Фабула дела была совершенно ясной. Опыт прокурорской и адвокатской деятельности адвоката А.А. Александрова подсказывали, что решающая роль в исходе процесса, конечно, будет принадлежать присяжным. Одной защитительной речи мало, надо сделать все, чтобы быть уверенным в объективности присяжных заседателей. И у Александрова созревает мысль об использовании своего права на отвод присяжных. Он начинает действовать. Ежедневно посещает все судебные заседания в окружном суде, где с участием присяжных разбирались уголовные дела, и, сидя среди публики, тщательно изучает их поведение. Он обращает внимание на то, кто из них непреклонен и жесток, кто мягок и податлив, кто честен. Собранными таким образом данными он потом умело воспользовался 31 марта.
Сразу же после открытия судебного заседания, когда началось формирование присутствия присяжных заседателей, Александров приступил к реализации своих намерений. Из явившихся 29 присяжных защитник имел право отвести шестерых. Такое же число мог отвести обвинитель, но он отказался от этого своего права и тем самым облегчил положение защитника: закон предоставлял и обвинителю, и защитнику, если одна сторона не реализовывала свое право на отвод присяжных целиком или частично, право отвести не только "своих" шестерых, но и остальных шестерых присяжных. Защитник Александров отвел 11 присяжных, причем по закону отвод производился без объяснения причин. Таким образом, осталось 18 присяжных заседателей.
Кроме того учитывая, что присяжные заседатели исполняют свои обязанности не в первый раз, председатель ограничился напоминанием о принятой ими присяге, но особо обратил внимание на то, что присяга содержит указание на их нравственные обязанности. Он просил присяжных приложить всю силу своего разумения и отнестись с полным вниманием к делу, не упуская подробностей, кажущихся несущественными, но в своей совокупности в значительной степени объясняющих дело и его действительное значение. Он напомнил также, что присяжные обязаны учитывать все обстоятельства, как уличающие, так и оправдывающие подсудимую, и что все это надо рассматривать беспристрастно и помнить, что они высказывают не просто мнение, а приговор.
"...Вы должны припомнить, - обращался Кони к заседателям, - что, быть может, по настоящему делу, которое произвело большое впечатление в обществе, вам приходилось слышать разные разговоры и мнения, которые объясняли дело то в ту, то в другую сторону, - я бы советовал вам забыть их; вы должны помнить только то, что увидите и услышите на суде, и помнить, что то, что вы слышали вне стен суда, были мнения, а то, что вы скажете, будет приговор; то, что вы слышали вне стен суда, не налагает на вас нравственной ответственности, а ваш приговор налагает на вас огромную ответственность перед обществом и перед подсудимой, судьба которой в ваших руках... вы обязуетесь судить по убеждению совести, не по впечатлению, а по долгому, обдуманному соображению всех обстоятельств дела; вы не должны поддаваться мимолетным впечатлениям, вы должны смотреть во всех обстоятельствах дела на их сущность"[16]
Александрову в своей речи необходимо было дать глубокий психологический анализ действиям В.Засулич с учетом настроений, царивших в русском обществе в то время, и того возмущения, которое вызвал поступок Ф.Ф. Трепова. Общество еще было в эйфории от провозглашенных реформами 60-х годов свобод и нововведений. Все эти обстоятельства П.А. Александров блестяще использовал в своей речи, исследовав жизнь Засулич, рассказав присяжным об унижениях и издевательствах, которым подвергалась ранее сама подсудимая, и о том, почему она так горячо и болезненно восприняла унижение позорным наказанием незнакомого ей человека.
«В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею... Что был для неё Боголюбов? Он не был для неё родственником, другом, он не был её знакомым, она никогда не видела и не знала его. Но разве для того, чтобы возмутиться видом нравственно раздавленного человека, чтобы прийти в негодование от позорного глумления над беззащитным, нужно быть сестрой, женой, любовницей? Неужели к тяжкому приговору, постигшему Боголюбова, нужно было прибавлять еще более тяжкое презрение к его человеческой личности?»[17]
Вся речь П.А. Александрова выдержана в таком духе - глубочайший психологический анализ преступления.
Адвокат подчеркивал свое глубокое уважение к присяжным заседателям, называя их «достойными представителями общественной совести». «Она пришла сложить перед вами все бремя наболевшей души, открыть скорбный лист своей жизни, честно и откровенно изложить все то, что она пережила и перечувствовала, что двинуло её на преступление, чего ждала она от него».[18]
Вера Засулич была оправдана, освобождена из-под стражи и через несколько дней оказалась в Женеве.
Присяжные заседатели в данном процессе сыграли огромную роль, которая заключалась не только в освобождение Веры Засулич, но и стало серьёзной угрозой суду присяжных вообще. Данный процесс, как никакой другой, продемонстрировал перед страной, но даже перед всем миром независимость суда присяжных от давления не только со стороны министров, но даже и самого императора. Но после этого процесса указом 9 мая 1878 года из подсудности присяжных были изъяты дела не только террористов, но и все преступления против должностных лиц, и все должностные преступления.
2.2 Дело Качки
Дело Прасковьи Качки принадлежит к числу очень популярных в те времена дел об убийстве из ревности.
Дело по обвинению дворянки Прасковьи Петровны Качки, 19 лет, в умышленном убийстве Байрашевского слушалось 22 и 23 марта 1880 года в Московском окружном суде с участием присяжных заседателей под представительством Д. Е. Рынкевича. Председательствовал товарищ председателя Д. E. Рынкевич, обвинял прокурор окружного суда П. Н. Обнинский, защищал присяжный поверенный Ф. Н. Плевако.[19]
Следствие установило, что Качка, живя в Петербурге и будучи курсисткоу университета, познакомилась и близко сошлась с Б.Байрашевским. Он увлекся девушкой и дал обещание жениться, однако обещание не выполнил, полюбив другую девушку, близкую подругу Качки, О. Пресецкую. Заметив охлаждение любимого человека, Качка переменила свои дружеские отношения с Пресецкой, стала беспокойной, раздражительной и странной.
Так длилось около года. В феврале 1879 года Байрашевский выехал в Москву, рассчитывал пробыть здесь несколько дней, а потом уехать вместе со своей невестой, Пресецкой, к своим родным. В тот же день в Москву отправилась и Качка, узнавшая об отъезде Байрашевского. В Москве она поселилась в гостинице, откуда дней за десять до совершения убийства, послала в Московское Жандармское Управление письмо с просьбой арестовать молоденькую, но очень опасную пропагандистку, Прасковью Качку, поместив в конце письма адрес своей квартиры.
15 марта 1879 года, около 7 часов вечера дворянка Прасковья Качка выстрелом из револьвера убила дворянина Байрашевского. Показаниями свидетелей, очевидцев этого убийства, выяснено следующее. В этот день в квартиру Гортынского собрались его знакомые. Все они пели сначала хором, а потом Качка стала петь одна, поместившись против Байрашевского, который сидел за столом в расстоянии одного или двух шагов от нее. Голос ее дрожал и обрывался; во время пения последнего романса она внезапно прервала его и, вынув из кармана револьвер, выстрелила в Байрашевского. Пораженный пулей в правый висок, он не успел произнести ни одного слова, упал со стула и тотчас же умер.
Вследствие чего поименованная дворянка, Прасковья Качка, 19 лет, обвиняется в убийстве и подлежит суду с участием присяжных заседателей.
По её словам, покончить с Байрашевским она решилась еще за месяц до самого преступления, револьвер купила за неделю, а зарядила накануне. Убив Байрашевского, она хотела застрелить и себя, но оружие выпало у нее из рук. Суд квалифицировал дело как убийство из ревности.
В ходе работы экспертов был возбужден вопрос о психическом состоянии обвиняемой во время совершения ею преступления. Было доказано, что она совершила свой поступок в припадке умоисступления, обусловленного поражением центральной нервной системы, и что после совершения убийства она впала в тоскливое возбужденное настроение духа с наклонностью к самоубийству, в каковом находится и до настоящего времени (15 июня 1879 г.).
Защитную речь произнес Ф.Н. Плевако. Характерной особенностью этой речи Плевако была в том, что в ней вообще не было никакого юридического анализа состава преступления. Плевако дал психологический мастерский анализ всего пережитого обвиняемой за её 18 лет с периода зачатия до оставления ею домашнего очага (трудное детство, физическое нездоровье, предательство близкий людей): «само возникновение ее на свет было омерзительно. Это неблагословенная чета предавалась естественным наслаждениям супругов. Ее носила мать, постоянно волнуемая сценами домашнего буйства и страхом за своего груборазгульного мужа».
«Вместо колыбельных песен до ее младенческого слуха долетали лишь крики ужаса и брани да сцены кутежа и попоек. Она потеряла отца, будучи шести лет. Мать ее, может быть надломленная прежней жизнью, захотела прожить, подышать на воле, но она очень скоро вся отдалась погоне за своим личным счастьем, а детей бросила на произвол судьбы».
«Воспитание было, действительно, странное. Фундамента не было, а между тем в присутствии детей, и особенно в присутствии Паши, любимицы отчима, не стесняясь, говорили о вещах выше ее понимания, осмеивали и осуждали существующие явления, а взамен ничего не давали». [20]