Герой Достоевского стремиться разбить завершающую и как бы умерщвляющую его оправу чужих слов о нем. Все это как нельзя более подходит к образу лермонтовского Печорина, который всегда выходил из рамок составленного о нем мнения.
Лермонтов и Достоевский представляют собой неисчерпаемую тему для научного изучения, и типологическая и генетическая взаимосвязь между Григорием Печориным и Николаем Ставрогиным является лишь одной из многих сторон для возможного дальнейшего исследования. Ведь Достоевский не только восхищался творчеством Лермонтова и изучал его произведения, но и учился у него, своеобразно претворяя и преломляя в своем собственном творчестве его достижения.
Рукописи главы «У Тихона», не вошедшие в вариант для «Русского вестника», были переданы женой писателя в 1918 году в Центрархив и опубликованы в 1922 году.
Год спустя М. Горький написал рассказ «Карамора». Это исповедь Петра Каразина –революционера, ставшего провокатором. Если сопоставить этот рассказ с главой «У Тихона», можно обнаружить немало общего между Ставрогиным и Каразиным, как литературно-психологическими типами.
Первый эпиграф к «Караморе» Горький взял из слов рабочего Захара Михайлова, провокатора, представшего в 1917 году перед следственной комиссией: «Вы знаете: я способен на подвиг. Ну, и вот также подлость, –порой так и тянет кому-нибудь какую-нибудь пакость сделать, –самому близкому».
Последний же из шести эпиграфов –слова Тургенева: «У русского человека мозги набекрень». [21]
Но ни Ставрогин, ни Каразин подвигов не совершают, оба они бесстрашные люди и любят опасность. Роднит их и раздвоенность души. «Жили во мне два человека, и один к другому не притерся. Вот и все», –говорит Карзин. «Я все так же, как и прежде всегда, могу пожелать сделать доброе дело и ощущаю от этого удовольствие; рядом желаю и злого и тоже чувствую удовольствие», –так писал Ставрогин Дарье Шатовой незадолго до самоубийства.
Но добрые дела Ставрогин, как и смелые поступки Каразин, совершает не только и не столько из любви к людям, сколько для самоутверждения, для развлечения пресыщенной души. «Всякое чрезвычайно позорное, без меры унизительное, подлое и, главное, смешное положение, в каковых мне случалось бывать в моей жизни, –пишет Ставрогин, –всегда возбуждало во мне, рядом с безмерным гневом, непомерное наслаждение… Не подлость я любил (тут рассудок мой бывал совершенно цел), но упоение мне нравилось от мучительного сознания низости».
Каразин, став провокатором, говорит о себе, что «рассудок мой бывал совершенно цел». «Разумом я сознавал, что делаю так называемое подлое дело, но это сознание не утверждалось соответствующим ему чувством самоосуждения, раскаяния или хотя бы страхом. Нет, ничего подобного я не испытывал, кроме любопытства…», «Я первый открыл, что у человека нет сил протестовать против подлости в себе самом, да и не надо протестовать против нее: она –законное и действенное орудие взаимной борьбы». Но Ставрогин, в отличие от Каразина, почти не пытается оправдаться: «При этом объявляю, что ни средою, ни болезнями безответственности в преступлениях моих искать не хочу». [22]
И Ставрогин, и Каразин, ощущая свою раздвоенность, иногда наслаждаются своими «подвигами» наедине сами с собой, а иногда их «тянуло к людям»: желание Ставрогина опубликовать свою исповедь и откровения Каразина перед собутыльником, начальником охранного отделения Симоновым.
И Каразин, и Ставрогин бояться «потеплеть», потерять свои крайности стать ни холодными, ни горячими. Они боятся, что это принесет им гибель. Предчувствуя это, Тихон говорит Ставрогину: «Вы не хотите быть только теплым».
Ставрогин экспериментирует над собой и другими всю свою жизнь, Каразин – после убийства Попова. Но и тот, и другой крайне рационалистичны. Ставрогин почти документально описывает совращение Матреши. И у Ставрогина, и у Караморы появляется постоянно повторяющееся «хорошо помню». Оба они пытаются найти свои пределы, до куда они смогут дойти. Окружающие для них –объекты очередного эксперимента. И что бы с ними ни произошло, в экспериментаторе это не вызовет никаких сильных эмоций, «ничего не взвыло».
Оба они любят опасность и зачастую находятся на волосок от гибели. Многочисленные дуэли Ставрогина, высказывание Каразина: «Смел я был до нахальства и особенно любил себя в те минуты, когда жизнь моя висела на волоске». Но есть вещи, которых они боятся по-настоящему. Для Ставрогина это образ Матреши, грозящей ему своим маленьким кулачком, и то, что исповедь вызовет у читателей один только смех. Для Каразина страх концентрируется в его сне (кардинально противоположном сну Ставрогина о золотом веке): «…я хожу по краю плоского круга, покрытого сводом серенького неба… В непоколебимом молчании, в совершенной безжизненности мое движение по кругу становится все быстрее… Круг, сжимаясь, становится все меньше, купол неба все ниже, я бегу, задыхаюсь, кричу… Страшнее этого сна я ничего не помню». Прекрасный сон Ставрогина превращается в кошмар, когда в нем появляется все та же Матреша, грозящая ему кулачком. [23]
Но если у Ставрогина это сон-наказание за прошлые грехи, то в случае с Каразиным это сон-пророчество, сон-предупреждение, так как снится он ему еще в Уржуме, когда на его совести нет еще пятен, он еще не засужил это наказание.
Несмотря на то, героев окружают люди: «ученики» и «двойники» Ставрогина, «товарищи» и «собутыльники» Каразина –у них нет и не было друзей. «Случилось как-то так, что во множестве товарищей у меня не нашлось друзей», –говорит Каразин. И Каразин, и Ставрогин любят повелевать другими, но это для них никак не связано с политической властью. Ставрогин не хочет связываться с политической деятельностью Верховенского, Каразин равнодушно относится к предложению Симонова о переводе в столицу.
У обоих героев довольно запутанные отношения с религией. Кириллов говорит: «Ставрогин если верует, то не верует, что он верует. Если же не верует, то не верует, что он не верует». Достоевский в марте 1872 года пишет Н.А. Любимову: «…Это человек, не верующий вере наших верующих и требующий веры полной совершенно иначе…». Каразин говорит верующему фанатику: «Веруют в бога по невежеству, из страха, по привычке, из упрямства, а некоторые даже потому, что в душе отчаянно пусто и они набивают пустоту ватой религии», но, когда впоследствии вспоминает об этом, тут же оговаривается: «Говорил я не столько ему, сколько сам себя экзаменуя, просматривая мое мнение о боге, религии и всей этой лирике нищих духом».
Между написанием «Бесов» и «Караморы» прошло почти полвека (52 года). И Каразин, по мнению А.Н. Муравьева, хотя и прямой духовный и моральный потомок Ставрогина, все же «выродившийся и измельчавший Ставрогин». Ставрогин в своих экспериментах идет до конца, Каразин все же удерживается в некоторых границах. Ставрогин, всегда распоряжавшийся своей жизнью, распорядился и своей смертью, покончив жизнь самоубийством. Карамора же задается вопросом: «Пожалуй, они оставят мне жизнь. Интересно: что я буду делать с нею?». Расставаться с нею добровольно он не намерен.
Наличие множества сближающих Каразина и Ставрогина черт не означает близости авторских позиций по отношению к своим героям.
Достоевский видит в Ставрогине несмотря на всю глубину его нравственного падения лицо крупное, трагическое. Горький же не дает оснований говорить о крупных масштабах личности Каразина.
Сопоставление текста «Караморы» с «Бесами» и особенно с главой «У Тихона» может пролить дополнительный свет на изучение вопроса о воздействии художественного мира Достоевского на творчество Горького.
Заключение
В ходе решения поставленных нами задач мы изучили произведения Ф.М Достоевского (роман «Бесы» и черновые материалы к нему), М. Горького (рассказ «Карамора»), М.Ю. Лермонтова (повесть «Герой нашего времени») и критическую литературу по данным произведениям.
В первой главе мы исследуем исторические предпосылки создания романа «Бесы». Исследуя черновые материалы к роману и критическую литературу, мы изучили историю создания «Бесов». Толчком к написанию стало так называемое «нечаевское дело». Во время написания романа Достоевский жил за границей и перед возвращением на родину уничтожил большую часть написанного, опасаясь обыска на границе. Занимаясь историей создания романа мы коснулись и биографии самого С. Нечаева. В работе мы указали основные этапы его жизни, революционную деятельность и написание «Катехизиса революционера».
Во второй главе мы анализируем образы главных нигилистов: Николая Ставрогина, Петра Верховенского, Алексея Кириллова и Ивана Шатова. Ставрогин –главный демон. Все остальные нигилисты –его идейные дети, ученики. Двойники Ставрогина –отражение отдельных граней его личности: православие для Шатова, атеизм для Кириллова. Но несмотря на многогранность натуры душа Николая Всеволодовича пуста, в ней нет веры, только скука и безразличие ко всему. Не увенчивается успехом его попытка исповедаться: то, что должно идти от сердца, для Ставрогина возможность самоутвердиться. Его жизнь теряет всякий смысл и Nicolasзаканчивает жизнь в петле.
В третьей главе мы сравниваем отношение к нигилизму Достоевского и других писателей, в частности И.С Тургенева, М.Ю. Лермонтова и М.Горького. Тургенев первым употребил слово «нигилизм» в своем романе «Отцы и дети». Его герой Базаров «ранний» нигилист, идея еще не попала на улицу и нигилисты не выродились в бесов. Но даже такой нигилист как Базаров пугает Тургенева отрицанием таких вечных ценностей, как любовь, дружба, искусство. Следующее же поколение нигилистов у Достоевского скатывается к бесовству: отсутствие веры и философия вседозволенности ведет гибели. У Достоевского Тургенев становится героем.