Экспериментально установлено, что определенные формы обобщения имеются уже на уровне первой сигнальной системы и что основой его является тот же механизм, который действует и на высшем функциональном уровне, а именно — сведение комп<380>лекса раздражителей в один, т. е. процесс сокращения сигнала. «Сначала формируются сложные комплексы раздражений, каждый элемент которых несет определенную сигнальную функцию. Затем постепенно эта функция переносится на слово, таким образом обобщение представляет собой постепенный процесс, происходящий на всех уровнях деятельности больших полушарий» [35, 310]. Интересны в этом смысле также результаты исследования восприятий пространства и времени и их названий в различных языках, которые дают основание сделать вывод, «что в языке они упорядочиваются не по образцу логической системы понятий, а применительно к внутренним закономерностям чувственного познания человека, который находится не в созерцательном, но в активном отношении к миру» [93, 55].
В логико-гносеологическом аспекте вопрос об обобщении тесно связан с процессом образования понятий. Проблема понятия вряд ли может считаться окончательно разработанной и, может быть, наиболее слабой ее стороной все еще остается вопрос о связи понятия со словом. Собственно говоря, самое разграничение чувственной и логической форм мышления на основе участия языка упирается в вопрос о соотношении слова и понятия. Если считать, как это принято в традиционной формальной логике, что слово обязательно выражает понятие и только понятие, а в качестве понятия рассматривать всякое обобщенное отражение действительности, то нужно или отрицать наличие обобщения в чувственных формах, или признать, что не каждое обобщение есть уже отработанное понятие (подробно см. в гл. «Знаковая природа языка», раздел «Понятие языкового знака»).
Очень интересны в этом плане соображения И. М. Сеченова, который определял представление как элементарное, научно неотработанное понятие, как «умственную форму», являющуюся результатом и умственного и физического анализа предметов и их отношений друг к другу и к человеку [74].
Все эти проблемы возникают прежде всего в связи со спецификой чувственного и логического мышления в генетическом аспекте, когда обсуждается процесс развития обобщения и участие в нем слова в плане филогенеза (становления слов-понятий в языке) или онтогенеза.
Но этот вопрос является достаточно сложным и в психологическом аспекте. Действительно, какую роль играет язык в совместном функционировании чувственного и рационального компонентов мышления? Можно ли представить себе такое положение, что только отработанные понятия находят в этом случае выражение в слове, а, скажем, восприятие цвета, звука, тех или других признаков некоего предмета, который нужно узнать (опознать, идентифицировать) происходят без участия языка? Вряд ли возможно допустить такое дифференцированное использование языка в мышлении современного человека, уже владеющего языком.<381> Речь может идти, по-видимому, о разной степени и форме словесного оформления отдельных компонентов мысли, а не о полном исключении роли языка в чувственных восприятиях. С. Л. Рубинштейн пишет по этому поводу: «Наглядные элементы включаются в мыслительный процесс в виде более или менее генерализованного содержания восприятия, в виде обобщенных образных представлений и в виде схем, которые как бы антиципируют и предвосхищают словесно еще не развернутую систему мыслей. Чувственное содержание включается в мыслительный процесс и как обусловливающее его ход и как обусловленное им». «Образы, которыми оперирует человек, это «означенные», как бы речевые образы. Поэтому образы могут функционировать в мышлении наряду с речью, со словом и выполнять в нем функцию, аналогичную той, которую выполняют эти последние» [71, 61, 113].
Для исследования процесса мышления с точки зрения взаимодействия в нем чувственного и логического компонентов и механизмов вербализации особый интерес представляют работы Н. И. Жинкина, в которых ставится задача исследования стыка между языком и речью, выяснения, в какой форме зарождается у человека мысль и как она реализуется в речи [23; 24]. Н. И. Жинкин экспериментально доказывает сложность, двухзвенность механизмов человеческого мышления, наличие кодовых переходов во внутренней речи (предметно-изобразительный и речедвигательный код), наглядно показывает, что мысль может связываться непосредственно с образом предмета, а не с звуковым образом и только в экспрессивной речи переводится с языка изображений на язык звуков.
В этой связи отметим еще один момент. В последнее время большое внимание уделяется особой форме научного мышления (познания), в которой своеобразно сочетаются и взаимодействуют чувственные (наглядные) и абстрактные компоненты. Речь идет о так называемых образных (идеальных, «иконических») моделях. Под образной моделью понимают «специфическую форму мышления, синтезирующую в единую систему чувственный образ, созданный с заранее определенной исследовательской целью, и научную абстракцию». В этом синтезе чувственное выступает в своей, так сказать, высшей форме, ибо такие модели являются «способом наглядного отображения объектов, недоступных чувственному восприятию» [75, 53].
Можно предположить, что участие языковых средств в таких моделях имеет свои специфические закономерности, как и в эвристическом мышлении в целом.
Итак, мышление не может рассматриваться как нечто однородное, одноплановое. Оно включает различные компоненты, которые в разной степени и форме связаны с языком. Многокомпонентность мышления предполагает таким образом и расчлененный подход к проблеме его взаимосвязи с языком.<382>
Сложность взаимосвязи мышления и языка обусловлена также сложностью я спецификой самого языка. Одним из решающих моментов представляется многофункциональность языка. Для рассматриваемой проблемы особенно важно разграничивать две его главнейшие функции: познавательную, как орудия, инструмента мышления, и коммуникативную, как средства общения.
Необходимость выделения функций языка, как будто, признается большинством лингвистов7. Помимо познавательной и коммуникативной некоторые исследователи считают необходимым выделять также другие функции, в частности, экспрессивную (выражение личного субъективного отношения,чувств и эмоций), функцию убеждения. В последнее время эти две функции часто объединяют под названием «прагматической функции»8. Что же касается выделяемой некоторыми авторами номинативной (или сигнификативной) функции, то она с полным правом может быть отнесена к познавательной функции языка как один из ее частных случаев.
Разграничения познавательной и коммуникативной функций языка особенно важно при обсуждении вопроса о связи языка и мышления в различных аспектах, так как недифференцированный подход часто приводит к неправильной интерпретации этой связи.
Отметим также, что нередко наблюдается тенденция к переоценке одной функции за счет другой. Наиболее ярким примером может служить «новое учение о языке», в котором явно проявлялась переоценка познавательной функции языка и пренебрежение его коммуникативной функцией.
Но есть еще одна сторона .вопроса о функциях языка. Иногда в той или иной степени проявляется тенденция разграничивать познавательную и коммуникативную функции по линии язык — речь: язык связывают с мышлением, сводя таким образом познавательную функцию к системе закрепленных в языке знаний, речь связывают с коммуникацией, усматривая по сути только в речи проявление функции общения9.<383>
Нам представляется, что между функциями языка и различением языка и речи существует более сложное соотношение. Можно признать, что основной функцией речи является коммуникативная, а основной функцией языка познавательная, если считать основным то, что выступает на передний план и наиболее часто служит ведущим моментом. Однако из этого не следует, что в речи не реализуется познавательная функция, а в языке — коммуникативная, если рассматривать язык как систему неких стабильных элементов, в которых закреплено (зафиксировано) некое познавательное содержание, а речь как использование этих элементов индивидом в речемыслительном процессе сообразно с задачами, которые перед ним стоят, и условиями, в которых эти задачи возникают10.
Другими словами, в речи на первый план выступает в большинстве случаев коммуникативная функция языка, обусловленная коммуникативным намерением говорящего. Познавательная функция может служить при этом фоном (субстратом), если сообщаются некие «готовые» знания, или выступать в качестве равноправной, даже ведущей, например, в ситуации, когда познавательный и коммуникативный акты сливаются во времени. Это можно показать на самом простом примере: Вы несете что-либо в руке, уже зная, что это. На вопрос собеседника: Что это? вы отвечаете, скажем: Это жук. Если же, идя по дорожке сада, вы видите нечто ползущее и в результате опознания признаков этого «нечто» идентифицируете его Это жук, то, очевидно, на первый план здесь выступает познавательная функция языка, которая может сопровождаться определенным коммуникативным намерением при наличии собеседника, или же проявляться в виде внутренней речи (в том числе в свойственной ей чисто предикативной форме Жук!).<384>
В системе элементов, составляющих язык, закреплены (зафиксированы) как значения, связанные с отражением объективной действительности, так и значения, непосредственно связанные с потребностями коммуникации. При этом важно подчеркнуть, что соответствующие языковые образования существуют в языке в качестве полноправных структурных элементов и характеризуются всеми теми видами связей (отношений), которые характерны вообще для языковой (парадигматической) системы. Ограничимся здесь одним примером (подробное рассмотрение языковых значений в этом плане и основные примеры даются ниже).