С такой (общей) точки зрения:
Игра – жизнь, взятая взаймы, в том числе взятая взаймы индивидом, обретшим тем самым уникальную возможность ино-бытия, при-общения не-естественным порядкам дел и при-обретения много-образных их ис-ходов (по-пыток) взамен единственной случайной данности собственной жизни (смертельного противостояния, поединка с окончательной развязкой, очерчивающей произошедшее рамками "завершенного", но не "совершенного").
Игра – инобытие случая, его инверсия в открытость, феноменальность вариаций и переживаемость каждой в рамках их заданного единства, и представленного Игрой – в ее отличие от данной в ее же рамках партии (как прообраза "феноменального") и за-данной в ее отношении "большой игры жизни".
*
Игра – реальный жизненный плюрализм, растворяющий "данное" в многообразии его возможных вариантов (и как вариантов данности, и как данности вариантов), саму же "вариативность" преобразующий в ту мега-реальность, которая обретает прочную почву наряду и параллельно с реальностью данного (в неизбежной аналитике данных).
Игра – универсальный имитатор, преобразующий ветхие рефлексы в собственные подобия, притупляющий их смертельное жало, выковывающий из их примитивности те пере-живания, которые семантически хранят печать собственного происхождения; пере-жить нечто и означает прежде всего сохраниться, пройдя испытание, обрести в переменах нового себя.
*
Устраивая параллельный реальности мир (реальность "параллелей"), игра берет из своего прототипа его фундирующие пропозиции и преобразует их на свой лад, как жизнь, так и смерть промеряя вариативностью обращений (вместе с тем обрекая свой прототип, реальность, на тотальную "необратимость" в качестве антипода, своего-иного).
"Реальность" обустраивается в зоне окончательности смерти, привносящей в бытие необратимость всего совершаемого как его абсолютную мерку; но прежде, чем "смерть" выступила мерой реальности, "жизнь" обрела игровое измерение и утвердилась в статусе обратимой игры в не-окончательности ее итогов.
Игра – абсолютный прообраз абсолютного, вечного, идеи, существующей помимо собственных осуществлений в "данном" и "случае", идеальное в его противопоставлении абстрактно-реальному (фиксация идеальных сущностей в форме идеалов трансформирует идеальное в подобие реального и обуславливает посредническую роль игры их перехода).
*
"Игра" начинается с отрицания (реальности) смерти (со смерти реальности), как ее "переигрывание" в условности конца в пределах игрового противостояния (выигрыша и проигрыша).
Игра проигрывает происходящее, подчиняя его сверх-задаче пере-живаний и с тем выигрывает иное, ввергая "жизненность" в бездну несамоидентичности (наделяя жизнь ощущением несамодостаточности).
Игра – цепь пере-ходов, связующих разные способы бытия, прохождений сквозь не окончательность "смерти" с последующим возрождением для новой по-пытки. Обретение единственного истинного пути среди пепелищ неудач как единственного пути истины в безусловности сугубо человеческого опыта возможно лишь в ее рамках.
*
В переигрывании смерти индивид поднят над данным ему как его жизнь и раскрыл сферу данного "всем" как собственный опыт переигрывания (другого как смерти и смерти себя как другого).
Многообразие личных судеб в реальности "собирается" в судьбу общностью (как в общую судьбу) исключительно метафорически; вариации игровых раскладов приобщают индивида к общности непосредственно (реально), в рамках его (как) игрового опыта.
Игра – первая (первобытная), исходная реальность как реальность общественного бытия и как бытие общей реальности.
Игра – реализованная общность; общность – идеализированная игра.
*
Игра – прорыв общего бытия в сферу индивидуальной данности.
Игра – смерть, примиренная с жизнью, прирученная и пере-игранная.
Игра – тотальная, беспрецедентная возможность вне-природного опыта, как родового опыта, данного обособленному восприятию (игра – сфера, в которой субъект родового опыта возникает и утверждается).
Игра есть открытие родового бытия в бытие родовых откровений.
В силу того игра изначально – механизм реанимации, эрзац прежней жизненности, повенчанный с механистичностью повтора, смертной скукой безразличия к исходу; также, наряду с тем, разрыв уз "своего" и "собственного" как в жизни, так и в смерти, борьба не за (свою) жизнь и (чужую) смерть, но за жизнь и смерть в их финальной сцепленности как игре инаковости и переходов, блужданий в лабиринте отражений и отражениях другого в другом, данного (расклада) в за-данном (их множестве) и своего в чужом и чуждом.
Игра – модель и механика человечности, в себя содержащая механизмы выхода за рамки собственной механистичности
*
Игра – синкретичный источник априористской пред-ориентации не исключительно логико-смыслового плана; игра предориентирует аподиктику ориентации "в мире" как в рамках его пред-определения, так в пред-определенности условий его "данности", данных в форме "пространства" и "времени".
Игра обретает себя в новом пространстве, "месте", отрицающем реальность округа, и покрывает окружность сетью мест, значимых (процессуально связанных) "смыслом" как игрой пере-ходов в их осмысленности как в том числе целе-сообразности.
Игра позиционирует мироокружность, трансформируя в (игровое) пространство как универсальную среду множества игр, или игровое множество универсальных "мест" в их жесткой связности игровым "полем" и игровым же "смыслом" происходящего.
Пространство и время с такой точки зрения выступают условиями "перевода" необратимости происходящего в возможность (повтора), "дление", в котором именно "происходящее", выворачиваясь наизнанку и обретая игровую форму, становится в отношении самого себя реальным как реализующим один из возможных вариантов в данном (пространственно-временной конфигурации и в за-данном условии фиксации как пространственно-временном континууме).
Континуум "чистой игры" противопоставлен реальной необратимости смерти и времени необратимо-уходящего как "жизни индивида".
*
Но следует приступить к феноменологической маркировке собственно-игры в том интуитивном ее различении от прочего, из которого игра предположительно исходит.
Чистой сущностью "данной" игры выступает спонтанность – как существо случая.
Игра исключила случайность (смерти) и возродила ее в неслучайности игрового потока, в той игре случая, что подчиняет себя субъекта игры, пестуя из него свое орудие.
Игра – механизм спонтанности, избравший своим орудием человека (игра – смерть, обращенная к жизни и в жизнь человека как общественного существа).
Чистой сущностью присутствия выступает условие возможности перехода от игры как любого рода заданности к "данности этого случая" (единичного, уникального, жребия, фатума, рока, судьбы).
Реальность и определяет себя в качестве чистой данности такого расклада – как рок и фатум; игра полагается в форме заданности "раскладов", единства их возможного разно-образия, в форме разнообразия субъективно-поведенческих схем персонализируясь.
Игра – "модель сборки", перехода от заданности "смысла" (идеи, идеального) к так вот данному, "случаю" (ситуации, раскладу, особенно-единичному, "имманентному" или "последнему" и "окончательному" пределу-реальности и реальности-предела, смерти как маркеру связи Бытия с его индивидуальной вариацией).
*
Игра различает противостояние как определенность "игры" внутри конгломерата игр, и данную игру как разовое со-бытие, основанное конкретной игрой случая в ему отведенных рамках "партии". Становление в пределах игры укоренено в множественности представляющих партитур, пелерине возможностей, в многообразии которых "стратегия" существует и обретает разность реализаций; данность игры воплощают переходы случая и закона, в котором обретает данность "механизм" и "повтор" (так "естественный отбор" полагает "жизнь" в пространство отношения существования "особи" в рамках конкретной "игры жизни" и "жизни вида" как совокупности игр; игра сближает пространство случая с совокупностью всех случаев игры, раскрывая потенциал как совокупность возможностей субъекту их пере-живания; игра и ее субъекты исчерпывают собственные "интенции", в ходе игрового взаимо-действия "раскрываясь" и "развиваясь" как интенции игры и пути к ее исчерпанию, интервенции общности в зоны индивидуального восприятия).
Именно игра обладает прозрачностью, само-рефлексивностью, позволяя за данной совокупностью игр рассмотреть-пережить-приобщиться совокупности-целому, собственно "игре" в предельной исчерпанности "вариантами" (опыту как пределу исчерпания идеи); игра рождает возможность ощутить собственный "смысл", тем самым рождая условия его возможности (сверх-реальное поле возможностей, внутри которого обитает реальность единственно-избранного, осуществленного как реализованного, тем самым реального, тем самым "данного" окончательным выбором как выбором необратимо-реального-этого).
Игра – русло реки времени, русло, по которому течет поток перемен.
*
Субъективность созидается в ходе игры и промеряет ее глубину подобно лоту, роль которого и призвано исполнить "существо человека".
Вместе с тем.
Игра разрывает тесные рамки данности (смерти), обнажая простор пере-хода от- данности одного другому (игре пере-живаний любви и ненависти, покорности и власти в приправе движения-к-исчерпанию, смерти как логическому финалу игры жизни) в той ир-реальной открытости, в которой "другое" ставится под вопрос наравне со "своим" и лишь в их взаимо-раскрытии "переформатируется" по ту сторону ужаса само-отрицания, в зоне присутствия ближнего и до-верия к нему как иному.