Леонардо да Винчи
На первый взгляд смысл термина "адаптация" кажется очевидным и вполне понятным. Однако в литературе по проблемам адаптации человека в экстремальных условиях этим термином порой обозначаются различные явления, что исключает в ряде случаев возможность взаимопонимания специалистов, работающих в одном и том же направлении. Это и побудило нас в рамках теории психической адаптации обосновать такие самостоятельные понятия, как "устойчивая адаптация", "переадаптация", "дезадаптация" и "реадаптация". Использование этих понятий позволяет не только охватить и обобщить множество накопленных фактов, касающихся особенностей психической деятельности в конкретных формах необычных условий существования, но и более глубоко раскрыть сущность адаптационных реакций человека в обычных условиях жизни.
Устойчивая психическая адаптация. Как нам представляется, понятие "адаптированность" ("устойчивая адаптация") является синонимом "нормы", "здоровья". Вот почему для более четкого представления об адаптированности мы попытаемся подойти к этому понятию не только со стороны нормологии, но и с точки зрения патологии.
Под устойчивой адаптацией мы понимаем те регуляторные реакции, психическую деятельность, систему отношений и т. д., которые возникли в процессе онтогенеза в конкретных экологических и социальных условиях и функционирование которых в границах оптимума не требует значительного нервно-психического напряжения.
В период расцвета античной культуры Аристотель, раскрывая сущность категории "качество", отмечал, что человек качественно изменяется, переходя от здоровья к болезни. Гегель, исходя из понятия меры, показал суть перехода (скачка) от состояния здоровья к болезни. Согласно его взглядам, философское понятие "мера" выступает как количественная определенность здоровья. Подобно тому как вода сохраняет свое качество в рамках определенных температурных параметров, так и состояние здоровья как качество может сохраняться лишь в определенных рамках функционально-морфологических сдвигов, не влекущих за собой качественного изменения в физиологическом и психологическом состояниях организма.
Взгляд на норму как на ограниченный диапазон, в котором протекают биохимические, физиологические, психические процессы, обеспечивающие уравновешивание организма с внешней средой, получил признание в отечественной медицине. Так, П. С. Граве и М. Р. Шнейдман пишут, что человек находится в адаптированном состоянии тогда, "когда его внутренний информационный запас соответствует информационному содержанию ситуации, т. е. когда система работает в условиях, где ситуация не выходит за рамки индивидуального информационного диапазона"66.
Следует сказать, что грань, отделяющая адаптированную (нормальную) психическую деятельность от патологической, не похожа на тонкую линию, а скорее представляет собой некий широкий диапазон функциональных колебаний и индивидуальных отличий. Применяемые в медицине критерии отграничения психической нормы от патологии строятся, как правило, на негативной основе, т. е. выявляются феномены, которых в "норме" быть не должно. Попытки же выработать критерии позитивной оценки адаптированной психической деятельности встречаются в литературе довольно редко, и к тому же они недостаточно разработаны. Это затрудняет дифференцирование необычных психических состояний, возникающих в экстремальных условиях, от развившихся нервно-психических заболеваний.
Одним из признаков адаптации является то, что регуляторные процессы, обеспечивающие равновесие организма как целого во внешней среде, протекают плавно, слаженно, экономично, т. е. в зоне "оптимума". Адаптированное регулирование обусловливается длительным приспособлением человека к условиям окружающей среды, тем, что в процессе жизненного опыта он выработал набор алгоритмов реагирования на закономерно и вероятностно, но относительно часто повторяющиеся воздействия ("на все случаи жизни"). Иными словами, адаптированное поведение не требует от человека выраженного напряжения регуляторных механизмов для поддержания в определенных границах как жизненно важных констант организма, так и психических процессов, обеспечивающих адекватное отражение реальной действительности.
Несомненно, что механизмы приспособительных реакций могут быть понятны только при рассмотрении их в конкретных условиях внешней среды. Так, при жизни человека в определенной климатической зоне происходит адаптация на уровне физиологической реакции к световым, температурным, барометрическим и другим воздействиям. Как только человек перемещается в другую зону, например из южного района на Крайний Север, так в его нервно-психической деятельности появляются нарушения в виде вегетоневрозов.
Материальным субстратом, обеспечивающим адаптированное психическое отражение в конкретных предметно-пространственных условиях, являются не отдельные корковые или подкорковые образования, а возникающие в процессе онтогенеза "функциональные органы" (термин А. А. Ухтомского).
Как показали многочисленные клинические наблюдения и экспериментальные исследования, высшие психические "функции", как сложные "функциональные системы", локализованы не в узких зонах мозговой коры или изолированных клеточных группах, а охватывают сложные системы совместно работающих зон, которые располагаются в различных участках мозга. Каждая из них вносит свой вклад в осуществление сложных психических процессов.
О том, что адаптация на психологическом уровне происходит в конкретных предметно-пространственных условиях, свидетельствует ряд наблюдений. Так, было проведено исследование восприятия у людей, живущих в густом лесу. Эти люди не имеют возможности видеть предметы на большом расстоянии. Выведенные из леса, они воспринимали такие предметы не как удаленные, а как маленькие67.
Адаптация человека к социальной среде, как показал Л. С. Выготский, происходит путем "вращивания" ребенка в общественную среду, его социализации. Дело в том, что высшие психические функции, сознание могут появиться только во взаимодействии ребенка со взрослыми людьми. Основу личности составляют интериоризированные отношения социального порядка. В процессе социализации интериоризируются ценностные ориентации группы (общества), в условиях которой происходит онтогенез, а также система отношений и т. д. При смене социальных условий, в которых происходила социализация человека, он оказывается неадаптированным в разных планах, начиная с восприятия окружающих людей и кончая ценностными ориентациями. Так, туристы-европейцы при путешествии в азиатские государства часто жалуются, что все китайцы или японцы выглядят "на одно лицо".
При неспособности человека к переадаптации нередко возникают нервно-психические расстройства. Еще Н. И. Пирогов отмечал, что у некоторых новобранцев из русских сел, попавших на длительную службу в Австро-Венгрию, ностальгия приводила к летальному исходу без видимых соматических признаков болезни. По данным психиатра А. Д. Гласа, ностальгия у американских солдат, проходящих службу в Европе, довольно часто приводит к выраженным психическим нарушениям. Известно, что "последний дикий индеец" племени яна, попавший в "джунгли" цивилизованной Америки в 1911 г., смог приспособиться только к жизни в музее города Сан-Франциско68. Журналист С. В. Остроущенко приводит большое количество примеров невротических срывов, в ряде случаев закончившихся самоубийством, у бывших советских граждан, эмигрировавших в капиталистические страны. Приведенные материалы, как нам представляется, свидетельствуют о том, что человек легче всего социально-психологически адаптируется к деятельности лишь в той социальной среде, в которой прошел его онтогенез.
Психическая дезадаптация. Анализ литературных источников показывает, что в результате популяризации теории стресса Г. Селье появилась тенденция относить к "экстремальным условиям" все ситуации, в которых требуется напряжение физиологических или психических процессов. С такой точкой зрения нельзя согласиться полностью, так как грань, отделяющая обычные условия жизни от измененных, становится при этом расплывчатой, неопределенной. С напряжением, стрессом мы сталкиваемся в повседневной жизни довольно часто. Например, при физической работе, при решении ряда проблемных ситуаций и т. д. стресс является не только нормальным, но даже необходимым условием жизни и деятельности человека.
Границей, отделяющей обычные условия от измененных, мы считаем такие ситуации, в которых под воздействием психогенных факторов психофизиологические и социально-психологические механизмы, исчерпав резервные возможности, более не могут обеспечивать адекватное отражение и регуляторную деятельность человека. Иными словами, в этих случаях происходит "прорыв" адаптационного барьера, "ломка" динамических стереотипов в центральной нервной системе, сложившихся в процессе онтогенеза, и наступает психическая дезадаптация, или кризис69.
Душевный кризис в обычной жизни может быть вызван разрывом привычной системы отношений, утратой значимых ценностей, невозможностью достижения поставленных целей, потерей близкого человека и т. д. Все это сопровождается отрицательными эмоциональными переживаниями, неспособностью реально оценивать ситуацию и найти рациональный выход из нее. Человеку начинает порой казаться, что он в тупике, из которого нет выхода. И. П. Павлов писал, что "тяжелые чувства при изменении обычного образа жизни, при прекращении привычных занятий, при потере близких людей, не говоря уже об умственных кризисах и ломке верований, имеют свое физиологическое основание в значительной степени именно в изменении, в нарушении старого динамического стереотипа и в трудности установки нового"70, Л. Н. Толстой в "Исповеди" с глубокой проникновенностью и с точностью научного анализа показал развитие глубокого душевного кризиса, содержание мыслей и переживаний в его кульминационный период, поиски выхода из кризиса, который пережил он сам накануне своего 50-летия. Приведем фрагмент, относящийся к кульминационному периоду душевного кризиса. "...Я почувствовал, что то, на чем я стоял, подломилось, что мне стоять не на чем, что того, чем я жил, уже нет, что мне нечем жить... Со мной сделалось то, что я здоровый счастливый человек почувствовал, что я не могу больше жить,- какая-то непреодолимая сила влекла меня к тому, чтобы как-нибудь избавиться от жизни. Нельзя сказать, чтоб я хотел убить себя. Сила, которая влекла меня прочь от жизни, была сильнее, полнее, общее хотенья. Это была сила, подобная прежнему стремлению жизни, только в обратном отношении. Я всеми силами стремился прочь от жизни. Мысль о самоубийстве пришла мне так же естественно, как прежде приходили мысли об улучшении жизни. Мысль эта была так соблазнительна, что я должен был употреблять против себя хитрости, чтобы не привести ее слишком поспешно в исполнение. Я не хотел торопиться только потому, что хотелось употребить все усилия, чтобы распутаться! Если не распутаюсь, то всегда успею..."71