И то и другое, особенно последнее, предполагает, кроме всего прочего, столкновение разнородных концепций философии права, если возможно приложить этот поздний термин к средневековой эпохе, - т.е. осознания, пусть и в своеобразной форме, природы, природы права и закона и их места в мире в отношении с человеком.
В каком то смысле это же можно сказать и о субъекте права, действовавшего в городе. Долгое время городские хартии и статуты не знают специального термина для определения жителей города. Значительное число памятников обозначат своего адресата либо как homines, incolas, populatores, populus, «мужчины и женщины» и т.д., либо описательно: «те, кто живет, и будет жить в этом месте» и другими подобными выражениями. С одной стороны, это свидетельствует о том, что право - и законодательство как его конкретное воплощение - не вычленяло жителей города в качестве особой страны, не говоря уже о сословии, современного ему общества; с другой -подобные термины покрывали социально разнородные группы, изначально составляющие городское население. Это естественно и закономерно, кроме всего прочего, потому, что первые такие документы должны были давать и давали наиболее общие, удовлетворяющие всему городу установления. Таким образом, они исходно подразумевали, что субъект права с социальной точки зрения, в социальном аспекте имеет достаточно расплывчатый характер и привязан прежде всего к месту, территории проживания, точно так же, как и его конкретное воплощение - горожане в широком смысле слова - были в это время связаны скорее этой общностью проживания, чем другими видами отношений. Эта пространственная привязанность права города отчетливо выразилась в восприятии немецкими горожанами городских стен как пределов и гарантии целостности своего правового поля, и когда император во время торжественного въезда возвращал в город преступника, по сути, он имел право возвратить его на территорию города, а не в городскую общину. Столь же показательна грамота тулузского консулата 13 века, согласно которой в пределах не только самого города, но и его округи все зависимые освобождались от любых обязательств по отношению к своим сеньорам, пока они пребывали на ее территории.
Позднейшие уточнения в отношении субъекта права имели своим следствием либо отсечение, изъятие части населения города из ведения данного права (как, например, запрещение проживать внутри города знати во многих городах Португалии и Германии), либо признание дробности права и прав внутри города, когда каждая социальная группа имела свои нормы хотя бы в некоторых сферах права (pedites и milites в кастильских городах, горожане и рыцари в южнофранцузских). Если же мы имеем в виду не городскую общину как совокупность равноправных лиц, возникающую относительно поздно и далеко не везде, а город как единый организм в пределах городских стен (или общей площади), нам придется говорить о сочетании разных систем права, поскольку внутри города могли уживаться иноэтичные и иноконфессиональные общины, не говоря уже о привилегированных слоях общества, клириках, монахах. Не будем забывать также и о том, что общегородское право дополнялось правовыми нормами, действовавшими внутри общностей самого разного рода от ремесленных цехов до религиозных братств и от оборонительных объединений до купеческих товариществ, хотя не от всех из них до нас дошли письменно зафиксированные установления.
Включенность в окружавший и пронизывавший город мир создавала нередко двусмысленные ситуации, которые право в лице законодателей пыталось разрешить, иногда достаточно своеобразным способом. Один из подобных случаев - реакция городского совета и консулов Тулузы на материальный ущерб, нанесенный рыцарями крестоносцами во время Альбигойских войн. Консулы приняли постановление, согласно которому весь ущерб жителям Тулузы должен быть возмещен, и наоборот, рыцари не имеют права ничего требовать от тулузцев. Совершенно очевидна полная нереальность этого решения. Тем не менее оно было принято, ибо тяжелая ситуация требовала правовой оценки и принципиально, и превентивно, «на всякий случай».
Установление совершенно другого типа, но тоже связанное с военными действиями против города, было включено в фуэро Паленсии (1180). Паленсия, как и все пиренейские города, имела разнородную социальную структуру: значительную часть городской общности составляли кабальеро. Это и поставило перед создателями фуэро вопрос об отношении к тем, кто служит вне города «другим» сеньорам. Фуэро не только допускает это, но и учитывает возможность столкновения интересов города и синьора. Представим слово документу: «а если его господин будет в состоянии войны... против людей Паленсии,.. вне стен со своим господином пусть воюет против Паленсии весь день... и когда захочет, пусть спокойно и безопасно идет к себе домой; и из награбленного и добычи, которую там со своим господином возьмет, часть, которую получит оттуда, пусть отдаст своим согоражанам». Текст не требует особого комментария - в нем очевидно стремление примирить и законодательство оформить вступающие из принадлежности к городскому сообществу.
Одним из типов правовых памятников, сопутствующих истории человечества, являются акты, регулирующие профессиональную деятельность. К их числу относятся документы, регламентирующие внутренний распорядок учреждения, без которых не способна существовать ни одна организация: уставы, положения и др. Если специальность связана с соблюдением правил, нарушение которых может повлечь социально опасные последствия, кодекс профессионального поведения фиксируется на государственном уровне. Таковы, например, воинские уставы. Различные нормативные акты общегосударственного значения, юридически направляющие разные виды профессиональной активности, созданы для ряда ответственных служб: они имеются у правоохранительных органов, в гражданской авиации, на морском и речном флоте, у таможенников, дипломатов и т. д[13].
В ряде случаев государство издает особые законы о некоторых видах профессиональной деятельности. Подобными правовыми установлениями являются, в частности, российский Федеральный закон "О библиотечном деле", взаимодополняющие документы по смежным отраслям - архивному делу, журналистике, книгоизданию. Наиболее общие вопросы взаимоотношений трудящихся и работодателей регулируются трудовыми кодексами.
Зачатки профессионального регулирования появились в глубокой древности. Однако в юридических сводах государств Древнего Востока, в законах Древней Греции и Древнего Рима оно присутствует от случая к случаю - как правило, в связи с конкретными потребностями государства. Самостоятельного интереса для законодателя сфера профессиональной активности долгое время не представляла. Соответствующие правовые документы возникали в самих сообществах профессионалов (прежде всего в среде ремесленников и купечества). Они оказывались необходимыми для установления четких взаимоотношений производителей разнообразной продукции с потребителями и между собой. Наличие некоторого свода правил, первоначально - устного, позднее - письменного, являлось чрезвычайно важным фактором консолидации и развития любой отрасли хозяйства.
Известно, что письменные статуты имелись уже у ремесленных коллегий императорского Рима. Однако эпохой расцвета профессионального правотворчества ремесленников и торговцев стало Средневековье. Свойственное этой исторической эпохе отношение к человеку прежде всего как к представителю определенного социального слоя (феодалов, купцов, ремесленников, свободных или зависимых крестьян и т. д.), обязанному чтить и соблюдать установленные правила и обычаи, давало мощный импульс попыткам регламентации любых жизненных проявлений: церемоний приветствия и режима работы, порядка церковной литургии и одеяний представителей разных сословий.
В ремесленных и торговых объединениях (в Западной Европе чаще всего именовавшихся "цехами") подобное скрупулезное регулирование часто диктовалось самой технологией производства; в других случаях действовали иные соображения, хорошо понятные современникам (стремление ограничить конкуренцию между мастерами, забота о качестве продукции и интересах потребителя, фискальные и прочие потребности). Уставы цехов являлись в основном продуктами их собственного творчества, но государство признавало за ними юридическую силу. Естественным продолжением развития этой сферы права стало объединение отдельных уставов в кодексы, иногда получавшие более высокий юридический статус.
В первый раз это произошло в X в. в Константинополе, где был создан свод установлений о ремесленных и торговых коллегиях - знаменитая константинопольская "Книга эпарха". На Западе наиболее известным и важным памятником такого рода является парижская "Книга ремесел" Этьена Буало.
"Книга ремесел" относится к середине XIII в. и фиксирует порядки, сложившиеся в парижских цехах. Она содержит статуты (то есть уставы или положения) ста различных цехов. Столь дробная дифференциация ремесел была возможна только в таком огромном городе, как Париж. Статуты, как правило, действовавшие на протяжении ряда десятилетий, были между 1261 и 1270 гг. сведены воедино по инициативе парижского прево (главного королевского администратора) Этьена Буало. Думается, здесь не обошлось и без прямого указания короля Людовика IX Святого, прославившегося в истории Франции унификацией законодательства страны. В любом случае, объясняя причину составления "Книги ремесел", Этьен Буало ставит на первое место интересы казны ("Мы опасаемся, не понес бы король ущерба"). Кроме того, составитель предполагает, что при отсутствии законов "...будут в Париже изготовляться и продаваться плохие изделия, и дурные обычаи там укоренятся".