Опасны не сами средства массовой информации — величайшее достижение науки и техники, сблизившее страны и народы, давшее возможность миллионам людей приобщиться к высшим достижениям современной культуры. Опасность в том, что глобализация мира идёт рука об руку с нивелировкой и духовным падением масс, не с возвышением, а со снижением их интеллектуального уровня, принимающего подчас характер "психических эпидемий", наркомании, сексуальных извращений — прямого следствия потери Бога, хуже того — измены Богу.
Цивилизованное человечество встало на тот же путь, по которому на заре истории устремились наши пращуры, когда, сотворив своими руками золотого тельца, незамедлительно уверовали в него как в бога и с радостной готовностью рухнули покорными рабами к его подножию, забыв и предав Бога Истинного. Телевизор, компьютер — золотые тельцы ХХI века (золотые в самом прямом смысле слова, потому что правят бал на них прежде всего деньги), опасны тем, чем опасна всякая подмена Бога, всякое предательство Бога. Можно ли считать случайностью, что параллельно с научно-техническим прогрессом в христианских странах, более всего потрудившихся для этого самого прогресса, нарастает не просто равнодушие к христианству, но активный протест против него? Звучат слова о "постхристанской эре", европейцы страшатся признать свои страны странами христианской культуры; делаются попытки запретить христианские символы — в религии видят посягательство на свободу совести, на права личности. При этом стыдливо закрывают глаза на то, что средства массовой информации посягают не на свободу совести, а на саму совесть; не на права личности, а на саму личность. Как бы и не замечается, что телевидение, а ещё более компьютер, интернет становятся единственными "заполнителями" духовных потребностей "масс", фетишем для тысяч "компьютерных мальчиков". Суррогатом жизни. Суррогатом Бога.
Сумеет ли человечество когда-нибудь выбраться из "бесплодной пустыни" обезбоженной цивилизации — этого синонима "либералистского стремления к смерти" и вернуться на более высоком уровне на "праведный путь" — к Богу и с Богом? [6]
2. ПРОЯВЛЕНИЕ ГЛОБАЛИЗАЦИИ В РОССИИ
2.1. ЯЗЫК – ДУХОВНОЕ ДОСТОЯНИЕ И СВЯТЫНЯ НАРОДА
2.1.1. ДУХОВНОСТЬ СЛОВА
Духовная сущность слова недостаточно осмысливается нами. Наше слово, справедливо считали многие учёные, принадлежит не нам. Оно создавалось с Божьей помощью в горниле житейского опыта предшествующих поколений через трудное обретение соприродных ему смыслов, чувств, настроений и через внутреннее созерцание живых духовных истин…
Слово — признак человека как духовной твари: бездуховные животные бессловесны…
Язык — не только орудие национального и межнационального общения, но сосредоточенный в слове духовный и практический опыт народа и как бы ключ к этому опыту. Язык также — форма и способ телесно-духовной жизни народа и человека. В своих высших проявлениях язык — это духовное достояние и святыня народа; в то же время он — способ человеческого освоения материального мира и духовной действительности. При этом необходимо различать язык мирской и язык обработанный, освящённый культурой, язык духовный. Вместе с тем, язык — школа мысли и единственное средство получить образование. Наконец, язык — форма духовной энергии, проявляющаяся нередко помимо сознания его носителя и оказывающая не только ожидаемые, но и непредвиденные говорящим влияния на окружающий мир…
Слово имеет и свою доселе неведомую нам энергию, которая освобождается и действует иногда помимо нашего сознания, утверждает учёный П..П.. Гаряев. Недаром религия свидетельствует, что светлые и добрые мысли лечат, а тёмные и злые — калечат. «Слово ли произнесённое или событие запечатлевается в любой точке Вселенной навсегда» (Ф. Я. Шипунов).
Речь русской классики в её высоких образцах и литургическая речь представляют вершины ценностной духовной иерархии самовыражения и выражения народа. Они по существу своему — святыня, т. е. предметное воплощение высших духовных ценностей, нерушимое духовное достояние, без которого человек (и народ!) теряет свое лицо, при поругании которого народ испытывает ущерб своего достоинства и духовной самостоятельности, оттесняется, становится нравственно уязвимым и духовно бессильным.
Понятие о слове-святыне, о речи-святыне неотделимо от способности иметь человеческий облик и, безусловно, предполагает здоровое чувство национального достоинства, а значит — верность исторических представлений о прошлом своего народа и возможностях его языка…
Так называемый плюрализм дал возможность многим бесстыдно разрушать сложившиеся речевые и культурные традиции, что, в частности, выражается в открытом употреблении непечатных слов даже в массовых изданиях. Разрушительные последствия такой языковой беспринципности ощущаются не сразу. Но как только «черное слово» становится в ряд с остальными словами, начинается отравление языка; словесная неразборчивость неизбежно ведет к нравственному безразличию и смешению добра и зла. Дав права «чёрному слову», мы облегчаем путь черным делам и постепенно уродуем свой духовный мир. Кроме того, негативная энергия подобных слов непредсказуемо отражается на нашем состоянии (в том числе на состоянии здоровья) и состоянии окружающих. «У нас крадут великое слово наших пращуров, последнее наше богатство! — с болью писал журналист В. Бахревский. — Вот почему матерное слово, слетевшее с твоих губ, дорогой мой мальчик или тем более девочка, — не хулиганство, а клятва на верность врагам русского народа»...
Информационно-психологическая война ведётся через средства массовой информации, аудио- и видеопродукцию, через массовую печать. Последствия повреждающего, зомбирующего языкового воздействия на массовое сознание катастрофически сказываются на состоянии интеллекта, нравственного здоровья, влияют на уровень духовной жизни личности. Ведь состояние речи — это состояние мысли, состояние мысли — это состояние сознания, состояние сознания — это предпосылки поступков. Поступки — сущность поведения людей. Сущность поведения людей — это судьба народа…
Мы обязаны знать: одухотворённый русский язык – душа России, её святыня, предметное воплощение высших духовных ценностей, нерушимое духовное достояние, без которого человек (и народ!) теряет свое лицо, при поругании которого народ испытывает ущерб своего достоинства и духовной самостоятельности, оттесняется, становится нравственно уязвимым и духовно бессильным. Мы, как зеницу ока, должны беречь родное слово. Слово дано для стремления к истине. Судьба наша — в словах, нами произносимых. [7]
2.1.2. МОЖЕТ ЛИ БЫТЬ СЛОВО БЕЗ КОРНЕЙ
Не приходилось ли вам задумываться о том, почему нам так больно, именно больно, смотреть на избитое, обезображенное лицо другого человека? Несколько лет назад, оказавшись в паломнической поездке в Никольском женском монастыре города Арзамас, с болью в сердце припал к иконе Пресвятой Богородицы, над которой глумились, в бесовском опьянении, безбожники, изрубив топором изображение глаз Пречистой. Но, свершилось Божье чудо и над шрамами заново проявились очи Приснодевы, как вечное напоминание всем нам о том, что святыня поругаема не бывает. А разве ж человек – не святыня? И разве ж допустимо для нас, православных, называть несчастных обездоленных людей, все равно несущих на себе, пусть замутненный, но отпечаток Бога, постыдной аббревиатурой бомж, позабыв, что подобных людей на Руси всегда называли бродягами, бедолагами, горемыками, бездомными, босяками, что – помимо простой человечности самого слова – очень точно отражало их состояние. Не будем, следуя заветам мудрых предков, зарекаться: ни от сумы, ни от тюрьмы.
Вспомним, однако, что все эти уродливые наросты на нашем языке: «бомж», «зэк», «комбед», «наркомпрос», «наркомпром», «эсэсэсэр» и им подобные появились в нашем языке сразу же после воцарения безбожной власти. А потому напоенные христианской поэтикой сестра милосердия и брат милосердия преобразились в медсестру и медбрата. Смешно сказать, но этой печальной участи не избегло даже жалованье, превратившись в зарплату. Хоть и не худшее из всех «новоязовских» слов, но насколько оно неуклюже по сравнению с его благородным предшественником! И все это случилось неспроста, а как одно из позорных свидетельств отпадения русского человека от Бога, когда человек попросту перестал рассматриваться власть предержащими как творение Божие, Его образ. Так, и именно так, могло появиться позорящее этот самый образ выражение, столь печально укоренившееся среди, так называемого, «простого народа», когда спиртным и снедью запасаются в расчете не на человека, а на рыло. Почти по Гоголю!
Вспоминаю, как три десятилетия назад в одной южной республике тогдашнего СССР отец семейства, дождавшийся, наконец, после трех дочерей рождения вожделенного сына, назвал его… Нэрд, именем, которого нет, как оказалось, ни у одного народа. Так что и в ЗАГСе отказались поначалу записывать малыша. Но отец проявил-таки настойчивость, испоганив на целые шестнадцать лет (когда у парня появилась законная возможность взять самостоятельно нормальное благозвучное имя) жизнь своего единственного наследника и сделав его объектом многочисленных насмешек и издевок сверстников. Дальше – хуже. Оказалось, это аббревиатура, позволившая ее автору хоть как-то выразить свою оригинальность, не пожалев собственное чадо. Ибо Нэрд было задумано и осуществлено как научный эксперимент Рагима Джавадова (вот как!).
На нашей приличной, в общем-то, улице жили два брата-близнеца, оба отъявленные хулиганы, одного из которых звали Маркс, а другого Комиссар. Помню, как сокрушались тогдашние взрослые по поводу того, что, дескать, позорят они такие высокие имена. Я же ныне понимаю, что именно носители таких имен имели больше шансов стать бандитами и головорезами.