Смекни!
smekni.com

Журналистский дебют (стр. 5 из 6)

Жанры жанрами, а сакраментального вопроса “с чего начать?” не избежал еще ни один автор. “С начала” – в нашем случае не ответ, потому что очень часто бывает, что и с конца. Как бы то ни было, помучиться над чистым листом бумаги придется. Утешайте себя тем, что от этого страдал и Лев Толстой.

Готовых рецептов, как связать в логическую цепочку разрозненную информацию, не существует. Каждый это делает по-своему, и каждый раз по-новому. Иногда все начинается с заголовка, иногда – с непонятно откуда взявшегося описания погоды. Впрочем, кое-какие рекомендации общего порядка можно дать и тут:

- во-первых, не ждите “первой фразы”, как и вдохновения вообще – пусть то, что вы сейчас напишете, затем станет седьмым или двенадцатым абзацем вашего творения, главное – начать писать; - хорошо, если уже в процессе сбора материала у вас сложился план статьи; если же нет - попытайтесь самому себе рассказать (лучше письменно), о чем могла бы быть написана такая статья – это почти неизбежно приведет вас к плану; - начать можно и с выводов, и “с финальной сцены” (мысли) – попробуйте описать ее хоть приблизительно, и тогда все получится вполне конкретно; - не оставляйте свой текст “слепым”: представьте, как он будет выглядеть на газетном листе (прозвучит за кадром), продумайте его эффектную подачу – вводку, цитату, иллюстрацию – никто за вас этой необходимой работы не сделает; - отдельный разговор – о заголовке: не останавливайтесь в поиске точной и выразительной формулы до тех пор, пока она вас вполне не удовлетворит, но и не пересаливайте – помните, что “заголовок удваивает размер события” (Дж. Голсуорси).

Ну вот материал и написан, отредактирован, увидел свет и публику, оценен гонораром и поощрительными репликами коллег. Затем – второй, третий. С каждой новой публикацией дело становится все привычней. Уже наработаны собственные приемы, протоптаны короткие дорожки к результату. Можно позволить себе снисходительный тон по отношению к тому, кто придумывает свой первый заголовок. Можно уже задуматься и о первом карьерном рывке. Но можно еще и вот о чем…

5. Цена ценностей.

Высокие цели, хотя бы невыполненные, дороже нам низких целей, хотя бы достигнутых… Всякий, кто удаляется от идей, в конце концов остается при одних ощущениях. Иоганн Вольфганг Гёте, немецкий поэт и мыслитель.

Оговоримся сразу – морали не будет. Просто мы заканчиваем разговор о трудностях обретения первых профессиональных навыков в журналистике. Традиционно он свелся к ряду специальных вопросов: к источникам и способам извлечения из них информации, к формам и средствам ее доставки аудитории. Но есть сегодня повод коснуться еще одной темы.

Вы никогда не задумывались над вопросом, что дает право человеку, называющему себя журналистом, публично судить о проблемах, оценивать поступки, предлагать решения? Удостоверение штатного сотрудника редакции? Тогда почему этого права не может быть у сотрудника НИИ, зубного техника или футболиста? Вы скажете: почему не может? Может. Да, но осуществлять-то его футболист будет опять-таки с помощью журналиста, то есть опосредованно. Значит есть право, да не то. К тому же редакция и вообще может этой возможности “варягу” не предоставить (пока суд не обяжет), и даже не утруждать себя причинами отказа (как и ответами на письма).

Кто-то будет спорить: дескать, зубной техник тоже не даст журналисту коронки вставлять - специальностью надо сначала овладеть. Но строчка в вузовском дипломе о специальности “журналистика” – аргумент слабый. Среди штатных сотрудников редакций далеко не у каждого есть такая “виза”. Откуда взялись остальные – знает лишь главный редактор и отдел кадров. Но и они не смогут однозначно ответить на вопрос, почему эти люди пришли в журналистику. (К.Чапек считает, что “в результате совращения”. Может он и прав.)

Так неужели все дело действительно в том, что журналистика – это власть, пусть и четвертая? Неужели отгадка кроется в этой волшебной близости к печатному станку или транслятору?

Не будем спешить с выводами. Заметим только, что вопросы такого рода в российском обществе стало удобно задавать лишь в последнее десятилетие. Только теперь нас стали по-настоящему интересовать пути движения журналистов (системы СМИ) и общества навстречу друг другу. Прежде всего потому, что после розового периода glasnost’и слишком очевидными стали новые попытки использовать СМИ не во благо обществу. Ну, это-то дело привычное – история нашего ремесла от века сопровождала политическую историю мира: чего только ни бывало, тут и за примерами-то далеко ходить не надо. Но времена меняются, меняются и нравы. Признавая над собой власть СМИ, российское общество все активнее вырабатывает критическое отношение к нашему профессиональному мировоззрению, критериям оценки собственной практики, арсеналу используемых приемов. Журналисты неохотно допускают на свою кухню “непосвященных”, но все чаще и чаще вынуждены задавать себе вопросы:

- а действительно ли мы знаем свою аудиторию так, как заявляем об этом? - есть ли сегодня вообще в профессиональном журналистском сообществе потребность знать аудиторию и ее запросы (не только материальные и политические, но и духовные)? - существуют ли средства, с помощью которых знание аудитории становится максимально точным? - и, наконец, главное: все ли запросы общества должны удовлетворяться средствами массовой информации?

На встрече редакции весьма популярного, но абсолютно “желтого” еженедельника со студентами-журналистами МГУ заместитель редактора ответил на довольно ядовитые реплики из зала: “Покупают, значит все делаем правильно” – и был осмеян. Интересно, кто из них был прав?..

Неверно считать, что проблемы свободы слова или взаимоотношений производителей и потребителей СМИ – исключительная примета нашей эпохи. Говорить так, значит совсем не понимать всей исторической глубины и исторической же перспективы вопроса. Но и не определив своего отношения к нему, приступать к профессиональной деятельности на поприще журналистики сегодня уже накладно.

В конечном счете, вопрос “о чем и как писать?” в своей проекции на общественные отношения во все времена был созвучен вопросу “чему и как служить?”. Другое дело, что оба эти вопроса в российском обществе не всегда решались открыто. Но уж если решались, то весьма авторитетно.

“Чины не дают ни честности плуту, ни ума глупцу, ни дарования задорному мараке”, - писал еще в 1831 году Феофилакт Косичкин (литературный псевдоним журналиста Александра Пушкина) в фельетоне “Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем”, размышляя над вполне современными нам журналистскими вопросами.

В своем стремлении отстаивать высшее гражданское предназначение литературы и журналистики отечественные писатели-публицисты были на удивление упорны и последовательны. Каждый новый поворот истории заново ставил вопрос, о чем и как писать, но ответ на него почти всегда оставался неизменным.

“Сказать человеку толком, что он человек – на одном этом предприятии может изойти кровью сердце. Дать человеку возможность различать справедливое от несправедливого – для достижения этого одного можно душу положить”, - писал в начале 80-х годов прошлого века Михаил Салтыков-Щедрин в своей книге очерков “За рубежом”. Примерно в то же время в передовой статье “Русских ведомостей”, посвященной полемике с официальными “Московскими ведомостями”, журналисты пытались сформулировать принципы прогрессивной печати: “свобода слова, сила знания, возвышенная идея и либеральная чистота. Вот путь, которым должна идти газета”.

Уже стало привычным считать, что эпоха советской журналистики не задавалась столь щепетильными вопросами, как ответственность прессы перед обществом. Но вот вам свидетельство начала 60-х годов уходящего века. Пишет известный советский (хоть и беспартийный) публицист Анатолий Аграновский (сначала это было устное выступление перед коллегами, потом оно было опубликовано): “Нужна обыкновенная информация о жизни. Она должна быть всеобъемлющей, потому что глупо таить от людей то, чего скрыть все равно невозможно. Она должна быть своевременной, потому что грош цена информации, если она ковыляет позади событий, если обнародована, когда уж, как говорится, подопрет.

И последнее скромное пожелание: сообщаемые сведения обязаны быть стопроцентно, скрупулезно правдивы…

Гласность – оружие обоюдоострое. Убивая слухи, она вместе с тем делает злоупотребления невозможными.

Вы понимаете, конечно, что разговор у нас давно уже не только и не просто о налаживании информации. Речь идет о развитии демократизма, об истинном уважении к людям, о необходимости знать их запросы, прислушиваться к ним, учитывать их”.

Как это оказалось неожиданно созвучным тому, что уже сегодня совершенно открыто мы читаем у западных коллег: “Роль газеты в демократическом обществе основана на принятых ею обязательствах снабжать избирателей информацией, необходимой для компетентных гражданских действий” (Лоуренс К. Бопре, вице-президент и исполнительный редактор группы нью-йоркских газет).

Наивно думать, что мир телевидения, радио, газет, Интернета когда-либо станет лишь миром бесстрастно текущей информации о произошедших событиях. Подобно тому, как вы, вернувшись домой, не ограничиваетесь последовательным перечислением событий прошедшего дня, а вычленяете те, что кажутся вам наиболее интересными, даете им попутные оценки, характеризуете поступки друзей и знакомых, журналистское сообщество всегда будет оценивать все, что попадает в поле зрения СМИ. Способы такой оценки могут быть прямыми (в виде обличительной или защитной интонации и системы аргументов) или же косвенными (с помощью отбора информации, согласующейся с вашими впечатлениями и взглядами). Но обнаружить их внимательному читателю (зрителю, слушателю) всегда можно.

Чью же точку зрения чаще всего отстаивает журналист? Всегда ли свою личную? Если – да, то что дает ему на это право? Если - нет, то кто стоит за журналистом в этом случае? Правильно ли будет утверждать, что журналистика в принципе не может быть объективной? Всегда ли понятие “свобода слова” тождественна праву выражать собственное мнение?