КУРСОВАЯ РАБОТА
ПО ПРЕДМЕТУ
“История государства и права”
на тему:
“Уголовное право и судебный процесс в России первой четверти восемнадцатого века”
МОСКВА 1998 г.
Содержание:
1. Введение. 3
2. Общая характеристика уголовно-судебного законодательства Петра. 3
3. Судебный процесс первой четверти восемнадцатого века. 6
4. Прокуратура как орган надзора. 13
5. Помещичий суд в начале XVIII века. 16
6. Уголовный процесс первой четверти восемнадцатого века. 17
7. Заключение. 27
8. Библиография: 26
Введение.
Актуальность данной курсовой работы обусловлена следующим кругом тематических проблем. Время царствования Петра Великого было периодом укрепления и расцвета феодального абсолютистского государства. Землевладельцы-дворяне были основным господствующим классом, крепостные крестьяне — основным эксплуатируемым классом. Власть переходит из рук крупных феодалов-бояр и таких же крупных феодалов-монастырей, митрополита и епископов в руки средних и мелких помещиков-дворян. Этот переход совершается не без борьбы. Поэтому наряду с основной классовой борьбой между угнетенными крепостными крестьянами и господствующим классом землевладельцев происходят острые столкновения отдельных групп внутри господствующего класса. В недрах феодального общества получает дальнейшее развитие класс купцов и промышленников. Законы направлены, главным образом, на укрепление господства дворянского землевладения, крепостного права, а также на обеспечение интересов развивающейся промышленности и торговли.
Ведя длительные войны, насаждая крепостные мануфактуры для вооружения и обмундирования только что созданной новой армии, стремясь обеспечить помещиков рабочими руками и возвращая им “беглых”, подавляя восстания “работных людей”, казачьей бедноты и крестьян против усиления эксплуатации, Петр 1 должен был для укрепления монархии централизовать аппарат власти, сделать его бюрократически зависимым и послушным.
Петр 1 и его преемники создают и укрепляют в России чиновничье-дворянскую монархию, царское самодержавие. Принцип бюрократической опеки над гражданами посредством широко разветвленного аппарата администрации последовательно проводился Петром в качестве главной идеи неограниченной и просвещенной монархии. В Регламенте или Уставе Главного Магистрата 1721 года эта мысль о благодетельном значении полиции выражена весьма отчетливо: “Вкратце ж... полиция есть душа гражданства и всех добрых порядков и фундаментальный подпор человеческой безопасности и удобности”.
Общая характеристика уголовно-судебного законодательства Петра.
В области уголовно-правового и процессуального законодательства царствование Петра, несмотря на огромное число указов, регламентов и “должностей”, сохранило основные тенденции XVII в. Неоднократно подтверждалось, что Уложение царя Алексея Михайловича сохраняет полную силу и действительно, основные идеи этого дворянско-помещичьего кодекса нашли не только подтверждение, но и дальнейшее развитие в законодательстве Петра. Сохранился суд помещиков над их людьми, сохранился и даже усилился розыскной характер процесса по всем важнейшим делам, еще более возросла жестокость наказаний, и в то же время особенно резко выступил характер феодального права: в ряде случаев не только степень, но и род наказания зависели от сословной принадлежности обвиняемого и потерпевшего. Общий характер наказания как меры, направленной на подавление малейшего проявления бунта против крепостнических порядков и даже простого ослушания царской воли, усугублялся задачей устрашения окружающих. Угрозы применения беспощадной казни сопровождают почти каждый закон.
В отличие от формы законодательства XVII в., которая всегда предполагала совместное участие царя и боярской думы, в первой четверти XVIII в. закон принимает форму единоличного царского указа. Воля абсолютного монарха становится единственной формой законодательства. Только при временных отлучках царя и в особо неотложных случаях право издания указов с силой закона предоставлялось органу, заменявшему царя (с 1711 г.—Сенату).
Но в области уголовно-судебной царь являлся не только источником закона, но и непосредственным судьей. Известно, что при подавлении стрелецких бунтов протоколы розысков докладывались царю, и Петр лично выносил смертные приговоры. Да и позже Сенат должен был по рассмотрении особо важных дел представлять их на окончательное решяяяяяяяяяяяуÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿÿòåëüñòâà, îá èçäàíèè íîâîуложенной книги не была осуществлена, хотя несколько раз для этого создавались комиссии. Обилие указов, издаваемых по личной инициативе Петра и часто им собственноручно писанных, вызывавшихся нередко острыми потребностями текущего момента и поэтому иногда противоречащих друг другу, — явилось непреодолимым препятствием на пути кодификации.
В области суда и управления очень наглядно проявилась консервативная, соответствующая духу московского самодержавия приверженность к старине. Петр, правда, сделал первую в России попытку отделить суд от администрации. Но попытка эта не имела успеха. К концу царствования Петра судебные и административные функции были опять смешаны: губернаторы и воеводы либо контролировали суды, либо сами осуществляли судебную деятельность.
При всём перекраивании Петром судебной системы она, в основном, отражала интересы дворян-помещиков, служа по-прежнему поддержанию и расширению крепостного хозяйства.
В некоторых судебных учреждениях Петра сказалось влияние крепнущего торгового капитала. Оно проявилось, в частности, в том, что купечество получило свои самостоятельные суды — магистраты, окончательно упрочившиеся при Екатерине II и выработавшие свои формы процесса.
Совершенно естественно, что, преобразуя московские учреждения в духе просвещенного абсолютизма, Петр обращался к иностранным источникам, ища в них образцов. Но эти образцы он подгонял к существующим русским учреждениям.
Наиболее отчетливо обе эти тенденций отразились при создании и реорганизациях Сената. Поскольку Сенат играл в дальнейшей истории суда и процесса царской России весьма значительную роль, мы остановимся подробнее на первом периоде его деятельности.
Судебный процесс первой четверти восемнадцатого века.
В 1711 году во главе не только судебных, но и всех без исключения административных учреждений был поставлен Правительствующий Сенат. Являясь в качестве высшего органа государственного управления преемником “боярских (или “министерских”) консилий”, заменивших старую “боярскую думу”. Сенат в то же время получил ряд черт, сближавших его с государственными учреждениями Западной Европы. Но еще в царствование Петра Сенат прошел несколько фаз развития, без краткого указания на которые трудно правильно понять подлинное значение Сената во всем государственном управлении и, в частности, в судебной системе.
При этом для полного уяснения роли Сената в области судебной пришлось несколько шире осветить сложное устройство и компетенцию Сената и в других отраслях государственного управления.
Сенат был организован указом Петра 22 февраля 1711 г., когда в его состав было назначено 9 сенаторов. Но функции его как высшего государственного учреждения были определены двумя указами 2 марта того же года, из которых первый в девяти пунктах определял задаччч ччзччжччнчч чч ччнччччччччзчччто по отбытии нашем делать”), а второй содержал добавочные три пункта. Из всех этих пунктов только первый пункт основного указа определял в ярких, но юридически весьма неопределенных выражениях судебную власть Сената: “Суд иметь нелицеприятный и неправедных судей наказывать отнятием чести и всякого имения, тож и ябедникам да последует”.
Кроме того, в девятом пункте, вне прямой связи с его конкретным содержанием, говорилось об учреждении должности фискалов, также в мало определенных рамках, что подчеркнуто и самим законодателем. Ввиду большого значения деятельности органов фискалата и в Сенате и в яяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяячасть пункта девятого: “Учинить фискалов во всяких Делах, а как быть им, пришлется известие”.
Другие пункты обоих указов предписывают Сенату вести организацию набора войск и их продовольствия, собирать денежные средства (“понеже деньги суть артериею войны”), организовать торговлю, разыскивать дворян, уклоняющихся от службы, и отбирать у них поместья.
Таким образом, согласно этому первоначальному очертанию в законе Сенат являлся центральным судебно-военно-финансовым учреждением, осуществлявшим верховный надзор за ходом государственного управления в указанных областях.
Однако во время частых отлучек Петра из столицы и даже из пределов России функции Сената фактически расширялись, и в делах неотложных Сенат сам издавал “указы”. Поэтому ряд историков приписывал Сенату даже законодательную функцию. Кроме указа 22 февраля, мысль о задаче высшего управления неоднократно выражалась Петром в его переписке с Сенатом. Так, в одном из писем с призывом к более рачительному руководству административной деятельностью всех органов Петр писал: “„.понеже иного дела не имеете, точию одно правление, которое, ежели неосмотрительно будете делать, то пред богом, а потом и здешнего суда не избежите”.
В период с 1711 по 1718 гг., когда были организованы коллегии, все функции Сената административные, судебные и надзорные соединялись без всякого их распределения.
Однако сложность функций Сената и малое число его членов вынудили его к самочинному образованию при себе подсобного органа для рассмотрения судебных дел — “расправной палаты”. Она состояла частью из сенаторов, частью из назначенных Сенатом “судей расправных дел”.
Возникла эта палата в 1712 году, но более или менее точно ее полномочия были определены позже, в сентябре 1713 года. “Приговор” Сената установил, что палата должна была принимать к рассмотрению лишь “дела вершенные” в случаях, если челобитчик указывал, что судья вершил его дело “не дельно и противно его величества указам и Уложению”. При этом у челобитчика следовало “взять за рукою сказку, чтоб он объявил именно, акая в том деле судейская неправость и противность государеву указу и Уложению”. Признав челобитную заслуживающей уважения, расправная палата принимала “вершенное дело” к своему рассмотрению и постановляли по нему решение. При жалобах на волокиту палата посылала в соответствующее учреждение указ о немедленном решении дела. В случае неисполнения указа требование подтверждалось “вторыми и третьими указами под взятием штрафов”. И лишь тогда палата доносила об этом Сенату. Палата также должна была рассматривать фискальские доношения, сообщая ежемесячно Сенату о числе доношений “и что по них будет учинено”.
Но расправная палата решала не только судебные дела, а и дела, относящиеся к административному и финансовому управлению.
Неопределенность положения расправной палаты видна также из того, что, когда указами 1714 года были установлены судебные инстанции, дела, подлежавшие суду губернатора, переносились прямо в Сенат без упоминания о расправной палате, хотя она и продолжала действовать при Сенате.
Дальнейшее изменение организации и функций Сената связано с учреждением в 1718 году коллегий. Это были центральные административные учреждения, заменившие старые приказы. С этой реформой все административные функции Сената отходили к коллегиям, в которые и были в начале 1719 года отосланы.
Данные сенатского архива показывают, что Сенат не только рассматривал дела в качестве высшей судебной инстанции, но в ряде случаев сам производил предварительное следствие, назначал пытки, при которых иногда присутствовал состав Сената. Так, например, 7 августа 1717 г. Сенат постановил: “фискала Безобразова против допросных его речей, какой и за кем знает он бунт, пытать... Того ж числа он, Безобразов, в застенке и на виске пытан”.
Однако эти торжественные формулировки не всегда отражали реальное положение Сената, особенно в первые годы его существования. Как известно, при организации Сената в него не вошли важнейшие сановники. “Верховные господа”, “принципалы”—князь Меньшиков, канцлер Головкин, адмирал Апраксин, обращаясь к Сенату с различными требованиями, писали ему “указом”. Сам Петр напоминал “принципалам” о необходимости обращаться непосредственно к учрежденному им Сенату (“Извольте о всех требованиях писать к ним”). Известна вражда между Меньшиковым и Сенатом, о которой доносил своему правительству французский комиссар в Петербурге де Лавинье (1717 г.). Характерные для высших сановников Петра злоупотребления и взятки не были чужды и составу Сената и фискалата: “Курбатов умер под судом, сибирский губернатор княяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяе-канцлер Шафиров с плахи послан в ссылку; первый вельможа в государстве, светлейший князь Меньшиков, уличен в злоупотреблениях и должен нести громадный штраф...”.
В связи с учреждением коллегий за Сенатом был оставлен лишь высший контроль. Он осуществляяяяяяяяяяяяяяяярезидентов коллегий, которые должны были обсуждать дела, не укладывавшиеся в компетенцию отдельных коллегий. Это дало основание некоторым авторам сделать вывод о том, что с 1718 до 1722 гг. Сенат вообще не существовал в качестве постоянно действовавшего учреждения.
Однако в “Должности Сената” 3 декабря 1718 г. указывалось на такую функцию Сената, как рассмотрение и решение дел по челобитным, удостоившимся высочайшей подписи, “дабы розыскать между челобитчиком и юстиц-коллегиумом”. Таким образом, за Сенатом сохранилось значение высшего судебно-надзорного органа, в который при известных обстоятельствах могли попадать жалобы на решения юстиц-коллегии.
В последнем же пункте “Должности” законодатель подчеркнул основную функцию Сената. “Глава же всему, дабы (сенаторы) должность свою и наши указы в памяти имели и до завтра не откладывали, ибо как может государство управляемо быть, когда указы действительны не будут”. Таким образом, было провозглашено, что Сенат должен быть “хранилищем законов” ".
В Генеральном регламенте коллегиям 28 февраля 1720 г. снова была подчеркнута мысль о положении Сената как высшего органа правительства, стоящего над коллегиями. Все государственные коллегии “токмо под его царским величччччччччччччччччччччччччччччччччельствующего Сената указами обретаются”. Однако деятельность Сената в составе президентов тех коллегий, над которыми он должен был осуществлять высший надзор, оказалась мало удовлетворительной. Указ Петра 12 января 1722 г. прямо признал это, подчеркнув невозможность совмещения должностей президентов коллегий и членов сената. “Правление сего государства, яко нераспоряженного перед сим, непрестанных трудов в сенате требует, а члены сенатские, почитай все, свои коллегии имеют, того ради не могут одного снесть, сие сначала несмотря учинено, что ныне надлежит исправить”.
Лейбгвардейские офицеры, пользовавшиеся особым доверием Петра, получили полномочия в известных случаях арестовывать сенаторов и отвозить в крепость, “а потом дать знать об этом государю, причем штаб-офицер должен был “чинить сие нелицемерно, а ежели пренебрежит, то лишен будет всего и к тому смертию казнен или шельмован будет”.
Из данных сенатского архива за этот период видно, что Сенат занимался в области судебных дел и разрешением спорных вопросов о подсудности, и решением дел, переданных ему государем, изданием указов о публичном прощении вины преступникам (например, приговор по делу сенатора Апухтина).
Но при реорганизации Сената путем назначения в него сенаторов, не связанных, с руководством коллегий, принцип этот не был полностью соблюден, и президенты военной, адмиралтейской, иностранной и берг-коллегии остались его членами.
С 1722 года быыо ыоыыоыыстыныылыыоыыыыыыыыныыыыы ыыеыыызыыыныыатылыыоыывлаыыы, а осуществляет высший надзор за всеми правительственными органами. В частности, Сенат имел право посылать в губернии сенаторов, ревизующих деятельность местных органов.
Ревизионная деятельность Сената в отношении судебных дел выражалась в приеме жалоб на решения коллегии.
Как указывалось выше, одновременно с организацией в 1711 году Сената была созданы должности фискалов. Впоследствии рядом указов была организована целая система фискалата, завершенная в1717 году. Фискалат первоначально должен был быть органом тайного надзора. В указе 5 марта 1711 г. предлагалось Сенату “выбрать обер-фискала, человека доброго и умного (из какого чина ни есть)”. Здесь содержалось и определение его обязанностей: “должен он над всеми делами тайно надсматривать и проведывать про неправый суд, також в сборе казны и прочего, и кто неправду учинит, должен фискал позвать его пред Сенат (какой высокой степени ни есть) и там его уличить”. При успешности уличения половина штрафа с обвиненного шла в пользу фискала, неуличение не должно было “фискалу в вину ставить, ниже досадовать, под жестоким наказанием и разорением имения”.
Под ведением обер-фискала должны были состоять провинциал-фискалы, а под ними “несколько нижних, которые во всем таку ж силу и свободность имеют, как и обер-фискал, кроме одного, что вышнего судью или генерального штаба на суд без обер-фискала позвать не могут”.
В начале 1712 года было указано, что фискалы ставятся под ведомство Сената, утверждалась их самостоятельность по отношению к губернаторам.
Петр угрожал сенаторам казнью, если они не будут рассматривать “фискальских доносов”.
Не довольствуясь этим, Петр передавал эти доносы на рассмотрение и для производства о них розысков доверенным лицам, а именно — в так называемые “майорские канцелярии”, позднее в тайную канцелярию.
Указ 1715 года о “должности” фискала устанавливал более точно круг ведения и состав фискалата. При обер-фискале, а также при губернских (провинциальных) и городских фискалах учреждались по четыре должности помощников, из которых двое от купечества, “дабы могли тайно ведать купеческое сословие”. Функции фискалов были определены так. “Действие же их сие есть—взыскание всех безгласных дел, то есть: 1) всякие преступления указов; 2) всякие взятки и кража казны и прочее, что ко вреду государственному интересу быть может, каково б оное имени ни было; 3) також и прочие дела народные, за которых нет челобитчиков, например, ежели какого приезжего убьют или наследник последний своей фамилии во младенчестве умрет без завету духовной предков его и прочие тому подобные безгласные дела, иже не имеют челобитчика о себе”.
Этим указом значительно ограничивалась безнаказанность фискальских донесений. Сумма штрафа, идущая в пользу фискала, уменьшается до четверти. Теперь фискалы должны были проведывать о всех делах не только тайно, но и явно.
Этот момент, расширявший способы деятельности фискалов, обычно прямо противопоставлял фискалат органам прокуратуры именно по методу деятельности. Он указывал, что “фискалы или мало пользовались своими полномочиями или употребляли их во зло, возбуждая при этом страх и ненависть способом своего воздействия, которое почерпалось тайным проредыванием и доносом. Напротив, прокуроры открыто выступают в значении органов закономерного правительственного надзора и при всяком нарушении закона явно протестуют пред высшею властью, приучая общество видеть в их действиях безличную охрану законности даже против должностных ее нарушителей”.
Правильным является только то, что в органах фискалата процветали злоупотребления, взятки, ложные доносы.
С учреждением коллегий все фискальские дела перешли из Сената в юстиц-коллегию, при которой состоял и обер-фискал. Согласно Генеральному регламенту при каждой коллегии также учреждались фискалы.
Генеральный регламент устанавливал, что в случае, “если он (фискал) за президентом (коллегии), или кто внебытность его управляет, что противное увидит, о том должен донести генеральному фискалу”.
Однако в это время и вплоть до 1723 года при Сенате не было генерал-фискала. С 1723 года генерал-фискал состоял при Сенате и числился в более высоком служебном ранге, чем ранее состоявший при сенате обер-фискал.
При создании прокуратуры органы фискалата были подччччччччччччччччччччччччччччччччч. Однако пойле назначения генерал-фискала последовал указ о том, чтобы все фискальские доношения направлялись этому последнему. До конца царствования Петра оба института существовали параллельно, причем в ряде случаев деятельность органов прокуратуры основывалась на фискальских материалах.
Фискалат в целом был упразднен Верховным тайным советом в 1729 г. путем .увольнения наличных фискалов без назначения новых.ыВыыыыыыыыостыыысьыфиыкыыы ыыля купецких дел”, а также военные фискалы.
Прокуратура как орган надзора.
В январе 1722 года был назначен генерал-прокурор при Сенате, а в апреле того же года была издана “должность генерал-прокурора”.
В ней точно перечислены функции генерал-прокурора Сената и обязанности его помощника, обер-прокурора. Здесь, в первом же пункте подчеркивалось, что генерал-прокурор должен осуществлять надзор за деятельностью Сената. “Генерал-прокурор повинен сидеть в Сенате и смотреть накрепко, дабы Сенат свою должность хранил, и во всех делах, которые сенатскому рассмотрению и решению подлежат, истинно, ревностно и порядочно, без потеряния времени, по регламентам и указам отправлял”.
Тут подчеркивалась и необходимость проверки исполнения. Генерал-прокурор должен “накрепко смотреть, чтобы в Сенате не на столе только дела вершились, но самым действом по указам исполнялись, в чем он должен спрашивать утех, кто на что указы получил, исполнено ль по них в такое время, в которое начало и совершенство оного исполнено быть может; и буде не исполнено, то ему ведать надлежит, для какой причины, невозможность ли какая помешала, или по какой страсти, или за леностью, и о том немедленно Сенату предлагать должен, для чего повинен иметь книгу, в которой 'записывать на одной половине, в которой день какой указ состоялся, а на другой половине записывать, когда, что по оному указу исполнено, или не -исполнено, и для чего, и прочие обстоятельства нужные вносить”.
Пункт 2 предписывал в случае установления неисполнения Сенатом своих обязанностей “в тот же час... предлагать Сенату явно, с полным изъяснением, в чем они или некоторые из них не так делают, как надлежит, дабы исправили; а ежели не послушают, то должен в тот час протестовать, и оное дело остановить, и немедленно донесть вам, если весьма нужное”.
Закон предостерегает генерал-прокурора, что “ежели он какое неправое доношецие учинит по какой страсти, то будет сам наказан по важности дела”.
Закон устанавливает: “генерал и обер-прокуроры ничьему суду не подлежат, кроме нашего”. Однако у Сената остается право ареста при отлучке государя этих чинов и учинения над ними розыска в случае их измены.
Генерал-прокурору принадлежит важное право законодательной инициативы в случае отсутствия явных указов по каким-либо вопросам.
Пункт II, как бы резюмируя все сказанное об обязяяняяяяяяяяняяяяяяяякяяояя,яяяязывает, что “сей чин, яко око наше и стряпчий о делах государственных”, должен во всем “верно поступать”. В противном случае, “перво на нем взыскано будет, и ежели в чем поманит, или инако каким образом ни есть должность свою ведением или волею преступит, то, яко преступник указа и явный разоритель государства, наказан будет”.
Как бы опасаясь, что генерал-прокурор ввиду такой угрозы будет воздерживаться в сомнительных случаях от донесений, законодатель устанавливает безнаказанность всего, сделанного им не умышленно, а по ошибке: “понеже лучше доношенном ошибиться, “ежели молчанием” .
Генерал-прокурору была подчинена сенатская канцелярия и все делопроизводство.
Как было указано выше, органы фискалата должны были-подчиняться генерал-прокурору. “Генерал-прокурор должен от фискалов доношения, о чем их должность есть... примать и предлагать сенату и инстиговать; также за фискалами смотреть и ежели что худо увидит — немедленно доносить сенату”.
В такое же отношение к прокурорам, состоящим при коллегиях и других учреждениях, ставились состоявшие при тех же учреждениях фискалы. В случаях бездействия прокуроров фискалы обязаны были доносить о том обер-фискалу, а тот — генерал-прокурору.
В 1722 году Сенату было велено выбрать, кроме генерал-прокурора также обер-прокурора для нахождения при нем и прокуроров, состоявших при всех коллегиях. При этом было разрешено выбирать кандидатов “из всяких чинов, понеже дело нужно есть”.
В этом же году были назначены прокуроры при надворных судах, а затем при губернских учреждениях.
Прокуроры обязаны были следить за исполнением законов со стороны присутственных мест, напоминать судьям о их обязанностях и останавливать их несправедливые, распоряжения. Для этого они присутствовали в заседаниях тех учреждений, при которых находились.
Прокуроры своим протестом останавливали решения присутственных мест и обязаны были доносить об этом генерал-прокурору не позже трех дней.
Состоя при отдельных учреждениях и наблюдая за законностью их действий, прокуроры не имели своей особой сферы деятельности. Надо подчеркнуть, что вне компетенции прокуроров лежало уголовное преследование как особый акт правительственной власти. Прокуроры наблюдали за течением уголовных дел таким же образом, как и за всеми другими делами, производившимися в различных учреждениях.
Все чины прокуратуры не стояли в иерархической зависимости друг от друга, они непосредственно подчинялись генерал-прокурору. Они являлись как бы “оком генерал-прокурора” на местах, от него получали указания. Он обязан был “смотреть над всеми прокуроры, дабы в своем звании истинно и ревностно поступали, а ежели кто в чем преступит, то оных судить в Сенате”.
Назначенный на должность генерал-прокурора любимец Петра Ягужинский неоднократно жаловался государю на свое бессилие: “Сенатское заобычное несогласие не токмо мною мало могло удержано быть, но наипаче ныне ссоры и брани стали быть и воистину немало остановки тем бывает” (1722 г.). В том же году Ягужинский сетовал на свое бессилие в Сенате, на коварство лиц, его окружавших, и на то, что эти люди “при смотрении государева интереса и партикулярные не назади оставляют”.
Помимо Сената, ни присутственные места, ни даже генерал-прокурор не могли подвергать прокуроров взысканиям. На практике эта независимость иногда нарушалась удержанием жалованья у провинившихся, но Сенат рассматривал это, как уклонение от законного порядка и подтверждал привилегированную подсудность прокуроров.
За взятки или другое нарушение закона прокуроры подлежали строжайшему взысканию. За умышленные преступления в зависимости от тяжести вины они подлежали или смертной казни, или ссылке на каторгу с вырезанием ноздрей и конфискацией всего имущества. За неумышленные нарушения законов первые два раза прокуроры подвергались штрафу, а в третий раз — конфискации половины имущества и каторжным работам.
Помещичий суд в начале XVIII века.
Восемнадцатый век превратил владение крестьянами, как связанное с землевладением, в привилегию дворянства и уничтожил всякое различие между отдельными группами лиц, живущих в помещичьих вотчинах (холопами и крестьянами). В то же время он ничего не сделал для ограничения или хотя бы выяснения пределов судебной власти дворян-помещиков. В самом начале века владельческий суд и расправу можно наблюдать, как развитый, вполне сложившийся и признанный государством институт. В этом смысле и ссылается на вотчинный суд помещиков инструкция губернаторам 1723 года.
С развитием крепостной неволи крестьян расширяется и полицейская, и судебная власть помещиков. Здесь закон только освящал практику, давая мало новых норм, а практику, по выражению Ключевского, паутиной ткал помещик, как податной сборщик и опекун крестьянского хозяйства. Указ 1730 года укрепил судебно-полицейскую власть помещика, предоставив ему право наказания крепостных за побег .
Помещики же пользовались предоставленным им правом, чтобы ссылать дряхлых и увечных дворовых, отрывая при том ссыльных, вопреки закону, от жен и детей, среди бесконтрольной практики власти, помещик привык видеть во владеемом поместье свою государственную территорию, а в его населении своих подданных, как и учили его называть крестьян правительственные акты.
Батоги, кнут и плети широко применяются помещичьим судом и в XVIII в. Лишь во второй его половине получил распространение более мягкий вид телесного наказания—розги. Розги считались настолько мягкими по сравнению с плетьми наказанием, что одно из “помещичьих уложений” XVIII в. приравнивает один удар плетью к двумстам ударам розог.
Уголовный процесс первой четверти восемнадцатого века.
Уголовное право и судопроизводство этого периода являлись одной из форм внеэкономического принуждения, которое поддерживало феодально-крепостническую систему.
В Указе 1714 года давалось широкое определение преступления, предоставляющее полный простор для привлечения к уголовной ответственности любого лица: “Все то, что вред и убыток государству приключить может, суть преступление”.
В делах политических наравне с оконченным преступлением наказывался и голый умысел: “Такое же равное наказание чинится над тем, которого преступление хотя к действу и не произведено, но токмо его воля и хотение к тому было”.
Жестокость наказаний, известная и праву XVII в., еще более увеличилась - почти каждый указ грозит ослушнику “лютой казнью”.
Это объясняется еще и тем, что сам законодатель провозгласил в Воинском Уставе целью наказания устрашение.
“Всякий бунт, возмущение и упрямство без всякой милости имеет быть виселицею наказано... дабы чрез то другим страх подать, иуоных от таких непристойностей удержать” .
Указ 1718 года, запрещающий подачу челобитных царю, устанавливает за челобитье такие наказания: для знатных людей —- лишение чина или имения, — для других — “нижнего чина и подлых” — наказание жестокое (телесное).
Характер процесса вполне отвечал заданиям судебных органов. Последние - остатки состязательного процесса (старинного “суда”) исчезают. “Суду и очным ставкам не быть, а ведать все дела розыском”, — постановлял еще указ 1697 года. А затем в 1716 году в приложенном к “Воинскому уставу” “Кратком изображении процессов” Петр установил заимствованные из Западной Европы подробные правила розыскного (следственного) процесса.
Формально “Краткое изображение” должно было регулировать военно-уголовный процесс, в котором производство распадалось на предварительное — фергер (Verhor — допрос) и судебное в кригсрехтах. Однако ряд положений этого закона имел более широкое значение, так как в них говорилось не только о “военных”, но и о гражданских (то есть общеуголовных) делах. Поэтому практика распространила действие “Краткого изображения процесса” и на производство в других судах, кроме военных. Этому способствовала и деятельность вышеупомянутых розыскных (майорских) комиссий, как равно и деятельность Преображенского приказа, направляемая лично Петром.
“Краткое изображение процессов” отнюдь не было полным кодексом уголовного судопроизводства, последовательно проводящим определенную его форму. Здесь еще сохранились термины старого московского обвинительного процесса “челобитчик” (истец) и “ответчик” (в смысле “обвиняемый”). И отдельные положения этого закона как будто приравнивают челобитчика к стороне старого процесса, поскольку, например, его показание не принимается в качестве полноценного свидетельского показания. Закон говорит также о рассмотрении судом сначала доказательств, представленных челобитчиком, а затем доказательств, выдвинутых ответчиком.
Однако эти указания закона не должны вводить в заблуждение: “Кратким изображением” введен подлинный розыскной процесс со всеми его типичными чертами. К ним относятся активность суда, преимущественное значение письменности, резкое ограничение прав обвиняемого, превращаемого в объект пытки, и формальная система доказательств, сила которых определена законом.
Во всем судебном производстве стоит на первом месте почин суда.
Изгнав непосредственность и состязательность, законодатель окончательно устанавливает формальную силу каждого из видов доказательств, допускаемых в суде.
Основным делением доказательств, проходящим сквозь весь их перечень в “Кратком изображении”, есть деление на совершенные и несовершенные. Однако свойство совершенного доказательства не закреплено в законе за каким-либо отдельным видом доказательств. Каждое из перечисленных здесь доказательств может быть совершенным при наличии определенных условий, установленных в законе. При отсутствии этих условий оно является несовершенным.
“Краткое изображение процесса” делит все доказательства на четыре вида: 1) “Чрез своевольное признание”., 2) “Чрез свидетелей”., 3) “Чрез письменные доводы”., 4) “Чрез присягу”.
На первом месте закон ставит собственное признание обвиняемого. “Когда кто признает, чем он винен есть, тогда дальнего доказу не требует, понеже с обственное признание есть лучшее свидетельство всего света”. Законодатель указывает условия, при которых сознание является совершенным доказательством: оно должно быть добровольным, сделанным перед судьей и содержать существенные и полные обстоятельства совершении преступления. Однако сам законодатель, а тем более практика, допускали очень широкое применение пытки для получения “добровольного” сознания.
Специальная глава “Краткого изображения” посвящена “распросу с пристрастием” и пытке. “Сей распрос такой есть, когда судья того, на которого есть подозрение, и оный добровольно повинитися не хошет, пред пыткой спрашивает, испытуя от него правды и признания в деле”.
Условием применения пытки законодатель называет обоснованное подозрение судьи о совершении обвиняемым преступления (например, “когда твердо свидетельство принесется”) .
Затем законодатель дает ряд советов судье о применении пытки, во-первых, в зависимости от тяжести преступления (“ибо в вящих и тяжких делах пытыы жыыыоыыы,ыыеыылыыв ыаыыхыыывает”) и, во-вторых, в зависимости от личности обвиняемого (“усмотря твердых, бестыдных и худых людей, жесточае, тех же, кои деликатного тела и честные суть люди, легчае”).
Далее, указывается, что обвиняемый, не сознавшийся под жестокой пыткой, не может быть вторично пытан по данному делу.
Наряду с этим предусматривается возможность применения повторной пытки в случае, когда обвиняемый, сознавшийся при пытке, отречется в суде от своего сознания, объяснив его исторжением пыткой. Если обвиняемый, подвергнутый, таким образом, второй и третий раз пытке, снова отречется в суде от своего сознания, законодатель предписывает освободить его, взяв с него присягу в том, чтобы “учиненное над ним истязание ни на ком не отмщать”, и поручительство о явке в суд по первому требованию в случае открытия новых обстоятельств. При открытии таких новых обстоятельств обвиняемого снова можно пытать.
Предоставляя судье широкое усмотрение в вопросах применения и тяжести пыток, законодатель довольно неопределенно угрожает судье жестоким наказанием в случаях, когда пытка была применена “с их вымысла без жадного подозрения”.
Пытка могла быть также применена к лицам, которых обвиняемый оговорил, давая сознание под пыткой, однако только в том случае, когда в отношениии оговоренного “также злый слух происходил”.
Статья 10 устанавливала, круг лиц, изъятых от применения пытки: “...шляхта, служители высоких чинов, старые семидесяти лет, недоросли и беременные жены. Все сии никогда к пытке подвержены не бывают, разве в государственных делах и в убийствах, однакож с подлинными о том доводами”'.
Говоря о втором виде доказательств—свидетельских показаниях,— законодатель также указывает условия, при которых они могут быть совершенным доказательством. Он исчисляет ряд категорий людей “негодных” и “презираемых”, которые не допускаются к свидетельствованию, устанавливает минимальное число “имоверных” свидетелей, необходимых для признания доказанности какого-либо факта; вводит правило о возможности отвода свидетелей на очных ставках до дачи ими показания .
Далее, вводятся правила о допросе свидетелей судьей поодиночке в отсутствие тяжущихся, о запрещении давать свидетельские показания по слухам.
Статья 12 устанавливает, что при противоречии показаний свидетелей, выдвинутых обвиняемым и истцом, судья должен признать, кто “лучших и более свидетелей на своей стороне имеет”.
О широте применения пытки можно судить по правилу ст. 3. Проводя некоторое различие между военными делами, к которым, в первую очередь, относилось “Краткое изображение процессов”, и делами общеуголовными (“гражданскими”), законодатель подчеркивает, что в делах второй категории пытка применяется только в случаях явного наличия преступления. И тут же указывается на возможность применения пытки даже к свидетелям: “...разве, когда свидетель в больших и важных гражданских делах в сказке своей оробеет или смутится или в лице изменится, то пытан бывает”.
К “презираемым” людям относились: клятвопреступники, отлученные от церкви, не бывшие у святого причастия, изгнанные из государства, а также подвергнутые по суду членовредительным наказаниям, разбойники, воры, “смертоубивцы”, “явные прелюбодеи”, “которые межевые признаки тайно портят”, “иностранцы, о которых справедливом житии подлинного известия не имеют”. Не допускались к свидетельству также “младенцы или которые еще 15 лет не имеют”, родственники и служащие челобитчиков и ответчиков, лица, состоявшие во враждебных отношениях с ними, и т. д. которые правду сущую обстоятельствами доказать могут, тому и поверится”.
В разъяснение термина “лучшие” законодатель указывает, “что свидетель мужеска полу паче женска, и знатный паче худого, ученый неученого и духовный светского человека почтен бывает” .
В толковании к ст. 154 Воинского устава вводится производство, называемое сейчас экспертизой. Законодатель требует: “лекарей определить, которые бы тело мертвое взрезали и подлинно розыскали, что какая причина к смерти его была”.
Единственным видом доказательств, сохранившимся от обвинительного процесса, была очистительная присяга обвиняемого, которая допускалась только в случаях явной недостаточности собранных против него улик. Однако если в подобном случае обвиняемый отказывался принести такую присягу, законодатель предлагал судьям считать его виновным. Но тут же следует оговорка, предостерегающая судью от слишком легкого применения в подобных случаях смертной казни. “Но понеже к свидетельствованию явные и довольные требуются доказы, того ради судье надлежит в смертных делах пристойным наказанием его наказать опасаться, но толь паче чрезвычайно наказать, понеже лучше есть 10 виновных освободить, нежели одного невинного к смерти приговорить”).
По представлении и рассмотрении доказательств суд переходит к постановлению приговора. Если между судьями не достигнуто единогласие, то приговор выносится согласно мнению большинства. В случае разделения голосов поровну принимается решение, за которое голосовал председатель. После принятия решения судьями приговор излагается письменно, со всеми обстоятельствами дела и мотивами (“обстоятельства и фундамент”), состоящим при суде аудитором или секретарем. После подписания приговора всеми судьями или председателем и аудитором он оглашается секретарем в присутствии челобитчика и ответчика.
На приговоры низшего кригсрехта можно приносить жалобы в Генеральный кригсрехт, а в пыточных делах приговоры должны направляться на утверждение фельдмаршалу и командующему генералу, который имеет право усилить или смягчить наказание.
В судебной практике после 1716 года наблюдалась крайняя пестрота и неустойчивость в применении процессуальных правил. Причинами этого были: неотчетливость изложения правил “Краткого изображения”, в частности сохранение в нем “челобитчика” и “ответчика”, напоминающих собою “сутяжников” старого “суда”; далее, невозможность последовательного применения строго розыскного порядка к делам чисто гражданским. Попытки такого применения приводили не к уменьшению, а к увеличению волокиты в судопроизводстве.
Видимо, все эти моменты были известны и Сенату, и генерал-прокурору, и самому императору. Указ “О форме суда” 1723 года должен был улучшить положение. Однако больших практических результатов в области уголовного судопроизводства он не дал.
Во вступлении к указу законодатель отмечает необходимость борьбы с сохранившейся в судах волокитой и как будто устанавливает единую форму процесса :
“Понеже о форме суда многие указы прежде были сочинены, из которых ныне собрано, и как судить надлежит, тому форма яснее изображена, по которой во всяких делах, какого бы оные звания не были, исполнять должно, а не по старым о том указам, ибо в судах много дают лишнего говорить и много ненадобного пишут, что весьма запрещается, и не надлежит различать (как это прежде бывало) один суд, другой розыск, но токмо один суд...”
Однако, несмотря на такое многообещающее введение, указ вовсе не излагал необходимых подробностей всего хода процесса и особенно процесса уголовного. Хотя из отдельных выражений указа можно заключить, что он распространялся и на уголовное судопроизводство, но все изложение в целом имеет в виду устное судоговорение с участием двух сторон — челобитчика и ответчика, то есть спор о гражданских правах.
В видах пресечения волокиты указ устанавливал сокращенные сроки для явки сторон и законные поводы неявки; была установлена обязанность изложения челобитной “по пунктам” и соответственно с этим обязанность ответчика или обвиняемого давать объяснения также по пунктам. Дух указа был направлен на усиление активности суда, которому предоставлялось право сокращать объем судоговорения.
Сам указ ограничивал применение установленных в нем правил в делах об “...измене, злодействе или словах противных на императорское величество и бунте”.
В 1724 году из производства, по указу “О форме суда” были изъяты дела “доносительские и фискальные”. Они рассматривались согласно правилам “Краткого изображения процессов”. Через несколько месяцев после смерти Петра Сенат дал разъяснение (3 мая 1725 г.), которое почти полностью изъяло уголовные дела из производства по указу “О форме суда”.
Согласно толкованию Сената слово “злодейство”, употребленное в ст. 5 указа, охватывает собою преступления против веры, убийство, разбой и татьбу с поличным.
Таким образом, к концу царствования Петра установился для всей основной массы уголовных дел чисто розыскной процесс.
Заключение.
В результате выполненной нами курсовой работы мы можем прийти к следующим выводам и заключению.
Петр сделал первую попытку отделить суд от административных органов. Попытка эта, предпринятая во имя искоренения злоупотреблений администраторов-судей, не была осуществлена последовательно и находилась в резком противоречии с полицейским абсолютизмом и крепостным строем России.
Судебная реформа 1719 года была тесно связана с организацией коллегий. Юстиц-коллегия должна была возглавить систему новых судов и служить образцом их коллегиального устройства.
Первое упоминание о новых надворных судах было сделано в указе 22 декабря 1718 года, то есть при учреждении коллегий. Здесь говорилось, что для правосудного решения челобитчиковых дел везде по губерниям, провинциям и городам будут учреждены суды и судьи, а над ними высший надворный суд в знатных губерниях “под апелляцией юстиц-коллегии”.
В 1720 году были организованы в качестве низших судов коллегиальные суды в крупных городах —провинциальные и единоличные городовые суды, распространявшие свою власть на один или несколько уездов.
Все эти суды решали как уголовные, так и гражданские дела. Надворные суды являлись второй инстанцией и для провинциальных, и для городовых судов, пользовавшихся одинаковой степенью власти.
Высшей судебной инстанцией была юстиц-коллегия, рассматривавшая в апелляционном и ревизионном порядке дела надворных судов. Она же являлась судом первой инстанции для Петербурга до организации в нем надворного суда и оставалась первой инстанцией для дел проживавших в столице иностранцев.
Юстиц-коллегия была и органом судебного управления, прообразом будущего министерства юстиции.
Но мы ыыеыыыыылыы ыыоыыаыывыый ыиыыымой судов, включая и юстиц-коллегию, возвышался Сенат, осуществлявший функции административно-судебного надзора и управления, а также судебное разбирательство дел в качестве последней инстанции, а иногда и чрезвычайного суда по отдельным делам.
В период организации новых судов правительство в своих указах проводило идею полного обособления судебной власти от административной.
Но уже в организации юстиц-коллегии законодатель отошел от идеи отделения судебной власти от административной. Еще более смешивались функции суда и управления в Сенате.
На практике с первых же дней деятельности новых судов губернаторы, воеводы и другие чины администрации вмешивались в судебные дела, принимали жалобы от населения на решения судов и выносили свои по ним решения. В отдельных случаях центральная власть сама поручала судьям выполнение функций воеводы, почему-либо устраненного от должности.
Таким образом, попытка введения не зависимых от администрации судов была отброшена самим законодателем, что вполне соответствовало общему духу полицейского абсолютизма, идее “регулярного государства”. В нем сложный бюрократически централизованный аппарат должен был во всех делах выполнять волю просвещенного монарха, фактически направленную на укрепление власти помещиков-дворян и представителей крупного торгового капитала.
Библиография:
1. " Подробности в коллективном труде “История Правительствующего Сената за двести лет (1711—1911 гг.)”, т. 1, СПБ., 1911.
2. “История Правительствующего Сената...”, т. 1.
3. В. Веретенников, История тайной канцелярии петровского времени, Харьков, 1910.
4. Ю. Готье, Отделение судебной власти от административной, сборник “Судебная реформа”, т. 1.
5. Памятники русского права. - в 2-х т. М., 1952.
6. Российское законодательство Х-ХХ вв./Под ред. О.И.Чистякова, т. 8 ,
М., 1984-1990.
7. История государства и права России: Учебник./ Под ред. Ю.П.Титова. М.: Былина, 1996.
8. История отечественного государства и права./ Под ред. О.И.Чистякова. М., 1992.- Ч. 1-2.
9. Геллер М., Некрич. А. История России, т. 4. М., 1996.
10. Ерошкин Н.П. История государственных учреждений дореволюционной России. - М., 1983.