Смекни!
smekni.com

Пушкин в Москве (стр. 8 из 9)

На французских литографиях все пригла­жено, подтянуто и совершенно лишено мо­сковского духа.

В 1830-х годах Москва европеизируется еще больше. Немецкий живописец Э. Гертнер, чтобы передать своеобразие Москвы, показы­вает исторические ценности: Кремль, Камен­ный мост, Красную площадь, Покровскую церковь. Выполненные по оригиналам Гертнера литографии совершенны с точки зрения передачи архитектуры, но сухи и не живо­писны. Лишь в случайных деталях проскаль­зывает московская непосредственность: оди­нокая фигура дворника с метлой на Красной площади; семья Олсуфьевых перед колоколь­ней Ивана Великого в Кремле.

К 1830-м годам относятся ностальгические заметки Пушкина об уходящей Москве: «Но куда девалась эта шумная, праздная, безза­ботная жизнь? Куда девались бары, пиры, чудаки и проказники — все исчезло... Ныне в присмиревшей Москве огромные боярские до­ма стоят печально между широким двором, заросшим травою, запущенным и одичалым садом... улицы мертвы... «Горе от ума» есть уже картина обветшания, печальный анахронизм... Бедная Москва!» («Путешествие из Москвы в Петербург»).

Симпатии Пушкина не относятся к совре­менной ему Москве, он любит Москву своего детства, вольную и беспечную, ту, что принято называть грибоедовской.

Именно в это время начинают русские, чаще всего московские художники камерного таланта, выискивать те непарадные уголки Москвы, где сохранился ее допожарный дух. Это серия видов Симонова монастыря К. Рабуса, виды Кускова и Останкина Н. Подключникова и В. Раева. Поиски старых корней и есть залог ду­ховного возрождения. «Город — механизм; по­стоянно заново рождающий свое прошлое, которое получает возможность сополагаться с настоящим как бы синхронно. В этом отно­шении город, как и культура,— механизм, противостоящий времени» (Ю. М. Лотман. «Символика Петербурга и проблемы семиоти­ки города»).

Полной контрастов была дворянская Москва. Она, по характеристике К. Батюшкова, представляла «редкие противоположности в строениях и нравах жителей. Здесь роскошь и нищета, изобилие и крайняя бедность, набожность и неверие, постоянство дедовских времен и ветреность неимоверная, как враждебные стихии, в вечном несогласии». Рядом с газетными извещениями и афишами о зрелищах пестрели объявления о беглых крепостных с подробным описанием примет…

В «Путешествии из Москвы в Петербург» Пушкин вспоминал: «Невинные странности москвичей были признаком их независимости. Они жили по-своему, забавлялись как хотели, мало заботясь о мнении ближнего. Бывало, богатый чудак выстроит себе на одной из главных улиц китайский дом с зелёными драконами, с деревянными мандаринами под золочёными зонтиками. Другой выедет в Марьину рощу в карете из кованого серебра 84-й пробы. Третий на запятки четвероместных саней поставит человек пять арапов, егерей и скороходов и цугом тащится по летней мостовой. Щеголихи, перенимая петербургские моды, налагали и на наряды неизгладимую печать».

Славились дома московских богачей и особой «увеселительной прислугой» - сказочниками, певцами, шутами. Об одном из таких шутов – Иване Савельиче – Пушкин упоминает в письме к С. А. Соболевскому в 1828 году. По свидетельствам современников, этого шута – И. Сальникова, крепостного князя В. Хованского, - знала вся Москва: наречённый дураком, а на самом деле человек с острым умом, он появлялся на улицах в бархатном кафтане, шитым серебром и золотом, в красных чулках, то пешком, то в одноколке, неизменно сопровождаемый толпами мальчишек. Не подобными ли развлечениями и забавами навеяны пушкинские сочувственные строки о поэте, который улыбается «забаве площадной и вольности лубочной сцены».

В статье «Путешествие из Москвы в Петербург» Пушкин вспоминает и московские праздники, балы, роговую музыку в рощах Свирлова и Останкина, домашние театры. О развлечениях москвичей мы узнаём, в дополнение к этому описанию, просматривая ветхие страницы «Московских ведомостей» 1807 – 1811 годов – единственного источника сведений о повседневной жизни города. Здесь извещения о таких сенсациях, «как большой опыт воздухоплавания в Нескучном саду», о «представлениях физических, уранографических и фатасмагорических», о приезде итальянца Курти, - он привёз с собой «некоторое собрание разных иностранных живых зверей, которые еще никогда здесь виданы не были», - о демонстрации на Малой Лубянке «электрических машин», о «гротестических представлениях», о диковинных фокусах «несгораемого испанца»…

Облик Москвы, запечатлённой в сознании Пушкина с детства, в какой-то степени восстанавливает и панорамированное описание в «Евгении Онегине»:

…столпы заставы

Белеют; вот уж по Тверской

Возок несётся чрез ухабы.

Мелькают мимо будки, бабы,

Мальчишки, лавки, фонари,

Дворцы, сады, монастыри,

Бухарцы, сани, огороды,

Купцы, лачужки, мужики,

Бульвары, башни, казаки,

Аптеки, магазины моды,

Балконы, львы на воротах

И стаи галок на крестах.

Любопытно, что в следующей строфе эта картина обрывается «у Харитонья в переулке» — в Большом Харитоньевском переулке, где Пушкин жил в детстве.

«Харитоний в Огородниках» считался тогда аристократическим кварталом. Из здешних достопримечателностей Пушкин особенно запомнил и позже отметил в плане своих записок- чудесный Юсупов сад в Харитоньевском переулке. Этот сад, принадлежавший вельможе князю Н. Б. Юсупову, приобрел славу миниатюрного Версаля. Судя по сохранившемуся плану и описаниям (сад погиб во время московского пожара 1812 года), Юсупов действительно создал нечто подобное знаменитому Версальскому парку вблизи Парижа. На сравнительно небольшой площади в два гектара были распланированы аллеи и прямолинейные дорожки, великолепные клумбы, возвышались миниатюрные статуи, были устроены пруд, фонтан, искусственные руины, каменные лестницы. Сведения о том, что этот сад был доступен очень узкому кругу посетителей, по-видимому, неверны. Если бы это было так, то вряд ли могло бы появиться объявление в «Московских ведомостях» о том, что для гуляющих в Юсуповском саду неким иностранцем открыты кафе и трактир, где можно иметь «за умеренную цену временное пристанище, а в саду обед и ужин». В стихотворении Пушкина «В начале жизни школу помню я...» (1830) есть лирическое описание «чужого сада», в кото­ром многие детали сходны с деталями юсуповского «Вер­саля». Хотя основная тема стихотворения относится, по-видимому, к эпохе раннего Возрождения, здесь преломи­лись и детские впечатления прогулок в Юсуповском саду и возникшие тогда настроения:

Там нежила меня теней прохлада;

Я предавал мечтам свой юный ум,

И праздно мыслить было мне отрада.

Любил я светлых вод и листьев шум,

И белые в тени дери кумиры,

И в ликах их печать недвижных дум.

Всё — мраморные циркули и лиры,

Мечи и свитки в мраморных руках,

На главах лавры, на плечах порфиры...

Но важнее восприятие всего этого «юным умом»:

...слезы вдохновенья,

При виде их, рождались на глазах.

В Москве стало традицией почитание пушкинских мест.

6 июня открытие опекушинского 1880 года Россия впервые чествовала в Москве память своего национального гения. Торжественное памятника, трёхдневные утренние заседания и литературно-музыкальные вечера в зале Благородного собранья, юбилейная выставка, «Пушкинские чтения» в университете и политехническом музее, общественные манифестации… «Тверской бульвар был украшен гирляндами живой зелени, народ покупает у торговцев массу ландышей и фиалок и закидывает ими пьедестал памятника, к вечеру зажигается иллюминация ».

В начале нашего века в старом доме на Елоховской была открыта бесплатная библиотека – читальня имени А. С. Пушкина. В 1914 году перед ней был образован Пушкинский сквер. Неподалёку находится московская школа №353, отмеченная мемориальной доской и носящая имя Пушкина. В дни, когда отмечалось столетие со дня гибели Пушкина – в1937 году, - в Москве на Красной площади, в здании Исторического музея открылась Всесоюзная Пушкин­ская выставка. Можно сказать с полной уверенностью, что таков выставки, посвященной одному писателю, еще никогда и нигде не бывало: ни Даyе, ни Шекспир, ни Сервантес. ни Гёте, ни Бальзак не удостаивались такого всестороннего воплощения, такого увлека­тельного, строго научного и высокохудожественного изобразительного рассказа.

Пушкинская выставка занимала двадцать два огромных зала, где о великом поэте говорили портреты, писанные при его жизни, изображения его друзей и его современни­ков, виды мест, где бывал Пушкин, его рукописи, издания его сочинений на всех языках, материалы, отразившие влияние Пушкина на все виды искусств. Все это было представ­лено с необыкновенной полнотой и удивительным блеском.

Это уникальное собрание решено было сохранить. Так возник Всесоюзный музей А. С. Пушкина. И материалы, переданные на выставку на короткое время другими музеями, стали постоянной собственностью этого нового замечательного собрания.

Во время войны музей находился в эвакуации, а по возвращении в Москву в те годы не смог получить сразу постоянного помещения и был передан Петербургу Москва осталась без пушкинского музея.

Вот тогда-то у многих москвичей и возникла идея создать в Москве свой, новый музей А. С. Пушкина. Но экспонаты Всесоюзного музея А. С. Пушкина решили не трогать.