Тем летом Батыр, собрав группу ребят с подготовительных курсов и из детдома, повел их пешком в Уфу для устройства в среднюю школу-интернат имени Ленина. Другая группа сорганизовалась, решив поступить в открывшийся в Оренбурге, в Караван-сарае, башкирский педагогический техникум. Я присоединилась к этой группе.
Где ты, пора, когда любое дело Казалось легким и подвластным нам, И полны были сил душа и тело, И вечным представлялось счастье нам?
Комплекс зданий Караван-сарая в Оренбурге был построен на средства, собранные башкирским населением края с целью создать в нем не только торговый, но и национальный культурно-образовательный центр. В многовековую историю борьбы башкирского народа за свободу и независимость это вошло небольшой, но яркой страницей. К сожалению, вскоре комплекс заняли губернские административные учреждения. После Великой Октябрьской революции по прямому указанию Ленина он был возвращен трудовому башкирскому народу. Здесь открыли один из первых техникумов для обучения детей башкир. Поначалу он назывался ИНО - институт народного образования. И учебная программа была в нем рассчитана на подготовку учителей.
Техникум в Караван-сарае просуществовал до 1934 года и сыграл большую роль в подготовке башкирской трудовой интеллигенции. Первые шаги на пути служения народу сделали в этом учебном заведении виднейшие деятели башкирской литературы Сагит Агиш и Баязит Бикбай, известные журналисты Барый Сафин и Касим Азнабаев, народная артистка Танхылу Рашитова, кандидат педагогических наук Сагит Алибаев, заслуженные учителя Файзи Бакаев, Мафтуха Нагаева, Шафика Гайнуллина, Хаят Абушахмина и многие другие.
Учебная программа техникума была рассчитана на шесть лет - два подготовительных и четыре основных курса. Меня приняли на первый подготовительный курс, но через пару месяцев перевели на второй. На этом курсе учились воспитанники Серменевского и Ташлинского детдомов, окончившие семь классов. Они изучали грамматику русского языка уже на уровне синтаксиса. Мне, девушке, знавшей лишь арабское письмо[3] и, можно сказать, впервые увидевшей русские буквы в техникуме, предстояло догнать более образованных сокурсников. Задача не из легких. Но я с малолетства привыкла жить, опираясь, главным образом, на собственные силы, мне было чуждо отступление перед трудностями. И я с программой, рассчитанной на шесть лет, справилась за пять, окончила техникум в 1929 году. Окончание техникума девушкой-башкиркой было тогда незаурядным событием.
В техникуме преподавали преимущественно люди, чьи литературные или научные труды получили признание в печати, чей уровень культуры был для того времени достаточно высок, - такие как Фатих Карими, Ибрагим Кыпсак (Габдулла Ибрагимов), Галим Айдаров, Ибрагим Бикчентаев. Каждый их урок становился для меня новым шагом в открытии мира. Особенно нравились мне история, общественные науки. А уж урок литературы представал большим праздником.
В Караван-сарае многие стали горячими поклонниками литературы. Это было время, когда на весь мир звучали могучие, потрясающие голоса гигантов русской литературы М. Горького и В. Маяковского. В татарской литературе набрали завораживающую сердца силу Хади Такташ, Кави Наджми, Хасан Туфан, Гадель Кутуй, в башкирской - Даут Юлтый, Габдулла Амантай, Афзал Тагиров, Тухват Янаби, Батыр Валид.
Вот на такие годы пришлись наша юность и молодость. В техникуме ежемесячно выпускали рукописный журнал "Молодое поколение" и раз в две недели - стенгазету "Учащийся". Желающие могли испытать свои творческие способности, участвуя в их выпуске. Но требования к начинающим авторам были высоки, не всякое их творение принималось редколлегией. Поэтому кое-кто пытался выпустить свой, не являющийся официальным органом журнал. Такие попытки решительно пресекались комитетом комсомола.
На втором году учебы в Караван-сарае я ненароком приняла участие в такой попытке. Однажды подошел ко мне признанный в пределах техникума талантливым поэтом Тухват Муратов (пал жертвой Великой Отечественной войны).
Дай мне какой-нибудь твой рассказ, перепишу его в свою тетрадь, - сказал он.
Некоторое время спустя меня с Тухватом принялись пропесочивать не то на собрании литкружка, не то на заседании комитета комсомола.
Глядите-ка, собрались выпускать тайный журнал "Шаги"! - негодовал кто-то из активистов, потрясая над головой тетрадью, которую я до этого и видеть-то не видела. - Вот Зайнаб написала для него рассказ про любовь. К лицу ли это комсомолке? Да еще ее героиня ходит по-мещански в туфлях на высоких каблуках, завив волосы в кудри!
Помню, на меня, девчонку, посмевшую ступить на порог священного храма литературы в холщовом платье, босиком, с особым усердием накинулись прилично одетые барышни. Я, сирота, наслушалась в своей жизни всякой ругани, всех боюсь, поэтому молчу, трясусь в испуге. Только Тухват Муратов поднялся с возражениями:
Это не тайный журнал, а мой дневник. Я переписываю в него произведения моих друзей. У вас нет права читать чужие дневники!
В техникум до нас поступили дети из обеспеченных семей. Они хорошо одеты, жизерадостны, уверены в себе. А я попала на курс, укомплектованный детдомовцами. Нас всех обули в одинаковые желтые ботинки, одели в куцые полупальто, у которых рукава был длиннее тулова. Мы выделялись среди остальных учащихся тщедушными фигурами и этой униформой. Видимо, поэтому нам дали прозвище "Фу-фу". Тогда, кажется, продавались дешевые сигаретки под названием "Фу-фу".
После разбирательства с "журналом" "Шаги", уже в общежитии барышни продолжали' ли просто подшучивать, то ли издеваться надо мной:
Оказывается, и из "Фу-фу" получаются писатели, а мы и не знали!
И декламировали, нарочито искажая, мое стихотворение, помещенное в стенгазете незадолго до того, как разоблачили мои с Тухватом "тайные замыслы".
Я дала самой себе клятву: "Больше никогда в жизни не буду писать!" Так и было. до поры до времени.
В 1929 году "писатели" с нашего курса с целью перебраться поближе к башкирской литературе решили перевестись в уфимский педагогический техникум. Администрация оренбургского техникума против этого не возражала, тем более, что у нее возникли затруднения с обеспечением учащихся стипендиями. Баязит Бикбай, Сабит Суфьянов, Лутфи Баязитов и еще несколько парней уехали в столичный город, устроились там со временем на работу в редакциях газет и журналов и активно включились в литературную жизнь. Я тоже хотела переехать в Уфу, но меня администрация техникума не отпустила из Оренбурга. Мне сказали:
Девушку-башкирку доучим и выпустим здесь.
Девушек среди выпускников тогда было мало.
Окончив техникум, я написала заявление: "Прошу направить меня в дальний аул". Меня направили учительницей в аул Билал нынешнего Абзелиловского района.
В пору учебы в техникуме, в 1927 году, я, нарушив клятву, написала и послала в Уфу в литературный журнал "Сэсэн" рассказ "Среди вешних ручьев". Ответа не получила и больше ничего не посылала. И вдруг в 1930 году, когда я не только учительствовала, но и деятельно участвовала в создании колхоза в Билале, когда мое сознание в смысле политическом и взгляды на литературу несомненно повзрослели, в журнале "Октябрь", пришедшем на смену "Сэсэну", появился мой вышеназванный рассказ. Я прочитала его и вновь испытала тяжелые чувства, подобные пережитым при разбирательстве с "журналом" "Шаги". Создалось впечатление, что в редакции ни разу не коснулись моей рукописи карандашом, ничего не исправили и напечатали рассказ с ошибками и искажениями, возникшими из-за моего неразборчивого почерка.
Нет, думаю, сейчас я этот рассказ не предложила бы печатному органу. Сейчас и написала бы не так. Зачем только послала его в журнал? И опять я дала себе слово: пока не созрею вполне, ничего в печать предлагать не буду.
Потом с большим запозданием поняла, что приняла ошибочное решение. Невозможно, оказывается, созреть, варясь лишь в своем котле, не отдавая свои творения на суд товарищей.
Шло время, началась Великая Отечественная война, наступили годы тяжких испытаний. Мой муж Газиз Аминов с самого начала войны нес воинскую службу под Ленинградом. А у меня на руках - трое малолетних детей. Но мы - комсомольское племя 20 - 30-х годов - не знали, что такое растерянность перед трудностями. Никакие трудности не могли пошатнуть нашу веру в Победу, в торжество нашего народа. Свое вступление в ноябре 1941года в Коммунистическую партию, погружение с головой в работу я объясняю себе этой верой и беззаветной преданностью начертанному великим Лениным пути.
Я, коммунистка, не могла сидеть в ожидании каких-то особых условий для литературного творчества. Какой был бы смысл в желании заниматься творчеством, которое я вынашивала всю жизнь, если бы я не взялась за перо в годину грозных испытаний, переживаемых моей страной? Подумала я так и в один из первых месяцев войны написала для детей рассказ "Мальчик-партизан". Он вышел в свет отдельной книжкой в 1942 году. В условиях напряженной работы я стала, хоть и изредка, выступать в печати.
Сентябрь, 1962год (В данной публикации воспоминания 3.А. Биишевой представлены в сокращенном варианте.
Перевод с башкирского Марселя Гафурова.)
1. Алибаева С.А. и др.З. Биишева. Жизнь и творчество. Уфа, 1993г.
2. Баимов Р. Истоки и устья. Заметки о башкирской литературе. Уфа: "Китап", 1993 - 352с.
3. Гайнуллин М.Ф., Хусаинов Г.Б. Писатели Советской Башкирии.
4. Уфа: БКИ, 1969.405 с.
5. Зайнаб Биишева. Осенние раздумья: Стихи и поэмы. Пер. с башк.
6. Москва: Советский писатель, 1998.144с.
7. Зайнаб Биишева. Жизнь и творчество. Фотоальбом (на башкирском и русском языках) Уфа: Китап, 2009. - 256 с.