1. "Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо применять все те меры, которые дают гарантию каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против советской власти.
2. Конфисковать хлеб и заставить ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем другим сельскохозяйственным продуктам.
3. Принять все меры по оказанию помощи пришлой бедноте, организуя переселение, где это возможно.
4. Уравнять пришлых иногородних к казакам в земельном и во всех других отношениях.
5. Провести полное разоружение, расстреливая каждого, у кого будет обнаружено оружие после срока сдачи.
6. Выдавать оружие только надежным элементам из иногородних.
7. Вооруженные отряды оставлять в казачьих станицах впредь до установления полного порядка.
8. Всем комиссарам, назначенным в те или иные казачьи поселения, предлагается проявить максимальную твердость и неуклонно проводить настоящие указания".[22]
Если учесть, что этот документ разрабатывался для Области Войска Донского, то можно увидеть ряд неточностей, открывающий широкие возможности для произвола на местах. Во-первых, никто не определил каких казаков считать "богатыми". Донская область – край зажиточный, поэтому середняки среди казаков по материальному положению были гораздо благополучнее соседей-середняков из других регионов. А так как их было большинство, то этот пункт указа позволял проводить "массовый террор" против большей части казачьего населения области. Во-вторых, вопрос, в чем заключается косвенная помощь контрреволюции, тоже остался открытым. А так как на Дон даже помимо воли казаков во время гражданской войны стекались белогвардейские контрреволюционные силы, то данный пункт тоже давал возможность для сколь угодно широкого трактования. И, наконец, пункт о сдаче оружия тоже можно считать провокационным. Ведь большевики знали, где они вводят циркуляр, не могли казаки, исконно войсковое сословие, так легко сдать оружие, приказ окружного Совета: сдать все огнестрельное и холодное оружие – вызывает бурю негодования: "Они нам давали оружию, что лапу на нее накладывают… уговору не было, как мы пущали Красную Армию через свой округ, чтоб нас обезоруживали… шашки на свои копейки справляли!… Казаков обобрать норовят! Я что же значу без вооружения? На каком полозу я должен ехать? Я без оружия, как баба с задратым подолом, – голый"[23]. На основе всех этих "недосказанностей" можно предположить, что, вводя этот циркуляр в действие, большевики имели своей целью не подчинение области и наведение в ней порядка, а почти поголовное истребление казаков.
"Максимальная твердость" комиссаров (как правило не казаков) привела к многочисленным трагедиям. "…Началась революция, бунты началися, рабочие начали наступать на казаков наших. А казаки, они же все были преданные царю, они служили за царя. Началась война, революция, начались отступления. Папу в первом, 1918 году, 8 или 9 февраля уже не стало: его расстреляли. Сначала начали по несколько человек, ну военных же отбирали. Папу в первую очередь расстреляли, потому что он же военный был. А потом уже начали брать уже всех, лишь бы казак был, этого хватало… Восстали наши казаки, восстали, тут уже восстание началось"[24]. Действительно, в ответ на жесткие репрессии по краю прокатилась череда восстаний и антибольшевистских выступлений.
В результате большевики были вынуждены официально отказаться от циркуляра и попытаться пересмотреть политику по отношению к казакам, однако от своих позиций отступать они не собирались, меняя лишь тактику проведения их в жизнь. Вот что пишет по этому поводу Рейнгольд: "Бесспорно, принципиальный взгляд на казаков, как на элемент, чуждый коммунизму и советской идее, правилен. Казаков, по крайней мере, огромную их часть, надо рано или поздно уничтожить, просто истребить физически, но тут нужен огромный такт, величайшая осторожность и всяческое заигрывание с казачеством; ни на минуту нельзя упускать из виду того обстоятельства, что мы имеем дело с воинственным народом, у которого каждая станица – вооруженный лагерь, каждый хутор – крепость". Рейнгольд особо обращает внимание на то, что "политика массового истребления без всякого разбора приведет к тому, что мы с Доном никогда не справимся, а если справимся, то после кровавой и упорной борьбы".[25]
Отказавшись от политики прямых репрессий, большевики начали процесс скрытого расказачивания, стремясь уничтожить именно те социальные черты, которые составляли суть самосознания казаков, разрушая этим казачью общность. В 1920 году Калинин говорит, что "расказачивание будет продолжаться, но оно будет означать не ломку казачьего быта, а ликвидацию сословных обязанностей и привилегий, снятие воинских повинностей, обеспечение культурного развития…"[26]. Троцкий осенью того же года в "Тезисах работы на Дону" пишет о необходимости прекращения "огульных репрессий", но при этом говорит о том, что "казачество связано тисками казачьей сословности и предрассудками общности интересов всего казачества".[27]
"Советская власть… стремится к уничтожению не казачества как такового, а пережитков тех причин, которые привели казачество… к службе у царя".[28]
Из всего этого можно сделать вывод, что курс на уничтожение казачества продолжался, но принял теперь новые формы.
II. ГОЛОДНЫЕ 20-Е
А тем временем, Дон продолжал ощущать на себе действие указа Калинина и последствия гражданской войны. Одним из самых ярких воспоминаний у жителей Дона тех лет стал голод 20-х годов.
Конечно, голод был не только в нашей области. Страдало от него и Поволжье. Если рассмотреть общие для двух областей причины, вызвавшие голод, то ими стали засуха и неурожай. "В 1922 году разразилась засуха, хлеб вышел весь в солому. Стали братья ездить на заработки, на молотьбу за Семикаракоры. Сажали картошку, было две коровы. Никто не умер благодаря хлебу, привезенному с заработков".[29] Однако помимо этого для Донского края можно выделить и другие факторы. Это отсутствие помощи со стороны государства и невозможность справиться своими силами. Обрушившаяся на Дон во всей своей тяжести гражданская война и геноцид против казачества, развязанный циркуляром 1919 года, привели к тому, что в области осталось слишком мало взрослых мужчин, обрабатывать землю было просто некому.
По воспоминаниям Бандовкиной Е.А., в их хозяйстве были мужчины, благодаря которым выжила семья. Гораздо меньше повезло тем, кто остался без кормильцев, а таких было немало.
От голода страдали все. "Советский Юг" 31 января 22 года сообщает: "Голод принял уже ужасающие размеры. В с. Летнем за 5 дней зарегистрировано 7 смертей, в с. Иванке мать зарезала своего ребенка, а сама бросилась в колодезь. Цифра голодающих в нашем уезде достигает 12000 человек. В Белой Глине умерло 5 душ, в с. Летнем – 13, в Дмитриевке – 3, в Ново-Егорьевском – 6. Лошади пали почти все. Население питается всевозможными суррогатами: косапы с кукурузой, курай, зола, полова и проч."
Анна Ильинична Алексеева из х. Крымского рассказывает об этом так: "…в 20-ом начался голод. Мы в тот год не смогли подвязать виноград, так как отца не было. Чтобы как-то прокормиться, ели листья вяза, делали кашу из повилики, копали щегульки, дубец, мололи в муку перекати-поле и пекли пышки". Еще несколько подобных рецептов удалось нам узнать у бабушек, живших в то время. Например, Федосья Андреевна в х. Коныгине рассказала, что в голод они ели перекати поле, солодок, из него чай варили, собирали травы. "Соседи наши ели кошек, собак, и все равно умирали от голода", – говорила она. А Корнева З.Я., которой в ту пору было около 10 лет, вспоминает вот о чем: "Не далеко от нас была рощица. Утром мы вставали, шли туда, пытаясь отыскать дуб с пока еще целой корой. Если нам удавалось, то на завтрак мы могли получить горьковатые лепешки из этой самой коры (из нее делали муку, смешивали с сухой полыньей и водой)". В хуторе Ольховом нам рассказывали, что в голод ели ракушки, из семечек подорожника варили кисель, из толченной "перекатихи" делали муку, пекли пышки. "А у нас папа сусликов ловил, жарил и говорил, что это "поросятки"… Он и сам умер в те годы: съел, наверное, что-то не то", – вспоминала Щедракова Валентина Стефановна, встреченная нами в хуторе Ольховом.
Голод стал причиной усиления и еще одного социального явления – беспризорности. Вот что значится в документах Сальского окружного исполкома за 1.07.24г.:
"Известная часть населения будет голодать на месте и из них больше всего дети, другая часть… бросит насиженное место и уйдет на заработки… и в таких случаях бросают семьи – часто одних детей на произвол судьбы.