Псковская Судная грамота отражает основные особенности феодальной государственности и права Псковской земли XIV-X V вв. При чтении текста грамоты обращает на себя внимание отсутствие многих норм, известных Русской Правде. Так, грамота не содержит развернутых разделов о наказаниях за убийство и другие преступления. В ней нет статей об охране феодальной собственности, нет статей о смердах, закупах и холопах. Отсутствие этих статей объясняется, по-видимому, именно тем, что соответствующие правовые нормы были хорошо разработаны в Русской Правде и имели общерусское значение. В XIV-X V вв. эти нормы Правды продолжали действовать, почему и не попали в местный псковский кодекс законов. Внимание составителей грамоты приковано главным образом к тем вопросам, которые не были затронуты в Правде, а также к тем, трактовка которых устарела или не отвечала условиям псковской действительности XIV- XV вв.
Если в центре внимания Правды - феодальная вотчина, противостоящая окружающему ее миру крестьянских общин, то Псковская Судная грамота имеет дело прежде всего с миром городской общины, а действующими лицами в ней являются члены этой общины, формально равноправные, но подвергающиеся нарастающему социально-экономическому расслоению. Такую среду мы видим в феодальном законодательстве впервые, и в этом - большое значение грамоты как источника не только по истории русского права, но и по истории общественно-экономических отношений средневековой Руси. Грамота сосредоточивает свое внимание на процессах классообразования, порождающих новые социальные типы члена древнерусского общества.
К этим новым типам, не известным из более ранних источников, относятся наймит и изорник. Наймит по Псковской Судной грамоте - это свободный человек, пользующийся гражданскими и политическими правами как член городской общины, но находящийся в экономической зависимости от государя - более состоятельного члена той же общины. Закон до известной степени охраняет права наймита, но из контекста выясняется возможность долголетнего наймитства, которое хотя и не приводит к потере гражданских прав, но тем не менее свидетельствует о глубоко зашедшем процессе социальной и имущественной дифференциации - о появлении людей, фактически не имеющих возможности себя прокормить и жить иначе, как во двореу государя.
Еще более интересной фигурой, свидетельствующей о нарастании процесса феодального классообразования, является изорник, которому посвящены многие статьи грамоты (что само по себе говорит о значении этой фигуры в жизни Пскова). Изорник, как и близкие к нему огородник и котечник, свободный человек, работающий в сельском хозяйстве своего государя. По сравнению с закупом Русской Правды и с зависимыми крестьянами в феодальной вотчине XV-XV I вв. изорник пользуется гораздо большими гражданскими правами. Он может в установленное законом время уйти от государя, взяв отрок, может в известных случаях возбудить иск против государя о своем движимом имуществе (конь, корова). Государь не может самовольно и бесконтрольно распоряжаться личностью и имуществом изорника - спорные вопросы между ним и изорником решает суд.
В то же время изорник живет на земле государя, отдает ему часть урожая, выполняет другие повинности. Средством закабаления изорника является покрута - ссуда, даваемая ему государем. Запись изорника в покруте служит для государя важным средством установления зависимости изорника и членов его семьи: по требованию государя покрута должна быть выплачена при любых обстоятельствах, в противном случае с изорником поступают так, как с неисправным должником. По существу, изорник занимает промежуточное место между свободным человеком и зависимым крестьянином. Развитие изорничества свидетельствует об усилении социального и имущественного неравенства в среде свободных членов общины, что служит доказательством развития феодальных отношений. Социальным потомком изорника является половник, хорошо известный на русском Севере в XVII- XVIII вв.
Характерная черта Псковской Судной грамоты - предпочтение, которое она отдает письменному акту перед всеми другими видами судебных доказательств. В этом предпочтении заключен глубокий классовый смысл: обладателем такого письменного акта по большей части является феодал или, во всяком случае, представитель зажиточной части общества. В то же время для отдельных случаев сохраняются и старые формы доказательств, например показания свидетелей. Именно при помощи таких показаний решается спор о земле, если только это не лешая земля, на которую требуется особая грамота.
Псковская Судная грамота по сравнению с Русской Правдой отражает новый этап развития русского феодализма - в этом ее ценность как исторического и историко-правового источника.
Псковская Судная грамота сохранилась в двух списках - Воронцовском (в составе ст.ст. 1-120 по принятому в настоящее время делению) и Синодальном (в составе ст.ст. 109-120 по этому же делению). В публикации Археографической комиссии 1914 г. оба списка воспроизведены способом фототипии и дана их наиболее полная транскрипция. Второе фототипическое издание Воронцовского списка выполнено И.И. Полосиным. Оба списка были неоднократно описаны в литературе. По мнению исследователей, Синодальный список выполнен в середине XVI в. (М.Н. Тихомиров), Воронцовский - в конце XVI - начале XVII в. (В.П. Любимов). И.И. Полосин относил этот список к первой половине XVI в.
Вопрос о соотношении списков грамоты подвергался специальному изучению. В предисловии к изданию Археографической комиссии было высказано мнение, что оба списка независимы друг от друга. И.И. Полосин нашел, что последние двенадцать статей Воронцовского списка или его протографа списаны с Синодального списка или его протографа. Ю.Г. Алексеев, напротив, пришел к выводу, что не только сам Воронцовский список не связан с Синодальным, но не связаны между собой и их непосредственные протографы. Тем большее значение приобретает факт текстуальной близости списков: ст.ст. 109-120 (по нынешней нумерации) воспроизводятся в обоих списках почти без разночтений. Это говорит о большой стойкости текста памятника и косвенно свидетельствует о его официальном характере и происхождении.
Все издания грамоты делят ее текст на 120 статей (в некоторых изданиях введены статьи 42-а, 75-а, 103-а). В основу этого деления положен принцип вычленения более или менее логически законченных грамматических конструкций. К одной статье отнесено либо одно законченное по мысли предложение, либо несколько предложений, логически и грамматически связанных между собой. При этом издатели определяют начало и конец статьи, исходя не из палеографических особенностей списков, а из чисто логических соображений. Таким образом, деление грамоты на статьи носит в значительной степени условный характер, оно отражает в первую очередь логическое осмысление памятника его издателями и исследователями, а не подлинную структуру его текста.
Ю.Г. Алексеев предпринял попытку разделить статьи памятника по палеографическим признакам, положив в основу систему прописных букв в тексте Воронцовского списка. В ряде случаев статья списка, выделенная прописной буквой, оказалась в изданиях разделенной на несколько самостоятельных статей. Так, ст.ст. 1 и 2 изданий соответствуют первой статье рукописи, ст.ст. 3 и 4 - второй, ст.ст. 7 и 8 - пятой, ст.ст. 9, 10 и 11 - шестой и т.д. Шестнадцатая статья списка оказалась в изданиях разделенной на пять самостоятельных статей - ст.ст. 20-24. Всего, по наблюдениям Ю.Г. Алексеева, четырнадцать статей рукописи оказались в изданиях раздробленными на 32 статьи. С другой стороны, в некоторых случаях в изданиях статьи рукописи слиты. Так, ст. 14 объединяет статьи девятую, десятую и одиннадцатую, ст. 30 – двадцать первую и двадцать вторую, ст. 42 - тридцать вторую и тридцать третью. В общей сложности 12 статей изданий объединили текст двадцати восьми статей рукописи. Деление по палеографическим признакам тоже не является бесспорным, учитывая позднее происхождение существующих списков грамоты и не всегда четкое выделение прописных букв. Однако оно не может игнорироваться ни издателями, ни исследователями грамоты: в ряде случаев оно помогает осмыслению текста памятника и доносит до нас особенности юридического мышления средневекового кодификатора.
Псковская Судная грамота была впервые введена в научный оборот Н.М. Карамзиным, опубликовавшим ее последние 12 статей (по принятому в настоящее время делению) по Синодальному списку. Воронцовский список был обнаружен Н.Н. Мурзакевичем в архиве М.С. Воронцова и опубликован им в 1847 г. с кратким введением и комментарием. С этого времени начинается научное изучение Псковской Судной грамоты как памятника русского права.
Первыми исследованиями, специально посвященными грамоте, явились работы И.Е. Энгельмана и Ф.Н. Устрялова, вышедшие в 1855 г. И.Е. Энгельман поставил задачу систематического изучения норм гражданского права грамоты. Ф.Н. Устрялов дал общий очерк содержания грамоты с историко-юридической точки зрения .
В дальнейшем в работах историков-юристов второй половины XIX - начала XX вв. грамота изучалась главным образом как историко-юридический документ. Хотя специальных монографических исследований о ней в этот период не было опубликовано, Псковская Судная грамота заняла видное место в трудах И.Д. Беляева, Н.Л. Дювернуа, М.Ф. Владимирского-Буданова, П.Н. Мрочек-Дроздовского, А.И. Никитского, В.И. Сергеевича, М.А. Дьяконова и других представителей русской буржуазной историко-юридической науки. Грамота издается, комментируется и многократно переиздается в составе «Хрестоматии по истории русского права» М.Ф. Владимирского-Буданова. Выходят и другие издания памятника.