Смекни!
smekni.com

Лирические фрагменты в композиции поэмы Гоголя Мертвые души (стр. 2 из 12)

Реализм Гоголя, как и Пушкина, был проникнут духом бесстрашного анализа сущности социальных явлений современности. Но свое­образие гоголевского реализма состояло в том, что он сов­мещал в себе широту осмысления действительности в це­лом с микроскопически подробным исследованием ее са­мых потаенных закоулков. Гоголь изображает своих геро­ев во всей конкретности их общественного бытия, во всех мельчайших деталях их бытового уклада, их повседневного существования.

«Зачем же изображать бедность, да бедность, да несо­вершенство нашей жизни, выкапывая людей из глуши, из отдаленных закоулков государства?»[8] Эти начальные стро­ки из второго тома «Мертвых душ», может быть, лучше всего раскрывают пафос гоголевского творчества.

Никогда прежде противоречия русской действитель­ности не были так обнажены, как в 30—40-х годах. Кри­тическое изображение ее уродств и безобразий станови­лось главной задачей литературы. И это гениально ощу­тил Гоголь. Объясняя в четвертом письме «По поводу «Мертвых душ» причины сожжения в 1845 году второго тома поэмы, он заметил, что бессмысленно сейчас «вывес­ти несколько прекрасных характеров, обнаруживающих высокое благородство нашей породы». И далее он пишет: «Нет, бывает время, когда нельзя иначе устремить об­щество или даже все поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости»[9].

Гоголь был убежден, что в условиях современной ему России идеал и красоту жизни можно выразить, прежде всего, через отрицание безобразной действительности. Именно таким было его творчество, в этом заключалось своеобразие его реализма.

Влияние Гоголя на русскую литературу было огромно. Не только все молодые таланты бросились на указанный им путь, но и некоторые писатели, уже приобретшие известность, пошли по этому пути, оставив свой прежний.

О своём восхищении Гоголем и о связях с его творчеством говорили Некрасов, Тургенев, Гончаров, Герцен, а в 20ом веке мы наблюдаем влияние Гоголя на Маяковского. Ахматову, Зощенко, Булгакова и др.

Чернышевский утверждал, что Пушкин является отцом русской поэзии, а Гоголь - отцом русской прозаической литературы.

Белинский отмечал, что в авторе «Ревизора» и «Мерт­вых душ» русская литература обрела своего «самого на­ционального писателя». Общенациональное значение Го­голя критик видел в том, что с появлением этого худож­ника наша литература исключительно: обратилась к русской действительности. «Может быть, — писал он, — через это она сделалась более одностороннею и даже од­нообразною, зато и более оригинальною, самобытною, а, следовательно, и истинною». Всестороннее изображение реальных процессов жизни, исследование ее «ревущих противоречий» — по этому пути пойдет вся большая рус­ская литература нослегоголевской эпохи.

Художественный мир Гоголя необыкновенно своеобра­зен и сложен. Кажущаяся простота и ясность его произ­ведений не должна обманывать. На них лежит отпечаток оригинальной, можно сказать, удивительной личности ве­ликого мастера, его очень глубокого взгляда на жизнь.

И то и другое имеет непосредственное отношение к его художественному миру. Гоголь — один из самых сложных писателей мира. Его судьба — литературная и житейская — потрясает своим драматизмом.

Обличая все дурное, Гоголь верил в торжество справедливости, которая победит, как только люди осознают гибельность «дурного», а чтобы осознали, Гоголь осмеивает все презренное, ничтожное. Реализовать эту задачу ему помогает смех. Не тот смех, который порождается временной раздражительностью или плохим характером, не тот легкий смех, служащий для праздного развлечения, но тот, который «весь излетает из светлой природы человека», на дне которой заключен «вечно бьющий родник его».

Суд истории, презрительный смех потомков - вот что, по мысли Гоголя, послужит возмездием этому пошлому, равнодушному миру, который ничего не может изменить в себе даже перед лицом очевидной угрозы бессмысленной своей гибели.

Художественное творчество Гоголя, воплощавшее в ярких, законченных типах все отрицательное, все темное, пошлое и нравственно-убогое, чем так богата была Россия, было для людей 40-х годов неоскудевающим источником умственных и нравственных возбуждений. Темные гоголевские типы (Собакевичи, Маниловы, Ноздревы, Чичиковы ) явились для них источником света, ибо они умели извлечь из этих образов скрытую мысль поэта, его поэтическую и человеческую скорбь; его « незримые, неведомые миру слезы », превращенные в « видимый смех », были им и видны и понятны. Великая скорбь художника шла от сердца к сердцу . Это нам помогает почувствовать истинно «гоголевский» способ повествования: тон повествователя насмешлив, ироничен; он беспощадно бичует изображенные в «Мёртвых душах» пороки. Но вместе с тем в произведении встречаются и лирические отступления, в которых изображаются силуэты русских крестьян, русской природы, русского языка, дороги, тройки, далей... В этих многочисленных лирических отступлениях нам ясно видна позиция автора, его отношение к изображаемому, всепроникающий лиризм его любви к отчизне.

Гоголь был одним из самых удивительных и своеоб­разных мастеров художественного слова. Среди великих русских писателей он обладал, пожалуй, едва ли не наи­более выразительными приметами стиля. Гоголевский язык, гоголевский пейзаж, гоголевский юмор, гоголевская манера в изображении портрета — эти выражения дав­но стали обиходными. И, тем не менее, изучение стиля, художественного мастерства Гоголя все еще остается да­леко не в полной мере решенной задачей.

Отечественное литературоведение многое сделало для изучения наследия Гоголя — возможно, даже больше, чем в отношении некоторых других классиков. Но можем ли мы сказать, что оно уже в полной мере изучено? Едва ли даже когда-нибудь в исторически обозримом будущем у нас появятся основания для утвердительного ответа на этот вопрос. На каждом новом витке истории возникает необходимость заново прочитать и по-новому обдумать творчество великих писателей прошлого. Классика неис­черпаема. Каждая эпоха открывает в великом наследии прежде не замеченные грани и находит в нем нечто важ­ное для раздумий о делах собственных, современных. Многое в художественном опыте Гоголя сегодня необык­новенно интересно и поучительно.

Одно из самых прекрасных достижений искусства Го­голя — слово. Мало кто из великих писателей владел столь совершенно магией слова, искусством словесной живопи­си, как Гоголь.

Не только язык, но и слог он считал «первыми необхо­димыми орудиями всякого писателя»[10]. Оцени­вая творчество любого поэта или прозаика, Гоголь прежде всего обращает внимание на его слог, являющийся как бы визитной карточкой писателя. Сам по себе слог еще не де­лает писателя, но если нет слога — нет писателя.

Именно в слоге прежде всего выражается индивидуальность худож­ника, самобытность его видения мира, его возможности в раскрытии «внутреннего человека», его стиль. В слоге об­нажается все самое сокровенное, что есть в писателе. В представлении Гоголя, слог—это не внешняя выразитель­ность фразы, это не манера письма, а нечто гораздо более глубинное, выражающее коренную суть творчества.

Вот он пытается определить существеннейшую черту поэзии Державина: «Все у него крупно. Слог у него кру­пен, как ни у кого из наших поэтов»[11]. Стоит обратить внимание: между одной и другой фразой нет никакого средостения. Сказав, что у Державина все крупно, Гоголь тут же, следом, уточняет, что он разумеет под словом «все», и начинает со слога. Ибо сказать о слоге писателя — зна­чит сказать едва ли не о самом характерном в его ис­кусстве.

Отличительная черта Крылова, по мнению Гоголя, в том, что «поэт и мудрец слились в нем воедино». Отсюда живописность и меткость изображения у Крылова. Одно с другим сливается так естественно, а изображение столь верно, что «у него не поймаешь его слога. Предмет, как бы не имея словесной оболочки, выступает сам собою, нату­рою перед глаза»[12]. Слог выражает не наружный блеск фразы, в нем проглядывает натура художника.

Заботу о языке, о слове Гоголь считал наиглавнейшим для писателя делом. Точность в обращении со словом в значительной мере определяет достоверность изображения действительности и помогает ее познанию. Отмечая в статье «О «Современнике» некоторые новейшие явления русской литературы, Гоголь, например, выделяет в ряду современных литераторов В. И. Даля. Не владея искусст­вом вымысла и в этом отношении не будучи поэтом, Даль, однако, обладает существенным достоинством: «он видит всюду дело и глядит на всякую вещь с ее дельной сторо­ны». Он не принадлежит к числу «повествователей-изо­бретателей», но зато имеет громадное перед ними преиму­щество: он берет заурядный случай из повседневной жиз­ни, свидетелем или очевидцем которого был, и, ничего не прибавляя к нему, создает «наизанимательнейшую по­весть».

Самая замечательная особенность Казака Луган­ского — в том, что «все у него правда и взято так, как есть в природе». А этому драгоценному качеству в значитель­ной мере содействуют «достоверный язык» и «живость сло­ва», характерно окрашивающие каждую строчку писателя, «придвигая ближе к Познанью русского быта и нашей на­родной жизни»[13]. Гоголь предупреждает, что, быть может, он судит здесь пристрастно, ибо этот прозаик, как выражается автор статьи, «более других угодил лич­ности моего собственного вкуса». Во всяком случае, пи­шет он, именно такой тип писателя «полезен и нужен всем нам в нынешнее время».