- Нет, я не дам тебе умереть спокойно, - повторил тот же голос. - Умирая, ты будешь думать о своих злодеяниях, о стонах, раздававшихся в этих стенах, о крови, впитавшейся в пол твоего замка.
- Твоя низкая злоба меня не собьет с толку! - возразил Фрон де Беф с мрачным и натянутым смехом. - Что касается нечестивого еврея, то мой поступок с ним был богоугодным делом; за что же тогда люди, обагряющие свои руки кровью сарацин, почитаются святыми? Саксонские свиньи, которых я уничтожил, были врагами моей родины, моего рода и моего повелителя. Ха-ха! Как видишь, не удалось тебе меня пронять. Что, убежал? Я заставил тебя молчать.
- Нет, гнусный отцеубийца, не заставил! - отвечал голос. - Подумай о своем отце, припомни его смерть, вспомни зал пиршества, где пол был залит его кровью, пролитой рукой его собственного сына.
- Ага, - произнес барон после довольно продолжительного молчания, - ты знаешь это! Поистине ты дух зла, всеведущий, как говорят монахи. Я считал эту тайну погребенной в моей груди и в груди той, которая была искусительницей и участницей моего преступления. Уйди, бес, оставь меня! Отыщи саксонскую колдунью Ульрику. Она одна могла бы поведать тебе то, чему мы с ней были единственными свидетелями. Иди к ней, говорю я: она омыла его раны и придала убитому вид умершего естественной смертью. Иди к ней: она соблазнила меня, она уговорила меня совершить это гнусное дело, она же и отплатила мне за него еще более гнусной наградой. Пускай же и она отведает той муки, которой я теперь мучаюсь, - хуже этого не будет и в аду.
- Она и так уже отведала этой муки, - сказала Ульрика, подходя к постели барона Фрон де Бефа. - Она давно пила из этой горькой чаши, но ее горечь смягчилась теперь, когда она увидела, что и тебе приходится пить из нее. Напрасно ты скрежещешь зубами, Реджинальд, и угрожаешь глазами, нечего сжимать кулаки. Еще недавно твоя рука, подобно руке знаменитого предка, передавшего тебе свое имя, могла одним ударом свалить быка, а теперь она так же слаба и беспомощна, как моя.
- Подлая, лютая ведьма! - проговорил Фрон де Беф. - Зловещая сова! Так это ты пришла издеваться над человеком, которого сама же погубила?
- Да, Реджинальд Фрон де Беф, - ответила она, - это я, Ульрика, дочь убитого Торкиля Вольфгангера, сестра его зарезанных сыновей. Это я пришла требовать отчета у тебя и всего твоего рода: что сталось с моим отцом и семьей, с моим именем, с честью - со всем, что отнял у меня проклятый род Фрон де Бефов? Подумай о перенесенных мною обидах и скажи: правду ли я говорю? Ты был моим злым духом, а я хочу быть твоим. Я буду мучить тебя до последнего твоего вздоха.
- Мерзкая фурия, - воскликнул Фрон де Беф, - ты не будешь свидетельницей моего конца! Эй, Жиль, Клеман, Юстес, Сен-Мор, Стивен! Схватите эту проклятую ведьму и сбросьте ее с высоты стен! Она предала нас саксонцам! Эй, Сен-Мор, Клеман, подлые трусы, рабы, куда вы запропастились?
- Ну-ка, позови их еще, доблестный барон, - молвила старуха со злобной усмешкой, - созывай своих вассалов, пригрози им за промедление кнутом и тюрьмой. Но знай, могучий вождь, что отныне не будет тебе ни ответа, ни помощи, ни повиновения. Слышишь ты эти страшные звуки? - продолжала она, внезапно меняя тон; до них вновь доносился оглушительный шум разгоревшейся битвы. - Эти крики возвещают падение твоего дома. Скрепленное потоками крови могущество баронов Фрон де Бефов потрясено до самых основ руками тех врагов, которых ты так презирал. Ведь там саксы, Реджинальд! Презренные саксы берут приступом стены твоего замка! Что же ты лежишь тут, как избитый холоп? Ведь саксы овладевают твоей твердыней!
- Боги и бесы! - вскричал раненый рыцарь. - О, если бы хоть на минуту воротилась моя прежняя сила, чтобы дотащиться до места боя и умереть как подобает рыцарю!
- И не думай об этом, храбрый воин! - возразила она. - Ты умрешь не как честный воин, а как лисица в своей норе, когда крестьяне поджигают хворост вокруг ее логова.
- Врешь, ненавистная старуха! - воскликнул Фрон де Беф. - Мои слуги - отважные молодцы, мои стены крепки и высоки! Мои ратные товарищи не побоятся любого полчища саксов, хотя бы их вождями были сам Хенгист и Хорса! Это боевой клич храмовника и воинов - вольной дружины покрывает шум битвы. Клянусь честью, когда мы зажжем потешный костер на радостях нашей победы, ты сгоришь в нем - и тело и кости твои сгорят! А я доживу до того времени, когда буду знать, что ты из земного огня попала в адское пламя, в то сатанинское царство, которое никогда еще не порождало худшего беса, чем ты.
- Думай что хочешь, - отвечала Ульрика, - пока не убедишься в другом... Да нет, - сказала она, прерывая самое себя, - можешь и сейчас узнать свою участь, которую не могут предотвратить ни все твое могущество, ни сила и отвага, хотя она подготовлена моими слабыми руками. Замечаешь ли ты удушливый дым, который черными клубами ходит по комнате? Ты, может быть, думаешь, что у тебя в глазах темнеет и начинается предсмертное удушье? Нет, Реджинальд, тому причина иная. Ты помнишь про хворост и дрова, что сложены внизу, под этими комнатами?
- Женщина! - воскликнул Фрон де Беф вне себя от ярости. - Неужели ты подожгла его? Так и есть - замок объят пламенем!
- Да, пожар разгорается быстро, - сказала Ульрика с устрашающим спокойствием. - Вскоре я подам сигнал осаждающим, чтобы они смелее теснили тех, кто бросится тушить пожар. Прощай, Фрон де Беф! Пускай Миста, Скогула и Зернебок, божества древних саксов, или бесы, как зовут их нынешние монахи, займут место утешителей у твоего смертного одра - Ульрика покидает тебя. Но знай, если это может тебя утешить, знай, что Ульрика пойдет с тобой одной дорогой и разделит твою кару, как делила твои злодеяния. Прощай, отцеубийца, прощай навсегда! И пусть каждый камень этих сводов обретет язык и повторяет: "Отцеубийца!"
С этими словами она вышла из комнаты, и Фрон де Беф расслышал, как заскрипел громадный ключ и два раза повернулся в дверном замке, лишив его всякой надежды на спасение. В исступлении и тревоге он стал изо всех сил звать на помощь слуг и союзников:
- Стивен и Сен-Мор! Клеман и Жиль! Я сгорю здесь без помощи. Помогите, помогите! Храбрый Буагильбер, отважный де Браси! Это я, Фрон де Беф, призываю вас! Это я, ваш хозяин, предатели вассалы! Ваш союзник, соратник, вероломные рыцари-обманщики! Пусть проклятия разразятся над вашими малодушными головами за то, что вы бросили меня на погибель!.. Но они не слышат, не могут слышать: мой голос заглушается шумом битвы. А дым все гуще, все чернее, уже огонь пробивается сквозь пол. О, хоть бы один глоток чистого воздуха, а там пусть гибель! - В безумном припадке отчаяния и тоски несчастный то отдавал какие-то боевые приказания, то бормотал невнятные речи, проклиная себя самого, и род человеческий, и сами небеса.
- Вон показались красные языки пламени сквозь густой дым! - восклицал он. - Сатана идет против меня под знаменем своей стихии. Прочь, злой дух! Я не пойду за тобой без моих товарищей! Все, все тебе предназначены, все защитники этих стен. Ты думаешь, Фрон де Беф согласится пойти к тебе один? Нет! И безбожный храмовник, и распутный де Браси, и Ульрика, гнусная развратница, и слуги, что помогали мне во всем, и саксонские псы, и проклятые евреи, мои пленники, - все, все пойдут со мной... Славная компания по дороге в ад! Ха-ха-ха! - В исступлении он расхохотался, и своды потолка ответили эхом. - Кто здесь хохочет? - воскликнул Фрон де Беф изменившимся голосом, ибо шум битвы не мог заглушить отзвуки его безумного смеха. - Кто смеялся? Ульрика, это ты? Отвечай же, ведьма! Скажи хоть слово, и я прощу тебя. Только ты могла смеяться в такую минуту или сам сатана! Прочь! Прочь!
Глава XXXI
Вперед, мои друзья! В брешь, напролом!
Закроем брешь стеной английских тел!
...Вы, иомены мои,
Вы англичане родом - покажите,
Что от природы и по воспитанью
Вы храбрецы...
"Король Генрих V"
Хотя Седрик не слишком полагался на слова Ульрики, все же он поспешил сообщить Черному Рыцарю и иомену Локсли о данном ею обещании. Они были рады узнать, что в осажденной крепости у них есть союзница, которая в случае нужды облегчит им доступ в замок. И Черный Рыцарь и Локсли были вполне согласны с саксом, что следует попытаться во что бы то ни стало взять стены приступом, так как это единственное средство выручить пленных, попавших в руки жестокого барона Фрон де Бефа.
- Потомок короля Альфреда в опасности, - сказал Седрик.
- Честь благородной дамы в опасности, - прибавил Черный Рыцарь.
- Клянусь образом святого Христофора, что у меня на перевязи, - воскликнул иомен, - если бы дело шло только опасении верного слуги, бедня- ги Вамбы, я бы не пожалел своей руки или ноги, лишь бы ни один волос не упал с его головы!
- И я также, - сказал отшельник. - Как можно, сэры! Я уверен, что дурак - такой дурак, который ни в чем не виноват, да еще мастер своего дела и умеет придать вкус и смак каждой чаше вина, не хуже доброго ломтя ветчины, - такой дурак, братцы, говорю я, всегда может рассчитывать на умного монаха. Тот за него и помолится и подерется, пока сам не забудет, как читать молитвы и орудовать бердышом! - С этими словами он завертел над головой своей тяжелой дубиной, словно это был легкий пастушеский посох.
- Дело говоришь, святой причетник! - воскликнул Черный Рыцарь. - Это так же верно, как если бы это говорил не ты, а сам святой Дунстан. Ну, добрый мой Локсли, не пора ли благородному Седрику принять на себя начальство и вести нас на приступ?
- Нет, я не возьмусь, - возразил Седрик. - Я не обучен ни искусству осады, ни обороны тех твердынь, которые норманские тираны воздвигли в нашей угнетенной стране. Драться я готов в первых рядах. Но мои честные соседи знают, что я не солдат и не обучен воинскому искусству вести штурм крепостей.
- Коли так, благородный Седрик, - сказал Локсли, - я с охотой возьмусь командовать стрелками, и повесьте меня на том дубе, под которым собирался мой отряд, если хоть один из защитников, показавшийся изза стен, не будет осыпан таким множеством стрел, сколько бывает чесноку в рождественском окороке.