К сожалению, авторы слишком увлеклись романтическим экскурсом в историю и не позаботились об источниках, в конце этого рассказа не даны никакие ссылки на документальные, научные источники. Неизвестно, какими историческими свидетельствами пользовались авторы, утверждая факт исторического основания Павлодара в 1700 году? Следовательно, мы можем предположить, что авторы воспроизвели или же оживили миф. Сразу же должны быть отсечены утверждения авторов о том, что Н.Коряков остановился у безымянного озера, т.к. из вышеприведенного материала В.Н.Поповой мы знаем, что существовало казахское название озера – Курмантуз, Курманколь. Между прочим, сведения о составляющем этих топонимов слове «Курман» содержатся в исторических известиях М.-Ж.Копеева посвященного происхождению родов Бори, Апай племени Басентеин (см. М.-Ж.Копеев. Казахское шежире, Алматы, 1993). Курман по описанию М.-Ж.Копеева, был из племени Кыпшак и отличался несметным богатством:
«Особенно он был богат лошадьми, настолько, что счета их числу даже не было у самого бая. Был у него единственный сын.
Однажды к Курману явился джигит в шубе из волчьей шкуры и на сивом коне, с длинной плеткой и стал его сыном (бала болыпты). Поскольку этот джигит сразу был замечен своим заботливым отношением к скоту, в скором времени управление коневодческой частью хозяйства было передано ему. (Он стал хозяином конских табунов). Единственный сын бая, говорят, был «сері» (т.е. один из странствующих рыцарей). Прислуживали и сопровождали его десять джигитов. Однажды в весеннюю пору, когда шел окот кобылиц, сын бая заявился в табун. Он выбирал новорожденных черных жеребят убивал и снимал их шкуры. Хотели они все одиннадцать одеться в одинаковые шубы из черной жеребячьей шкуры (қара құлын жарғақ). Хозяин конских табунов в шубе из волчьей шкуры, на сивом коне, не выдержал этого, от обиды горела его внутренность, и в бешенстве он прибегает к баю:
- Бай, благословите меня, дайте мне бата (благословение), нет у меня прав на скот. Чем видеть мне такую обиду лучше мне сразу умереть, я не переживу этого. Отпустите меня …
Бай стал отговаривать его, но всяческие его уговоры не остановили джигита. Тогда сказал бай:
- Возьми ровно половину моих лошадей. Я доволен тобой, Бог также не в обиде.
- Нет, бай, я не возьму даже одну двухлетку (тай), только благослови меня, - сказал джигит.
- Сын мой, если ты не возьмешь ничего, то и не получишь моего благословения, тогда и с добром не могу отпустить, - настаивал бай Кұрман.
- В таком случае дайте мне молодого пятнистого синего жеребца (теңбіл көк сәурік) и с ним его косяк, из пяти молодых кобыл. Если дадите этот косяк то буду считать что Вы дали мне свое настоящее благословение – сказал джигит.
- Уа, добрый молодец, этот пятнистый молодой жеребец из породы знаменитых пятнистых синих. Они были для меня и символом богатства (құт) и оберегом (қыдыр). Благодаря им я стал богатым и напивался вдоволь пенистого кумыза. Чем достанется моему единственному сыну, который не ценит их, то пусть они будут у тебя, знающего цену и благо скота, - сказал бай и благословил джигита».
Получив бата бая, с шестью лошадьми джигит в волчьей шкуре и на сивом коне перешел на степную сторону Иртыша. Женился на дочери вдовы по имени Апай. Она родила ему пять сыновей – Келден, Кыстау, Кақа, Сатыбалды, Жанбыршы. Они росли и числом людей и числом скота.
Говорят, что порода «Көбіқті көк» так называется по причине того что у синих жеребцов весной все время выделялась пена /көбік/. Джигит в волчьей шкуре приносил эту пену домой и давал своим детям, только один из них отказывался. Также говорят, что его потомки сейчас живут бедно и они малочисленны.
Женщина вдова-Апай говорят, была замужем за одним каракесеком. После смерти своего мужа она вернулась к своим, причем она вернулась со всем богатством и детьми. Однако потом за ней пришли каракесеки (так называется одно из крупных племен) и сказали, что она ушла в положении, что им нужен ребенок. И в самом деле, Апай, оказывается, ушла от каракесеков беременной, и после возвращения благополучно родив, упрятала его в другое место и воспитывала. Таким образом, здешние люди поклялись, что у нее не было ребенка и этот вопрос разрешился. Каракесеки взяли других ее детей постарше, прижитых ею среди них и вернулись.
Вдова разве может долго сидеть одна, через некоторое время она вышла замуж и также родила детей. Потомки ее, поэтому по имени матери называются родом «Апай». После того как джигит в волчьей шкуре перешел Иртыш и женился на ее дочери все смешалось, и сейчас уже их потомки обитают вместе и называются родом «Апай – Бөрі». Джигита из за его волчьей шубы стали называться Бөрі (Боры), да и конь у него был сивой (Бөрте).
Много было среди казахов выдающихся сыновей и потомков этого Бөрі. ... Кто на этой земле не знает знаменитого Казангапа ... В Баянауле один из перевалов носит имя этого Казангапа» [13, с. 51-52].
События которые стали лейтмотивом этой легенды восходят к середине IX века, когда под ударами кыргызских племен распался Уйгурский каганат на Орхоне. В этническом составе каганата главенствующую роль играли три племени – уйгуры, басими (басмыл – басентиін) и карлуки (каракесек). После разгрома 840-го года большинство уйгурских племен уходит на территорию Восточного Туркестана, басмылы в основном на Среднее Прииртышье, с которым они были связаны и до этого, а карлуки (каракесек) в Каркаралинско-Казылыкские горы в Центральном Казахстане. Вероятно, когда в Среднее Прииртышье начали прибывать группы басмылов (басентиін), здесь, особенно на правой стороне Иртыша безраздельно господствовали кыпчаки. Вот почему в легенде основным патроном и покровителем Боры является Курман бай из племени кыпчак.
В данном случае Боры один из родовых компонентов племени Басентеин, исконных обитателей Среднего Прииртышья, т.е. речь идет о взаимоотношениях раннесредневековых тюркских племён, образовавших впоследствии кыпчакский этнос, политический союз (эпоха Дешт-и Кыпчак).
Здесь, следует отметить, что традиция связывать название «Кереку» с именем Корякова в историографии уходит своими корнями в XIX век. Только в то время она выдвигалась как гипотеза, а в наши дни превратилась в явный факт. Правда одни пишут, что Коряков был служивым, чуть ли не генералом, другие пишут, что он был солепромышленником, купцом и т.д. поскольку устойчивый стереотип уже существует, мало кто задумывался ставить его под сомнение. В плену этой иллюзии находятся многие.
Теперь обратимся к тому, как это явление оценивали казахские исследователи. Для этого не нужно ворошить всю имеющуюся литературу, а достаточно привести лишь некоторые примеры.
Одно из таких исследований – книга «Топонимика и этимология» известного лингвиста, топонимиста А. Абдрахманова, изданная в 1975 г. в Алматы на казахском языке. Он пишет: «Казахи до сегодняшнего дня продолжают называть город Павлодар «Кереку». Этимология топонима «Кереку» происходит от русской фамилии «Коряков» (о). Звук я в составе топонима «Коряков» (о) повлиял на изменение звуков о и я на звук е. Если мы вспомним о том, что звукосочетание о-в в казахском языке превращается в у, то изменение Корякова на Кереку вполне закономерно. Т.о., казахи перевели топоним «Коряков» на свой лад в «Кереку».
А. Абдрахманов в своем исследовании пишет, что в 1949 г. слышал от отца писателя Сапаргали Бегалина старика Бегалы рассказ о купце Корякове, который производил из Екибастузских озер соль и торговал ею, и что он был одним из первых жителей Павлодара. Исследователь заключает со слов старца, что поселение Кереку было названо в честь купца Корякова [4, с.104-105].
С одной стороны, сведения старика Бегалы кажутся достоверными, но с другой стороны, Коряков не мог быть одним из первых жителей Павлодара. Коряков долгое время был форпостом и выполнял чисто военные функции. Сомнительно также, чтобы русские добывали соль в Екибастузских озерах, т.к. в начале XVIII века, населявшие указанные степи воинственные кочевники вряд ли бы пустили чужеземцев в свои земли. Для рядового читателя достаточно пролистать книгу капитана И.Г.Андреева, написанную в 1785 г., чтобы понять, что земли внутренних казахских степей были не доступны, т. е. terra incognita для чужих.
И, наконец, если допустить возможность превращения «Корякова» в «Кереку», почему бы ни допустить такого же закономерного превращения топонима «Кереку» в «Коряков». Тем более, нам известны многочисленные уже примеры такого превращения. Например: Кокшетау в Кокчетав, Айыртау в Айыртав, Сарытау в Саратов.
Таким образом, нам остается констатировать, что связывание исследователями названия «Кереку» с именем Корякова является одним из проявлений народной этимологии XIX века. Из-за отсутствия научных исследований гипотеза стала мифом. Так как, миф постоянно повторяли, то и сами писатели, и читатели привыкли воспринимать его как аксиому, истину. Именно поэтому отдельные авторы настолько уверены в действительном существовании Корякова, что даже не доверяют архивной справке свидетельствующей о том, что постоянный гарнизон и крепостные сооружения Корякова появились только с 1744 г.: «В местной печати в последнее десятилетие не раз поднимался вопрос о дате основания Коряковского форпоста со ссылкой на справку ЦГВИА от 6 мая 1969 года, в которой говорилось, что «точную дату учреждения Коряковского форпоста установить не удалось». Скорее всего, «точную» дату просто не нашли: ведь нельзя же всерьез думать, что Лихарев, намечая строительство форпостов, не обратил внимание на высокий Коряков Яр, где еще с начала века было поселение, основанное сотником Коряковым, добывавшим соль в 20 верстах от этого Яра» [9, с. 16].
Во-первых, поселения ещё не было, а таинственное слово «форпост» означает лишь караул, передний пост; во-вторых, ещё не велась добыча соли из озера Корякова. Однако, чтобы окончательно убедиться в своем сомнении мы стали искать упоминание о Корякове из художественной и научно-публицистической литературы касающейся истории города Тары: Е.Н.Евсеев «Тара в свои первые два столетия» // Сибирские города XVII - начале XX веков Новосибирск. 1981; Г.Цветкова «Город на речке Аркарке»; А.Жиров «Тарские купцы XIX – начале XX веков»; М. Белокрыс. «Кем славна Тара». Последние статьи собраны в книге «Тарская мозаика» (История края в очерках и документах 1594 – 1917 гг.) Омск, 1994 г.