Для ознакомления с военными действиями Николай Павлович отправил в 1850 году наследника на Кавказ, где произошло его «боевое крещение» вблизи крепости Ачхой. Александр заметил отряд неприятеля и безрассудно поскакал к нему, увлекая за собой остальных. За свой поступок он был награжден крестом Святого Георгия 4-й степени; об этом ходатайствовал князь Воронцов, бывший на Кавказе наместником. «Александр II, конечно, не был заурядной личностью; но в нем жили два совершенно различных человека, с резко выраженными индивидуальностями, постоянно боровшимися друг с другом. …Перед лицом настоящей опасности Александр II проявлял полное самообладание и спокойное мужество, а между тем он постоянно жил в страхе опасностей, существовавших только в его воображении. Без сомнения, он не был трусом и спокойно пошел бы на медведя лицом к лицу», - писал в своих мемуарах революционер Петр Кропоткин[24].
К моменту начала Крымской войны 1853-1856 гг. Александр Николаевич уже был главнокомандующим гвардейским и гренадерским корпусами[25]. Николай I не раз объявлял сыну в рескриптах свою «душевную благодарность» за его «неусыпные заботы о войске»[26]. В продолжение всего 1854 года цесаревич был главным помощником императора в деле обороны российских рубежей, умножения ее боевых сил. Он отвечал за защиту балтийского побережья от Выборга до Нарвы.
К 1855 году империя исчерпала не только людской потенциал, но и запасы оружия.Цесаревич участвовал во всех совещаниях на высоком уровне, разрабатывая экстренные меры для спасения Севастополя и выхода страны из кризиса. Но неожиданная смерть императора Николая I ускорила события.
Александр, теперь уже император Александр II, после вступления на престол произнес речь в Государственном совете, где так сказал о своем отце: «В постоянных и ежедневных трудах его со мною он говорил мне: "Хочу взять все неприятное и все тяжелое, только бы передать тебе Россию устроенную, счастливою и спокойною...". Я отвечал ему: "Ты — мы всегда говорили друг другу "ты" — ты, верно, будешь и там молиться за твою Россию и за дарование мне помощи". "О, верно, буду", — отвечал он. В этой надежде и уповании на помощь Божию, на которую я всегда надеялся и надеюсь, я вступаю на родительский престол...».[27] А вот как описывает его Анна Федоровна Тютчева, фрейлина Марии Александровны, в день восшествия на престол: «Император был очень бледен, но никогда я не видала его таким красивым. На его лице отпечатлелось горе, наполнявшее его сердце, и сознание великой ответственности, на него возложенной… Вид его и мысль о том, при каких тяжелых условиях он вступает на престол и какая трудная борьба ему предстоит, волновали сердце. …Видно, что он испытывает только горе от потери отца, а что корона не имеет для него никакой цены».[28]
Царствование Александра II все было под знаком катастрофы. Когда в феврале 1855 года умер Николай Павлович, передав сыну «команду не в добром порядке», как он сам выразился, положение России было ужасно. Если почитать мемуары и письма того времени, — они все исполнены мучительной тревоги, возмущения и смятения. Принять русскую корону в час, когда вся Европа, вооруженная и озлобленная, была против России, в час, когда внутри страны, утомленной полицейским николаевским режимом, не было никакого доверия к правительству, — это ли не страшно? Это ли не ужасно?[29]
Тридцать пять лет, значительную часть своей жизни, Александр Николаевич рос и приобретал опыт государственного управления под руководством своего отца, поэтому неудивительно, что в начале правления он во многом опирался именно на него. Те исследователи, которые считают Александра II недостаточно подготовленным к миссии, выпавшей на его долю, по сути, укоряют его в том, что он не был новым Петром Великим. Но, во-первых, как он мог им стать, если ему предстояло разрушить как раз ту крепостническую систему, на которой Петр возвел здание новой России? А во-вторых, дело заключалось в том, что освобождение крестьян от безграничной власти помещиков, слова от цензуры, армии от рекрутчины и т. п. переплелось для Александра Николаевича со своим собственным освобождением от абсолютизации положения монарха, отсутствия у него частной жизни. Он хотел быть на престоле человеком, а не символом. [30]
2. Царь-Освободитель
«Император – лучший из людей. Он был бы прекрасным государем в хорошо организованной стране и в мирное время, там, где приходилось бы только охранять, но ему недостает темперамента преобразователя… Они [императорская чета] слишком добры, слишком чисты, чтобы понимать людей и властвовать над ними»
(из дневника А.Ф. Тютчевой за 1856 г.)[31]
Сохранились рассказы современников, что после смерти Николая I А. С. Хомяков радостно поздравлял друзей с новым царем-преобразователем. Друзья сомневались, так как у наследника Николая была в либеральных кругах весьма неважная репутация: было известно, например, что при обсуждении в секретных комитетах вопроса о крестьянском освобождении Николай I выступал даже более либерально, чем его сын, склонявшийся к тому, что никакой эмансипации не нужно. Хомякову говорили: “Александр - крепостник, занимается преимущественно охотой и т. п.”; однако славянофильский публицист уверенно обосновывал оптимизм: “В России хорошие и дурные правители чередуются через одного: “Петр III плохой, Екатерина II хорошая, Павел I плохой, Александр 1 хороший, Николай I плохой, этот будет хорошим!”[32]
Тем не менее, первые месяцы царствования нового императора Тютчев справедливо назвал «оттепелью»: 3 декабря 1855 года был закрыт Высший цензурный комитет, отменены стеснения в университетах, разрешена свободная выдача заграничных паспортов, разрешено издание новых журналов, в августе 1856 года объявлена амнистия политическим заключенным, заменены многие министры. «С 18 февраля 1855 г. начинается новый период, в который выступают иные начала жизни».[33]
Эти действия были предвестниками будущих реформ и главной из них – отмены крепостного права. В 1856 году на обеде, устроенном в его честь московским дворянством, Александр II сказал: «Я узнал, господа, что между вами разнеслись слухи о намерении моем уничтожить крепостное право. В отвращении разных неосновательных толков по предмету столь важному, я считаю нужным объявить всем вам, что я не имею намерения сделать это сейчас. Но, конечно, вы и сами понимаете, что существующий порядок владения душами не может оставаться неизменным. Лучше начать уничтожать крепостное право сверху, нежели ожидать времени, когда оно начнет само уничтожаться снизу. Прошу вас, господа, обдумать, как провести все это в исполнение. Передайте мои слова дворянам для соображения».[34]
18 (30) марта 1856 года был подписан Парижский трактат, завершавший Крымскую войну, и император получил возможность полностью сосредоточиться на внутренних делах страны. Желая ускорить события, Александр в конце 1857 года издает рескрипт виленскому генерал-губернатору Назимову[35], а затем рассылает его по всем губерниям «для ознакомления и подражания».«Это обнародование, - писал известный славянофил А.И.Кошелев, - произвело сильнейшее действие во всей империи: одни страшно перепугались, были, так сказать, ошеломлены, другие обрадовались; весьма многие просто не поняли значения этого документа».
В декабре 1858 года в недрах Министерства внутренних дел была подготовлена правительственная программа крестьянской реформы, а осенью 1860 года проект ушел на утверждение в Главный комитет. Император потребовал, чтобы последним сроком рассмотрения проекта освобождения крестьян в Комитете стало 15 февраля 1861 года. Говоря о необходимости закончить работу Комитета в срок, император был краток, заявив: «Этого я желаю, требую, повелеваю!»19 февраля 1861 года Александр II начертал на первой странице принятого закона: «Быть посему», а утром 5 марта возле манежа лично прочитал Манифест «Положение о крестьянах вышедших из крепостной зависимости» собравшейся здесь толпе. В одной из статей в «Кельнской газете» от 13 марта того же года говорилось: «Редко, или лучше сказать, никогда еще смертному не доводилось совершать дело столь важное и благородное, как то, которое совершил благодушный император Александр II. Одним росчерком пера он возвратил 23 миллионам людей их права...»[36] Император признался близким, что считает 5 марта 1861 года лучшим днем своей жизни.[37] Герцен писал восторженно: «Александр II сделал много, очень много; его имя теперь уже стоит выше всех его предшественников. Он боролся во имя человеческих прав, во имя сострадания против хищной толпы закоснелых негодяев и сломил их. Этого ему ни народ русский, ни всемирная история не забудут. Из дали нашей ссылки мы приветствуем его именем, редко встречавшимся с самодержавием, не возбуждая горькой улыбки, — мы приветствуем его именем Освободителя...»[38]