Кому и для чего пролита сия излиянная за нас кровь – кровь великая и преславная, кровь Бога, и Архиерея, и Жертвы?.. Мы были во власти лукавого, проданные под грех и сластолюбием купившие себе повреждение... Если цена искупления дается не иному кому, как содержащему во власти, – спрашиваю: кому и по какой причине принесена такая цена?.. Если лукавому, то как сие оскорбительно! Разбойник получает цену искупления, получает не только от Бога, но и самого Бога – за свое мучительство получает такую безмерную плату, что за нее справедливо было пощадить и нас... Если же Отцу, то, во-первых – каким образом? Не у Него мы были в плену... И во-вторых, по какой причине кровь Единородного приятна Отцу, Который не принял и Исаака, приносимого отцом, но заменил жертвоприношение, вместо словесной жертвы давши овна?..
Всеми этими вопросами св. Григорий стремится подчеркнуть невозможность выразить тайну Креста через понятие карающей справедливости. И он заключает: "Из сего видно, что приемлет Отец [жертву] не потому, что требовал или имел нужду, но по домостроительству и потому, что человеку нужно было освятиться человечеством Бога".
Искупление не есть только прощение грехов и примирение человека с Богом. Искупление есть полное и окончательное упразднение греха, избавление от греха и смерти. И совершилось оно на Кресте, "кровию Креста Его" (Кол. 1:20; см. Деян. 20:28; Рим. 5:9; Еф. 1:7; Кол. 1:14; Евр. 9:22; 1 Ин. 1:7; Откр. 1:5–6; 5:9). Не одним лишь страданием на Кресте, но именно Крестной смертью. Окончательная победа достигается не в муках и страдании, но в смерти и воскресении. Здесь перед нами открывается онтологическая глубина человеческого существования. Смерть Господа нашего была победой над смертью и смертностью, а не просто отпущением грехов, не просто оправданием человека или исполнением какого-то отвлеченного закона справедливости. И потому ключ к этой Тайне может быть найден только в соответствующем учении о человеческой смерти.
II. Тайна смерти и Искупление
Разлученная с Богом, человеческая природа впадает в состояние неустроенности, утрачивает гармоничность, начинает разлагаться. Само естество человека становится неустойчивым. Ослабевает связь души и тела. Душа теряет свою живительную силу и не может более поддерживать жизнь тела. Тело превращается в гробницу души, в ее тюрьму. И физическая смерть становится неизбежной. Тело и душа уже не являются более единым целым. Нарушение заповеди, по слову св. Афанасия, "возвратило человека в естественное состояние, чтобы, как сотворен он был из ничего, так и в самом бытии со временем по всей справедливости потерпел тление". Ибо, будучи созданной из ничего, тварная природа изначально пребывает над бездной небытия, в любой момент способная упасть. Тварное естество, говорит св. Афанасий, смертно и немощно, "текуче и подвержено разложению". И спасти его от этого "естественного тления" может лишь сила вышней Благодати, лишь "вселение Слова". Разлучение же с Богом приводит тварную природу к разложению и распаду. "Яко смертию умрем, и яко вода нисходящая на землю, яже не соберется" (2 Цар. 14:14).
В христианском опыте смерть впервые переживается как глубочайшая трагедия, как мучительная метафизическая катастрофа, как некое мистическое извращение человеческого предназначения. Ибо смерть не является нормальным концом человеческого существования. Совсем наоборот. Смерть человека ненормальна, она есть извращение. Бог не создавал смерти; Он создал человека "в неистление", для истинной жизни, чтобы мы "обрели бытие" (см. Прем. 6:19 и 2:23). Смерть же человеческая есть "оброцы греха" (Рим. 6:23). Она есть утрата и истление. С момента грехопадения тайна жизни вытесняется тайной смерти. Что значит для человека умереть? В собственном смысле умирает, очевидно, тело, так как лишь оно смертно и мы говорим о "бессмертии" души. В современных философских течениях это "бессмертие души" акцентируется настолько, что почти не замечается "смертность человека". В смерти прекращается наше внешнее, видимое, земное, телесное существование. Однако же, по какому-то пророческому чувству, мы говорим, что умирает именно "человек". Ибо смерть действительно обрывает человеческое существование, хотя и предполагается, что душа человека бессмертна и личность неразрушима. Поэтому вопрос о смерти есть в первую очередь вопрос о человеческом теле, о телесности человека. Христианство проповедует не только загробную жизнь бессмертной души, но также и воскресение тела. Человек стал смертным после грехопадения, и потому неизбежно умирает. И эта смерть человека становится космической катастрофой. Ибо со смертью человека природа утрачивает свое бессмертное средоточие, она словно бы сама умирает в человеке. Человек был взят от природы, создан из персти земной. Но в каком-то смысле он был изъят из природы, потому что Бог вдунул в него дыхание жизни. Св. Григорий Нисский толкует текст книги Бытия следующим образом: "Ибо Бог, взяв, как сказано, персть от земли, сотворил человека и Своим дыханием вселил жизнь в созданное Им существо, чтобы земное сопревознеслось с Божественным и чтобы единая Божественная благодать равночестно простерлась чрез все творение, срастворяя естество дольнее с естеством премирным". ...Человек есть своего рода "микрокосм", в нем соединяется всякий род жизни, и лишь через него весь мир входит в общение с Богом. Соответственно, отступление человека отчуждает от Бога все творение, опустошает мир и, по сути, лишает его Бога. Человеческое грехопадение разрушает гармонию мироздания. Грех есть расстройство, разлад, беззаконие. Строго говоря, умирает только человек. Смерть есть, конечно, закон природы, свойство органической жизни. Однако смерть человека и означает именно его падение, его вовлечение в этот круговорот природы, то есть именно то, чего вовсе не должно было случиться. Как говорит св. Григорий, "от естества бессловесных животных смертность переходит к естеству, созданному для бессмертия". Только для человека смерть противоречит природе, то есть смертность есть зло. Только для человека смерть болезненна и мучительна. В родовой жизни бессловесных животных смерть представляет собой естественный момент эволюции вида; она является скорее выражением рождающей жизненной силы, нежели признаком слабости. Однако с человеческим грехопадением смертность, даже в природе, приобретает отрицательное, трагическое значение. Природа словно бы отравлена этим смертельным ядом человеческого тления. У бессловесных животных смерть означает лишь прекращение индивидуального существования. В человеческом же мире смерть поражает личность, а личность есть нечто гораздо большее, чем индивидуальное существование. Конечно, тленным и смертным становится через грех прежде всего тело. Только тело подвержено распаду. Однако умирает не тело, но весь человек. Ибо человек есть органическое единство тела и души. Ни душа, ни тело в отдельности не составляют человека. Тело без души – всего лишь труп, а душа без тела – призрак. Человек же не бесплотный призрак и не живой труп. Человек не "демон бестелесный", только заключенный в темницу тела. Как бы таинственно ни было это единство души и тела, сознание человека непосредственно свидетельствует об органической целостности его психофизического состава. Эту органическую целостность человеческого устроения с самого начала подчеркивали все учители христианства. Вот почему разделение души и тела есть смерть самого человека, прекращение его целостного существования, то есть существования его именно как человека. Следовательно, смерть и истление тела означают в некотором смысле утрату человеком "образа Божия". Преп. Иоанн Дамаскин в одной из своих прекрасных стихир на погребение говорит об этом так: "Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть, и вижду во гробех лежащую по образу Божию созданную нашу красоту, безобразну, бесславну, не имущую вида". Не о человеческом теле говорит здесь преп. Иоанн, но о самом человеке. "По образу Божию созданная наша красота" – это не тело, но весь человек. Он есть воистину "образ неизреченныя славы" Господа, даже будучи поражен грехом. И вот, в смерти открывается, что человек, это созданное Богом "разумное изваяние", по выражению св. Мефодия, есть всего лишь труп: "яко наги кости человек, червей снедь и смрад". Вот загадка и тайна смерти. "Воистину есть таинство смертное: како душа от тела нуждею разлучается, от состава и сочетания естественнаго союза Божественным хотением разделяется... О чудесе!.. Како предахомся тлению, како сопрягохомся смерти?". В нашем страхе перед смертью, часто таком мелком и малодушном, на самом деле проявляется глубокая метафизическая тревога, а вовсе не просто грешная привязанность к земной плоти. В страхе перед смертью выражается ощущение человеком своей целостности. Отцы Церкви видели в единстве человеческой души и тела подобие нераздельного единства двух природ в одной ипостаси Христа. Такие уподобления могут вводить в заблуждение. И все же, пользуясь сравнением, можно говорить о человеке как о "единой ипостаси в двух природах", не только состоящей из них, но именно сущей в двух природах. Смерть же разрушает эту единую человеческую ипостась. В этом и заключается причина нашей скорби и рыданий. И лишь наша надежда на воскресение и жизнь вечную противостоит страху перед смертью.