Письменные источники XVII в. часто сообщают о медных и оловянных «воровских» деньгах или о «лехких» копейках. Медные и оловянные подделки современники могли отличить от подлинных монет без особого труда, но другая разновидность фальшивых монет — «лехкие» монеты, чеканенные из серебра пониженной пробы - отличить их от подлинных было гораздо сложнее. «Воровские» монеты подделывались под наиболее распространенные монеты, поэтому основную их массу составляют подделки под копейки с именем Михаила Федоровича с монограммой О/М или буквами МОС/КВА, М, МО. Это не должно означать, что все эти подделки чеканились в годы его правления, хотя это время действительно отличается расцветом чеканки фальшивых копеек. Здесь сыграли свою роль пестрота денежного обращения во время его царствования[13], смена трехрублевой стопы на четырехрублевую, выпуски интервентов в Новгороде в 1611—1617 г. г.13., чеканка подделок под русские копейки шведами после 1617 г. и датчанами после 1619 г., объединенных названием «корелки худые».
В то время существовали два способа чеканки фальшивых денег. Первый способ не отличался от обычной техники чеканки при помощи штемпелей, применяемой на государевых денежных дворах. «Воровские» чеканы делали фальшивомонетчики, иногда «переводя» изображение и надписи с подлинных копеек, но чаще вырезая эти штемпеля самостоятельно.
Второй способ был проще, делались литые деньги — металл «лили в опоки». Литые деньги отличить от подлинных было намного легче и за «литье в опоки» фальшивомонетчиков карали с меньшей строгостью, чем фальшивомонетчиков, работающих чеканами. Необходимые для чеканки «снасти денежные» нередко можно было купить.
Немаловажную роль в распространении этого промысла сыграла отмена смертной казни за чеканку фальшивых монет при Михаиле Федоровиче в первой половине его царствования. Фальшивомонетчиков стали казнить только «торговой казнью»: били кнутом на торгу, выжигали на щеках слово «вор» и ссылали в дальние города на поруки «до государева указу». По «государеву указу» сосланные должны были получать «новые поруки», и после этого их нередко ссылали в другие города уже «на вечное житьё».
В 1637 г. по городам были разосланы царские указы[14] о введении вновь смертной казни для фальшивомонетчиков. «А впередь указал есмя: кто воровское дело заведет, маточники и чеканы резать, или кто деланные купит и учнет воровские денги делать, или учнет воровские денги заведомо покупать в нашем государстве или за рубежом и ими торговать, и тем ворам велим заливать горло по-прежнему, без всякие пощады».
Несмотря на введение в 1637 г. смертной казни за денежное воровство, источники 40-х годов вновь сообщают о большом количестве медных и оловянных «воровских» денег, которые доставлялись в Москву вместе с доходами из разных городов. Снова рассылаются царские грамоты по городам, приказывающие выбирать эти «воровские» деньги и сдавать в казну в особых ящиках «за печатью», а «про воров, которые ими промышляют» велено «сыскивать».
Шведские «воровские» копейки. Работа Новгородского денежного двора продолжалась все годы шведской оккупации. Надо отдать должное шведскому военному командованию — в течение 1612, 1613, и 1614 годов оно смогло удержать стабильную весовую норму из расчета 360 копеек из гривенки, хотя в Москве и Ярославле с осени 1612 года перешли к чеканке по четырехрублевой стопе. Во время шведского присутствия новгородское купечество получило свободный доступ к балтийской торговле. Большие заказы на чеканку монеты поступали как от частных лиц, так и от военного шведского командования, и самого главнокомандующего Якова Делагарди.
Изменение в 1615 году направленности шведской политики, то есть отказ от намерения мирным путем включить Новгород в состав Шведского королевства, немедленно сказалось на денежном деле. В марте 1615 года вес новгородской копейки снижается — из гривенки начинают чеканить не 360, а 390 копеек. Весовая норма копейки при такой чеканке составляла 0,52 грамма; он снизился по сравнению с весом копейки трехрублевой стопы на три четверти новгородской старой почки (около 0,15 грамма). Изменился и внешний вид копеек - для лицевой стороны ее был использован старый лицевой маточник времени Лжедмитрия I с датой НРП (Новгород 113 = 1605 год), для оборотной — старый оборотный маточник с именем Василия Ивановича.
В выпуске копеек, начиная с 1615 года[15], явственно сказалось новое отношение шведского командования к Новгороду. Во-первых, уже само сочетание датированного 1605 годом лицевого маточника с именем царя Василия Шуйского, который начал царствовать с 1606 года, свидетельствовало о небрежном отношении к чеканке и нежелании соблюдать хоть какие-то правила русского денежного дела. Во-вторых, вес их стал гораздо ниже нормативного и явно уменьшился не на три четверти, а на целых две старых новгородских почки (вес копеек при этом оказался равным не 0,52 грамма, что соответствовало бы норме, а 0,48 грамма).
И, наконец, видимо в 1615 году шведское командование обратилось к чеканке фальшивых монет. Фальшивые монеты эти были особого свойства. Извлечение выгоды из выпуска их основывалось на массовых операциях по выкупу старых копеек трехрублевой стопы. За них давались новые копейки четырехрублевой стопы. Все копейки, доселе находившиеся в обращении, несшие имена Ивана, Федора Ивановича, Бориса Федоровича, Дмитрия Ивановича, Василия Ивановича; то есть копейки, чеканка которых происходила из расчета 300 копеек из гривенки, население обязывалось менять на новые, с именем Михаила Федоровича, чеканенные по четырехрублевой стопе. На руки сдатчики получали наддачу по 10 новых копеек на рубль старых. Операции по обмену происходили во всех городах Русского государства.
Когда весть об этом докатилась до Новгорода[16], здесь уменьшили вес копеек, приблизив его к норме четырехрублевой стопы, и тоже начали обмен старых копеек на новые. Тогда же началась чеканка фальшивых копеек, подражавших монетам трехрублевой стопы. Чеканка велась на Новгородском денежном дворе, следовательно, ее никак нельзя отнести к «воровству» отдельных злоумышленников. «Воровскими» снастями была пара наново вырезанных маточников: лицевого с буквами ПС и оборотного с именем Дмитрия Ивановича, но с ними вместе в работе оказался старый новгородский оборотный маточник с именем ВасилияИвановича. Это свидетельствует о том, что чеканка фальшивых копеек велась с ведома и, видимо, по распоряжению официальных властей. Вес «воровских» копеек, конечно, стал намного ниже нормативного веса копеек трехрублевой стопы. Выгода от чеканки таких копеек была очевидна: легковесные копейки менялись на легковесные же, но с наддачей, согласно установившемуся порядку обмена старых копеек трехрублевой стопы на новые, четырехрублевой стопы. В казну шведского командования шла двойная прибыль[17].
На Новгородском денежном дворе[18] шведы, во-первых, наладили строгий и неукоснительный контроль за чеканкой, который несколько разнился с формами контроля, принятыми на русских денежных дворах. Когда Новгород в 1617 году был освобожден[19] от шведской оккупации, в царском указе, направленном на Новгородский денежный двор, специально оговаривалось требование воссоздать прежнюю систему документации монетного производства.
И, во-вторых, мы имеем личное свидетельство короля Густава-Адольфа о пристальном внимании шведской власти к чеканке монет в Новгороде и недвусмысленные намеки на то, что из чеканки следует извлечь максимум прибыли.
“Воровские деньги” в период денежной реформы 1654-1663 г. г. В то время “воровскими деньгами” считались не только украденные, но и фальшивые, и полученные в результате незаконных торговых операций. Государство в период проведения денежной реформы предполагало заменить полноценную серебряную монету её медным заменителем с номинальной стоимостью в европейской части России. Это было нужно для получения недостающих средств в казну.
В Сибири хождение медных монет было запрещено законом. Однако многие из русских купцов везли новые деньги в сибирские города и скупали на них “мягкую рухлядь” и прочие товары. В связи с этим всех так называемых “денежных воров” следует разделить на три условных категории:
1. купцы, нарушавшие царские указы, по которым было ограничено хождение медных денег;
2. денежные мастера и лица из царской администрации, связанные с монетным производством, которые в ущерб казне печатали деньги “на себя”;
3. люди (бояре, купцы, посадские и деревенские кузнецы), производившие собственно фальшивые монеты.
Ограничение, распространяемое на Сибирь, было введено вследствие того, что многие купцы ехали с возами медных денег, скупали товары и платили в казну таможенные пошлины “медью”. Государству это было невыгодно, поскольку вред от такой деятельности был очевиден. Мех ценных промысловых зверей, в частности соболей, не попадал в казну, а купцы, занимавшиеся спекуляциями, ничего не везли с собой и тем самым усугубляли обеспечение отдаленных городов необходимыми товарами. Кроме того, некоторые купцы выменивали у населения серебряные изделия и монеты на медные полтины за тройную цену.
Также не были редкостью спекуляции, связанные с талерами (“ефимками”). До 1654 г. государство покупало у иностранцев талер по цене 40 копеек за штуку, а талер с надчеканкой русским штемпелем стоил уже 64 копейки. К тому же по царским грамотам оставался неопределенным номинал таких монет. Так как при перечислении новых серебряных монет были упомянуты “ефимки рублевые да ефимки с признаком”[20]. Это позволяло выдавать последние не за 64 копейки, а за 100 копеек. Также большинство фальшивых ефимков было сделано с помощью левендальдеров (“левков”) - крупных серебряных монет, которые по внешнему виду и размеру не отличались от талеров, но значительно уступали по содержанию серебра. Такие монеты также закупались за границей для ювелирного ремесла по цене 38 копеек за штуку. Таким образом, население, впервые встретившееся с крупными иностранными монетами, легко могло впасть в заблуждение. Причем, нехитрые штемпели на талерах легко было подделать, в результате чего, минуя государственную казну, получать дополнительную прибыль.