Смекни!
smekni.com

Допустимость как необходимое свойство доказательств 7 (стр. 4 из 12)

Но изменить редакцию ч. 3 ст. 86 УПК будет не так просто при наличии поляр­ных точек зрения на эту проблему. В пра­воприменительной же практике следует, на наш взгляд, исходить из того, что по смыслу даже действующих законов, исхо­дя из обязанности защитника честно, разумно и добросовестно отстаивать права и законные интересы доверителя всеми не запрещенными законодательст­вом Российской Федерации средствами, о любой полученной информации, имею­щей значение для оправдания или смяг­чения участи подозреваемого, обвиняе­мого, защитник обязан сообщить дозна­вателю, следователю либо прокурору для того, чтобы эти должностные лица произ­вели процедуру собирания, проверки и оценки доказательства, закрепили его в надлежащем источнике и приобщили к делу.

В исключительных случаях такая инфор­мация может быть сообщена защитником непосредственно суду (когда, к примеру, он считает, что обращение к органам расследования ухудшит положение его подзащитного)[19]. Однако при этом защит­ник должен быть готов к тому, что воз­можности суда по собиранию и проверке доказательств ограничены: суд не может провести обыск с целью отыскания доку­ментов или предметов, о которых заявля­ет защитник; допросить лицо, местона­хождение которого к моменту судебного рассмотрения дела неизвестно, и т. п.

2.2 Надлежащий источник доказательств

Доказательства в уголовном процессе имеют оп­ределенную форму.

Так, согласно действующему УПК РФ доказательства допускают в форме:

1) показаний подозреваемого, обвиняемого; 2) показаний потерпев­шего, свидетеля; 3) заключения и показания эксперта; 4) заключения и показания специалиста; 5) веществен­ного доказательства; 6) протокола следственного и су­дебного действия; 7) иного документа (ч. 2 ст. 74 УПК).

Возникает закономерный вопрос: почему в части 1 ст. 74 УПК РФ доказательствами являются любые све­дения, а в части 2 той же нормы законодатель допуска­ет в качестве доказательств его форму?

Ответ на данный вопрос заключается в том, что законода­тель, придавая форме силу доказательства, хотел до­стичь определенного компромисса между его содержа­нием и формой, поскольку в доказывании по конкретно­му уголовному делу суд, прокурор, следователь, до­знаватель все же имеют дело с конкретными показания­ми подозреваемого, обвиняемого, свидетеля, потерпе­вшего, заключениями и показаниями эксперта и специ­алиста, а также вещественными доказательствами, протоколами следственных и судебных действий и ины­ми документами. Тем более что указанные в законе формы доказательств нивелируют само содержание до­казательства, делают его как бы несущественным[20].

Вместе с тем подобное соотношение формы и со­держания доказательств является чисто искусствен­ным и способно приводить к их противоречию и проти­вопоставлению. Дело в том, что содержание предопре­деляет форму, а не форма предопределяет содержа­ние. Поэтому, если мыслительная деятельность в про­цессе доказывания имеет дело с фактами, то эти факты проявляются внешне в их форме.

Форму доказательств в теории еще называют ис­точниками доказательств. В этой связи следует обра­тить внимание, что уголовно-процессуальный закон, когда говорит о недопустимости доказательства, фак­тически имеет в виду законность его формы. Так, на­пример, согласно п. 1 ч. 2 недопустимыми доказатель­ствами являются показания подозреваемого, обвиня­емого, данные в ходе досудебного производства по уго­ловному делу, данные в отсутствие защитника и не под­твержденные в суде. Очевидно, уголовно-процессуаль­ный закон предъявляет требования не к факту как со­держанию доказательства, а к его форме (источнику), т.е. показаниям подозреваемого и обвиняемого.

Проблема формы (источника) доказательства в те­ории уголовно-процессуального доказывания разра­ботана достаточно. Вместе с тем вопрос о допустимо­сти доказательства с позиции законности его источни­ка в уголовно-процессуальной литературе практиче­ски не освещался. Подобную ситуацию, сложившуюся вокруг источника доказательства, возможно объяснить дискуссионностью самого понятия источника (формы) доказательств.

Условно позиции ученых о понятии источника дока­зательств можно разделить на четыре группы. Первая группа процессуалистов (С.А. Альперт, М. Бажанов, С.А. Голунский, Ф.М. Кудин, А.Л. Ривлин, М.С. Строго-вич) понимает под источниками доказательств прежде всего средства доказывания[21]. Вторая (В.Д. Арсеньев, В.Я. Дорохов, Л.М. Карнеева, Н.П. Кузнецов, Ю.К. Ор­лов, Л.Т. Ульянова, С.А. Шейфер, А.М. Рекунков) в той или иной интерпретации указывает на законодательное понимание источника. Третья (Р.С. Белкин, И.И. Малхазов, М.М. Михеенко, В.А. Похмелкин) видит в источниках доказательств «то, откуда следствие и суд черпают фак­тические данные, или, иными словами, сведения об этих фактах». Четвертая (Д.И. Бедняков, Ф.Н. Фаткуллин, М.Л. Якуэ) понимает под источниками доказательств оп­ределенную процессуальную форму[22].

Многообразие существующих мнений нуждается в кратком анализе. Диалектический анализ позиций о понятии источника доказательств показывает, что источники доказательств — не сред­ства доказывания, ибо ими ничего не доказывается. Доказательственную силу имеют только почерпнутые из этих источников факты. Вторая группа процессуали­стов гиперболизирует источники доказательств. Зако­нодательное понимание источника доказательств ве­дет к формализации уголовно-процессуальной дея­тельности, т.к. факты события преступления зависят не от воли законодателя.

Третья группа процессуалистов, к сожалению, рассматривает источники доказательств одномерно. Между тем известно, что любые факты воспринима­ются с помощью специальных человеческих органов. Сами же факты содержатся как в сознании людей, так и в материальных объектах. Поэтому можно утверж­дать, что доказательства могут находиться в каждом из них. Следовательно, когда субъект доказывания уста­навливает местонахождение фактов о признаках пре­ступления, то он прежде всего ищет, где данные объекты нашли проявление. Вместе с тем трудно рас­суждать о человеке как просто об объекте материаль­ного мира. В отличие от последнего он наделен со­знанием с присущими особенностями. Видимо, исхо­дя из сказанного, будет и различное восприятие до­казательств.

Нельзя полностью согласиться и с позицией четвертой группы процессуалистов. Ибо, во-первых, ис­точник судебных доказательств — это не процессуаль­ная форма, а форма проявления фактов. Во-вторых, при таком подходе процессуальная форма ограничива­ет познавательную форму. Это ведет к противоречию между содержанием и формой уголовно-процессуальной деятельности и ограничивает использование актов в судебном заседании[23].

Таким образом, необходимо констатировать, что под источниками доказательств следует понимать форму восприятия фактов, имеющих значение для уголов­ного дела. Полезность указанного подхода заключает­ся в следующем. Во-первых, такое понимание источни­ка доказательств должно способствовать наиболее эф­фективному вовлечению фактов, имеющих значение для уголовного дела, в сферу уголовного судопроизвод­ства; во-вторых, это может благоприятствовать исполь­зованию фактов в уголовном деле, полученных в процессе оперативно-розыскных мероприятий, которые проводятся, например, оперативными аппаратами МВД и ФСБ.

Вместе с тем в уголовно-процессуальной теории доказывания слишком широко трактуется положение о недопустимости доказательств. Так, например, Л.М. Карнеева к недопустимым доказательствам относила данные, полученные из оперативных источников. В.У. Громов и Н.О. Лаговиер недопустимыми считали факты, противоречащие естественным законам природы[24]. Еще уменьшил объем допустимых доказательств Р.С. Белкин, который констатировал, что и общеизве­стные факты не могут быть допустимыми.

В действующем УПК РФ предусмотрено, что дока­зательства, полученные с нарушением требований УПК РФ, являются недопустимыми. Недопустимые до­казательства не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания любого из обстоятельств, предусмотренных статьей 73 УПК РФ (ч. 1 ст. 75 УПК РФ).

Не могут быть допустимыми и доказательства, полу­ченные у категории лиц, указанных в ст. 75 УПК часть 2, а именно: 1) показания подозреваемого, обвиняемого, данные в ходе досудебного производства по уголовному делу в отсутствие защитника, включая случаи отказа от защитника, и не подтвержденные подозреваемым, обвиняемым в суде; 2) показания потерпевшего, свиде­теля, основанные не догадке, предположении, слухе, а также показания свидетеля, который не может указать источник своей осведомленности; 3) иные доказатель­ства, полученные с нарушением требований УПК РФ.

В соответствии с ч. 2 ст. 50 Конституции РФ недопу­стимыми признаются доказательства, полученные с на­рушением федерального закона. Основываясь на этом, Пленум Верховного Суда РФ[25] в своем Постановлении № 8 от 31 октября 1995 г. «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» слишком широко трактует недопустимые доказательства. Так, в п. 16 данного Постановления Пленума сказано, что при осуществлении правосудия не допускается исполь­зование доказательств, полученных с нарушением фе­дерального закона.

Далее Пленум разъяснил, что «доказательства дол­жны признаваться полученными с нарушением закона, если при их собирании и закреплении были нарушены гарантированные Конституцией РФ права человека и гражданина или установленный уголовно-процессуаль­ным законодательством порядок их собирания, а также если их собирание и закрепление осуществлено ненад­лежащим лицом или органом либо в результате действий, не предусмотренных процессуальными норма­ми». Исходя из сказанного, необходимо заключить, что доказательства согласно приведенному положению Пленума признаются недопустимыми, если они полу­чены с нарушением, во-первых, конституционных прав человека и гражданина; во-вторых, порядка и ненад­лежащим лицом или органом их собирания.