевич стяжание духа святаго в путях древней руси (стр. 12 из 31)

У древних греков слово agios было самым редким из 5-ти синонимов, обозначающих понятие "святости", насколько это последнее было им доступно.

Тогда как в Библии (как в Новом, так и в Ветхом Завете) это почти единственное слово, которое выражает "свойственное исключительно религии истинного Откровения понятие святости, то понятие, в котором сосредоточиваются главные принципы и основные цели божественного Откровения".

В христианстве же слово "святость" наполняется совершенно новым, ему только свойственным содержанием.

Языческое понятие святости означает внешнее отношение человека или предмета к Божеству, посвящение, или принадлежность к нему. Момент же нравственный, - главный в христианском понятии, совершенно отсутствует, так как Божество до христианства не было известно, как "любовь", только одна могущая обусловить действительные внутренние отношения Божества и человека и вызвать внутреннее преображение его естества и истинно нравственный характер его жизни.

В языческом понятии святость Божества мыслилась, как особенность, отделенность Бога от мира, Его возвышенность над всем, несоизмеримость и несравнимость ни с чем тварным. Он, будучи "святым", не терпит нарушения нравственнного закона, карает сознательные и безсознательные преступления и пороки людей, но Он не выносит и выдающегося нравственного совершенства людей, на которое Он смотрит, как на желание сравняться с Ним, как на посягательство на божественные прерогативы. Таким образом, в божественную жизнь входит момент мстительности, себялюбия, что в сущности уже разрушает понятие святости.

По смыслу же библейского учения "святость" человека есть уподобление Богу, отражение и осуществление в человеке божественных совершенств. Как единый носитель истинной и всесовершенной абсолютной жизни, Бог есть вместе с тем единый и единственный источник "святости". Отсюда люди могут быть только "участниками", "причастниками" Его "святости", и не иначе, как становясь общниками Его Божеского естества. "Для согрешившего человечества, таковое освящающее общение с Богом возможно стало только во Христе, силою Его искупительной жертвы, которая была точным и совершенным исполнением воли Божией о спасении людей", чтобы они "были святы и непорочны пред Ним в любви" (Еф. 1, 4). Эта цель проникает собою все Божественное откровение о спасении людей.

Божественная святость исключала по своему характеру возможность внутреннего общения Бога с греховным человечеством. Этим объясняется избрание из среды всего человечества одного народа, чтобы воспитать из него народ "святой", "чтобы в среде его могло осуществиться реальное единение Бога и человека, которое имело бы значение для всего человечества".

Поэтому, к избранному народу предъявлялось особое требование святости. Весь народ должен быть "святым" во всем своем поведении, потому что свят Господь, избравший народ свой в особый удел и ставший к нему в особое тесное общение любви.

ГЛАВА II

ДРЕВНЕЕ ВОСТОЧНОЕ МОНАШЕСТВО

"А иже Христови суть, плоть распяша со страстьми и похотьми".

(Гол. 5, 24)

"Монах есть ангел, а дело его есть милость, мир и жертва хваления".

(Преп. Нил Росанский, + 1005 г.)

ВВЕДЕНИЕ:

Иерархичность духовного мира и место в нем монашества.

Христианство рождалось в гонениях и страданиях. В любой момент верующий должен был быть готовым к мученическому подвигу. От него требовалось высшее напряжение всех духовных сил и отречение от мира. Буквально исполнялась заповедь Христа: "отвергнись себя, и возьми крест свой и следуй за Мною". (Мф. 16, 24). Такое состояние безстрастия и святости могло быть уделом только элиты - немногих избранных.

Три века гонений заканчиваются блестящей победой христианства над язычеством. Героический период сменяется "временами благоденствия и мирного жития". Религия становится уже достоянием масс, но вместе с этим неизбежно и фатально снижается высокий уровень первого христианства.

Новая эпоха потребовала и нового способа "стяжания небесных венцов".

Чтобы отречься от мира, надо теперь уйти от него, чтобы достигнуть безстрастия - необходимо пройти долгий путь "внутреннего делания". Мученический подвиг сменяется добровольным мученичеством: самоотречением и аскезой, жизнью в пустыне среди труда и лишений.

Начинается великий исход в пустыню. Зарождается эпоха монашества, которое не напрасно именуется "ангельским образом". - "Свет монахов суть ангелы, а свет для всех человеков - монашеское житие". В этих кратких словах Иоанна Лествичника (1~ 605) заключается ареопагитовская мысль о единстве и иерархичности мира видимого и невидимого.

Учение об ангелах, как,о вторых светах вообще распространено во всей Восточной патристике. Сущность этого учения передает нам проф. арх. Киприан:

"Святая Троица есть Первоначальный, Вечный, Несозданный Свет и хотя сущность Божества непостижима, но Бог по любви к миру и человечеству изливает свой божественный свет непрерывным потоком на тварный мир, и только в этом излиянии света, этой Божественной энергии, умном Фаворском свете, несозданном и вечном, Бог доступен ангельскому и человеческому восприятию. Дионисий Ареопагит называет это "выступлениями Бога", Григорий Палама, вслед за Иоанном Дамаскиным, пользуется термином "устремление Бога". Этот процесс Божественной мировой жизни протекает постепенно в рамках строгой иерархичности. Богоначального первичного света приобщаются прежде всего высшие ангельские чиноначалия и сообщают его по иерархической нисходящей постепенности нижестоящим ангельским чинам. Они являются как бы зеркалами, отражающими этот Свет. Это - "вторичные светы".

После ангелов этого светолития удостаиваются наиболее духовно-чуткие, одаренные люди. Таким образом, составляется "золотая цепь", которая, как говорит Симеон Новый Богослов, "утверждается в Боге, будучи неудоборазрываемой". По словам св. Максима Исповедника, "твари причащаются Божественного блаженства соответственно своей восприимчивости", больше или меньше согласно с достоинством воспринимающих. Таким образом, ангельский мир есть посредствующий между Богом и человечеством.

На земле иночество продолжает "золотую цепь", соединяющую с миром ангельским на небесах и изливает миру земному, тленному и падшему, это сияние святости, любви и мудрости. Иночество должно быть преисполнено этим светом и преломлять его в делах чистоты, милосердия и боговедения.

продолжать на земле и довершать ангельское служение, стать "служебными духами" для тех, которые имеют наследовать спасение, для томящегося во грехах и неверии человечества.

Уподобляться ангелам-духам монашество может только духом, а не телом, только "частицей Божества" в себе, по слову Григория Богослова, т. е. своим ипостасным началом. Оно должно, как и все разумное, духовно-одаренное человечество, раскрывать в себе заложенную в нем потенциально божественную стихию, развивать свое духовное дарование, совершенствоваться и приближаться к Божественному Первоисточнику жизни.

Служение миру может проходить в непосредственном контакте с этим миром, или же быть пустынническим, анахоретским. От мира географически отдаленное, но зато еще более связанное метафизически, духовно, молитвенно, такое иночество уходило от жизни мирской к жизни мировой, к молитвенному служению всему миру, к его духовному охранению.

Монашество по своему замыслу не эгоизм и не имеет права быть им в действительности. Это было бы разрывом "золотой цепи", нарушением соборного единства всех членов тела Церкви и выпадением из общего плана Божия промышления о мире и людях. Также аскеза сама по себе не может быть целью - она только служит как средство, причем негативное, главным образом, как воздержание и недопускание низших психофизических потребностей. Иноческие обеты нестяжания и девства - того же негативного характера. Цель иночества, как нравственной силы, спасение не только самих себя, но спасение всего мира и освящение твари. Это не только спасение от мира, но именно спасение мира. Поэтому без гнушения его болезнями и не брезгуя его нечистотой, иночество служит миру: охраняет его, отмаливает его, окормляет его, исповедует его и за него предстательствует. К этому сводилось служение многочисленного сонма преподобных отцов, как в пустынях подвизавшихся, так и открывавшихся этому миру. Вознесение себя на столп (Симеон, Алипий, Никита, Даниил Столпники), или на камень (преп. Серафим Саровский), уход в затвор, в пустынные пещеры, лесные скиты, - все это подвиг молитвенного заступничества за мир. Но и этот подвиг за мир, отмаливание его перед престолом Господним, видоизменяется подчас открытым служением человечеству. Особенно созревшие духом подвижники предают себя подвигу исключительной сострадательной любви к миру, обращаются к нему с исцелительной молитвой и советом. Они раскаленным углем Имени Божия касаются язв души. То "милующее сердце", о котором так глубоко и трогательно говорит авва Исаак Сирианин, содрогающееся печалью и состраданием о всякой душе и всякой твари, и даже о врагах истины, т. е. демонах, обращается к миру в подвиге духовничества и старчества. От древних подвижников Востока эта линия тянется к Паисию Величковскому и нашим знаменитым Оптинским Старцам. "Оптина - один из прекраснейших цветков иноческого вертограда, один из лучезарных светочей православного мира и его ангелоподобного собора монашествующих. Исповедь, руководство жизнью, совет самого, казалось бы, прозаического повседневного содержания приближают иноков к их назначению быть ангелами хранителями мира".