2
Время скрывает смерть. Как только живешь во времени, то не можешь представить себе его прекращение.
3
Причина, почему представление о смерти не оказывает того действия, какое оно могло бы оказать, заключается в том, что мы, по своей природе, в качестве деятельных существ, по‑настоящему совсем не должны думать о смерти.
Кант
4
Вопрос о том, есть ли загробная жизнь или нет ее, есть вопрос о том, есть ли время произведение нашего ограниченного телом способа мышления или необходимое условие всего существующего?
То, что время не может быть необходимым условием всего существующего, доказывается тем, что мы сознаем в себе нечто не подлежащее времени: свою жизнь в настоящем. И потому вопрос о том, есть ли или нет загробная жизнь, есть, собственно, вопрос о том, что из двух реально: наше представление о времени или сознание нашей жизни в настоящем.
5
Если человек полагает свою жизнь в настоящем, то для него не может быть вопроса об его жизни в будущем.
1
Смерть так легко избавляет от всех затруднений и бедствий, что неверующие в бессмертие люди должны бы желать ее. Люди же, верующие в бессмертие, ожидающие новой жизни, еще больше должны бы были желать ее. Отчего же большинство людей не желают ее? А оттого, что большинство людей живет телесной, а не духовной жизнью.
2
Страдания и смерть представляются человеку злом только тогда, когда он закон своего плотского, животного существования принимает за закон своей жизни. Только когда он, будучи человеком, спускается на степень животного, только тогда для него становятся страшны страдания и смерть. И страдания и смерть, как пугала, со всех сторон ухают на него и загоняют на одну открытую ему дорогу человеческой жизни, подчиненной закону разума и выражающейся в любви. Страдания и смерть есть только нарушение человеком закона своей жизни. Если бы человек жил вполне духовной жизнью, для него не было бы ни страданий, ни смерти.
3
Вот толпа людей в цепях. Все они приговорены к смерти, и каждый день некоторых из них убивают на глазах у других. Те же, которые остаются, видят эти убийства, ожидают своей очереди и ужасаются. Такова жизнь для людей, если они не понимают смысла своей жизни. Если же человек понимает то, что в нем живет дух божий и он может соединиться с ним, то для такого человека смерть не только не может быть страшна, но для такого человека нет смерти.
4
Бояться смерти – все равно, что бояться привидений, бояться того, чего нет.
5
Я люблю свой сад, люблю читать книжку, люблю ласкать детей. Умирая, я лишаюсь этого, и потому мне не хочется умирать, и я боюсь смерти.
Может случиться, что вся моя жизнь составлена из таких мирских желаний и их удовлетворения. Если так, то мне нельзя не бояться того, что прекращает радости от удовлетворения таких желаний. Но если эти желания изменились во мне и заменились другим желанием – исполнять волю Бога, отдаться Ему в том виде, в котором я теперь, и во всех возможных видах, в которых могу быть, то чем больше заменились мои телесные желания духовными, тем меньше страшна становилась мне смерть. Если же совсем заменятся мои мирские желания одним желанием – отдаться Богу, то и нет для меня ничего, кроме жизни, нет смерти.
Заменять мирское, временное вечным, это путь жизни и к ее благу.
6
Для человека, живущего для души, разрушение тела есть только освобождение, страдания же – необходимые условия этого освобождения. Но каково же положение человека, полагающего свою жизнь в теле, когда он видит, что то одно, чем он живет, – его тело, разрушается, да еще и с страданиями?!
7
Животное умирает, не видя смерти и потому не страдая от страха ее. За что же человеку дано видеть ожидающий его конец и почему он кажется ему так ужасен, что раздирает его душу иногда до того, что заставляет убивать себя от страха смерти? Не могу сказать, отчего это, но знаю, для чего: для того, чтобы сознательный, разумный человек переносил свою жизнь из жизни телесной в жизнь духовную. Перенесение это не только уничтожает страх смерти, но делает ожидание смерти чем‑то подобным чувству путника, возвращающегося домой.
8
Жизнь не имеет ничего общего со смертью. Поэтому‑то, вероятно, всегда и возрождается в нас нелепая надежда, затемняющая разум и заставляющая сомневаться в верности нашего знания о неизбежности смерти. Телесная жизнь стремится упорствовать в бытии. Она повторяет, как попугай в басне, даже в минуту, когда его душат: «Это, это ничего!»
Амиель
9
Тело – это стены, ограничивающие дух и мешающие ему быть свободным. Дух не переставая старается раздвинуть эти стены, и вся жизнь разумного человека состоит в раздвижении этих стен, в освобождении духа от плена тела. Смерть совсем освобождает. И потому смерть не только не страшна, но радостна для человека, живущего истинной жизнью.
10
Человек, как животное, противится смерти, но благодаря разуму он всегда может заменить это противление не только покорностью, но и согласием.
11
Если смерть страшна, то причина этого не в ней, а в нас. Чем лучше человек, тем меньше он боится смерти. Для святого нет смерти.
12
Ты боишься смерти, но подумай о том, что бы было с тобой, если бы ты должен был вечно жить таким, каким ты есть?
13
Так же неразумно желать смерти, как и бояться ее.
14
Когда человека вылечили от смертельной болезни, и он опять живет, то это похоже на то, как когда воз, которому надо ехать через трясину, вытащили назад, на эту же, а не на ту сторону. Через трясину не миновать ехать.
15
Разумная жизнь подобна человеку, несущему далеко перед собой фонарь, освещающий его путь. Такой человек никогда не доходит до конца освещенного места, – освещенное место всегда идет впереди его. Такова разумная жизнь, и только при такой жизни нет смерти, потому что фонарь не переставая освещает до последней минуты, и уходишь за ним так же спокойно, как и во все продолжение жизни.
16
Смерть может быть согласием и потому нравственным поступком. Животное издыхает, человек отдает себя Богу.
Амиель
1
Сын живет в отцовском доме всегда, а поденщик только на время. И потому сын будет жить не так, как поденщик, будет заботиться об отцовском доме, а не думать, как поденщик, только о том, чтобы получить свою плату. Если человек верит, что жизнь его не кончается со смертью, то он будет жить, как сын в доме отца. Если же жизнь только та, какая есть в этом мире, то он будет жить как поденщик, стараясь воспользоваться всем, что можно в этой жизни.
И всякому человеку надо прежде всего решить вопрос, сын ли он хозяина или поденщик, совсем или не совсем он умирает со смертью тела. Когда же человек поймет, что есть в нем то, что смертно, есть и то, что бессмертно, то ясно, что и заботиться он будет в этой жизни больше о том, что бессмертно, чем о том, что смертно, – будет жить не как работник, а как хозяйский сын.
2
Верить в будущую жизнь может только тот, кто установил в своем сознании то новое отношение к миру, которое не умещается в этой жизни.
3
Кончается ли наша жизнь с телесной смертью, это вопрос самой большой важности, и нельзя не думать об этом. Смотря по тому, верим ли мы или нет в бессмертие, и поступки наши будут разумны или бессмысленны.
Поэтому главная наша забота должна быть о том, чтобы решить вопрос, совсем или не совсем умираем мы в плотской смерти, и если не совсем, то что именно в нас бессмертно. Когда же мы поймем, что есть в нас то, что смертно, и то, что бессмертно, то ясно, что и заботиться мы в этой жизни должны больше о том, что бессмертно, чем о том, что смертно.
Голос, который говорит нам, что мы бессмертны, есть голос живущего в нас Бога.
По Паскалю
4
Опыт учит нас тому, что многие люди, знакомые с учением о загробной жизни и убежденные в ее существовании, тем не менее предаются порокам и совершают низкие поступки, придумывая средства, как бы хитрее избежать грозящих им в будущем последствий их поведения. И в то же время вряд ли существовал когда‑нибудь на земле хотя бы один нравственный человек, который мог бы примириться с мыслью, что со смертью все кончается, и чей благородный образ мыслей не возвысился бы до надежды на будущую жизнь. Поэтому мне кажется более соответствующим человеческой природе и чистоте нравов обосновывать веру в будущую жизнь на чувствах благородной души, чем, наоборот, основывать ее благородное поведение на надежде на будущую жизнь.
Кант
5
Одно только мы знаем несомненно, что нас ждет смерть. «Подобна ласточке, пролетевшей через комнату, жизнь человека». Мы приходим неведомо откуда и уходим неизвестно куда. Непроницаемая тьма позади, густые тени впереди. Какое значение будет иметь для нас, когда придет наше время, что мы ели вкусные кушанья или не ели, носили мягкие одежды или не носили, оставили большое состояние или не оставили никакого, пожинали лавры или были презираемы, считались учеными или невеждами, – сравнительно с тем, как мы употребили вверенный нам Господином талант.
Какую цену будет иметь для нас все это, когда потускнеют наши глаза и сделаются глухи наши уши. Спокойны в тот час мы можем быть только тогда, когда не переставая не только берегли вверенный нам талант духовной жизни, но увеличивали его до той степени, при которой уничтожение тела перестает быть страшным.
Генри Джордж
6
Из завещания мексиканского царя:
«Все на земле имеет свой предел, а самые могущественные и радостные падают в своем величии и радости и повергаются в прах. Весь земной шар только большая могила, и нет ничего на его поверхности, что бы не скрылось в могиле под землею. Воды, реки и потоки стремятся к своему назначению и не возвращаются к своему счастливому источнику. Все спешат вперед, чтобы похоронить себя в глубине бесконечного океана. Того, что было вчера, уже нет нынче; и того, что есть нынче, не будет уже завтра. Кладбище полно прахом тех, которые когда‑то были одушевлены жизнью, были царями, управляли народами, председательствовали в собраниях, предводительствовали войсками, завоевывали новые страны, требовали себе поклонения, раздувались тщеславием, пышностью и властью.