Смекни!
smekni.com

П. Д. Успенский новая модель вселенной (стр. 115 из 132)

* * *

Если мы попробуем проследить за идеей вечного возвращения в европейской литературе, необходимо упомянуть замечательную "фантастическую сказку" Р.Л. Стивенсона "Песнь о завтрашнем дне" (1895 г.), рассказ Ч.Х. Хинтона "Неоконченное сообщение" во второй книге его "Научной фантастики" (1898 г.), а также одну-две страницы его рассказа "Стелла" из той же книги.

Есть два интересных стихотворения на эту тему. Первое написано Алексеем Толстым:

По гребле, неровной и тесной,
Вдоль мокрых рыбачьих сетей,
Дорожная едет коляска,
Сижу я задумчиво в ней.

Сижу и смотрю я дорогой
На серый и пасмурный день,
На озера берег отлогий,
На дальний дымок деревень.

По гребле, со взглядом угрюмым,
Проходит оборванный жид;
Из озера с пеной и шумом
Вода через греблю бежит;

Там мальчик играет на дудке,
Забравшись в зеленый тростник;
В испуге взлетевшие утки
Над озером подняли крик.

Близ мельницы, старой и шаткой,
Сидят на траве мужики;
Телега с разбитой лошадкой
Лениво подвозит мешки...

Мне кажется все так знакомо,
Хоть не был я здесь никогда,
И крыша далекого дома,
И мальчик, и лес, и вода,

И мельницы говор унылый,
И ветхое в поле гумно,
Все это когда-то уж было,
Но мною забыто давно.

Так точно ступала лошадка,
Такие же тащила мешки;
Такие ж у мельницы шаткой
Сидели в траве мужики;

И так же шел жид бородатый,
И так же шумела вода –
Все это уж было когда-то,
Но только не помню когда...

Второе стихотворение написано Д.Г. Россетти:

Внезапный свет

Я был здесь раньше,
Но когда и как это было – сказать не могу.
Я знаю траву за дверьми,
Ее приятный и резкий запах,
Дыхание моря, огни на берегу, –

Вы все были прежде моими,
И не могу понять, как давно это было.
Но в тот самый миг, когда пролетала ласточка,
Упала завеса, – и вспомнил я:

Все это знал я давным-давно,
И вот теперь, может быть, узнал снова!..
Встряхни кудрями перед моим взором...
Разве не спим мы, как прежде,
Только ради любви?
Мы спим и просыпаемся,
Но никогда не имеем сил,
Чтобы разбить эту цепь.

У последней строфы есть другой вариант:

Разве этого не было раньше?
Разве плывущее время
Не восстановит вместе с нашей жизнью
И нашу былую любовь?
И разве, наперекор смерти, не принесут нам дни и ночи
Еще раз то же самое наслаждение?

Оба стихотворения написаны в 50-е годы прошлого столетия. На стихотворение Толстого обычно смотрят, как на вещь, где просто передаются несколько необычные, преходящие настроения. Однако А. Толстой проявлял большой интерес к мистической литературе и был связан с несколькими оккультными кружками, существовавшими тогда в Европе; возможно, он имел определенные знания об идее вечного возвращения.

Очень сильно ощущал повторность событий и Лермонтов. Он полон предчувствий, ожиданий, "воспоминаний". Он постоянно упоминает об этих чувствах, особенно в прозаических произведениях; весь "Фаталист" практически написан на тему повторения и вспоминания того, что произошло в каком-то неизвестном прошлом. Многие места в "Княжне Мэри" и "Бэле", особенно философские размышления, вызывают впечатление, будто Лермонтов пытался вспомнить что-то забытое.

Мы думаем, что хорошо понимаем Лермонтова. Но кто хоть раз задавался вопросом: что означает следующее место из "Бэлы"?

...Мне было как-то весело, что я так высоко над миром; чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она вновь делается такою, какою была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.

Я лично не припомню, чтобы кто-то хоть раз попытался проанализировать эти слова: во всей литературе о Лермонтове на них не обратили внимания. Но мысль о каком-то "возвращении", несомненно, тревожила Лермонтова, иногда унося его вдаль, иногда проявляясь в непостижимых мечтах:

...В самозабвенье
Не лучше ль кончить жизни путь?
И беспробудным сном заснуть
С мечтой о близком пробужденье?

("Валерик")

В наше время идея возвращения и даже возможности полусознательного припоминания становится все более настоятельной и необходимой.

В книге "Жизнь Наполеона" (1928 г.) Д.С.Мережковский постоянно говорит о Наполеоне, употребляя фразы: "он знал" ("помнил"); а позже, повествуя о последних годах Наполеона в Европе, пользуется словами: "он забыл" ("ему не удалось вспомнить").

Этот список можно было бы продолжить; я хотел только показать, что забытая ныне идея о повторении и припоминании прошлого далеко не чужда европейской мысли.

Однако психологическое приятие идеи вечного возвращения вовсе не обязательно ведет к ее логическому пониманию и уяснению. Чтобы постичь идею вечного возвращения и ее разные аспекты, необходимо вернуться к идеям, изложенным в главе "Новая модель вселенной".

* * *

Идея времени как четвертого измерения не противоречит обыденному взгляду на жизнь, когда мы принимаем время за прямую линию. Эта идея разве что вызывает ощущение большей предопределенности, большей неизбежности. Но идея времени как кривой четвертого измерения в корне меняет нашу концепцию жизни. Если мы точно поймем смысл этой кривизны, в особенности если начнем понимать, как кривая четвертого измерения преобразуется в кривые пятого и шестого измерений, наши воззрения на вещи и на самих себя уже не смогут остаться такими, какими были.

Как сказано в предыдущей главе, в соответствии с начальной схемой измерений, в которой измерения изображаются в виде прямых линий, пятое измерение – это линия, перпендикулярная линии четвертого измерения и пересекающаяся ее, т.е. линия, проходящая через каждый момент времени, линия бесконечного существования одного момента.

Но как формируется эта линия, откуда она выходит и что выходит из нее? Это можно до некоторой степени понять, если представить жизнь в виде серии волновых колебаний.

Как мы помним из теории физических волновых колебаний, каждая волна содержит в себе полный круг, т.е. материя волны движется по замкнутой кривой на одном и том же месте до тех пор, пока действует сила, ее создающая.

Следует помнить и то, что каждая волна состоит из меньших волн, являясь, в свою очередь, составной частью более крупной волны.

Если ради удобства рассуждений мы примем дни за малые волны, которые формируют более крупные волны – годы, тогда волны лет составят одну большую волну жизни. И пока эта волна катится вперед, волны дней и лет вращаются на предназначенных им местах, снова и снова повторяя свое движение. Таким образом, линия четвертого измерения, или линия жизни, или линия времени, состоит из волн повторяющихся дней, из малых кругов пятого измерения, совершенно так же, как луч света состоит из квантов, каждый из которых совершает вращательное движение на своем месте, пока продолжается действие первоначального толчка, вызвавшего появление луча. Но сам по себе луч может быть кривой линией, составной частью какой-то другой, более крупной волны. То же самое относится и к линии жизни. Если считать ее одной большой волной, состоящей из волн дней и лет, придется допустить, что линия жизни движется криволинейно и, совершив полный оборот, возвращается к исходному пункту. И если день или год являют собой волну в колебательном движении нашей жизни, то вся наша жизнь представляет собой волну другого колебательного движения, о котором мы ничего не знаем.

Как я уже указал, в обыденном сознании жизнь представляется прямой линией, проведенной между моментами рождения и смерти. Но, представляя жизнь в виде круговой волны, мы получим фигуру, в которой точка рождения совпадает с точкой смерти. Для тех, кто следил за развитием идей, касающихся "измерений времени", в предыдущей главе, этот пункт не представляет особых трудностей для понимания, а, наоборот, является естественным следствием из того, что было сказано ранее. Но он вызывает вопрос, на который трудно ответить, а именно: как сохраняются одинаковые отношения между рождениями разных людей, если мы знаем, что отношения между их смертями совсем иные, чем отношения между рождениями? Короче говоря, что случается с человеком, который умер раньше своей бабушки? Он должен родиться немедленно, однако его мать еще не родилась!.. На это возможны два ответа: во-первых, можно сказать, что в момент соприкосновения души с вечностью возникают другие соотношения времени, ибо момент вечности может обладать другой временной ценностью; во-вторых, можно утверждать, что наши обычные представления о "временных отрезках" неверны. Например, время может обладать для нас разной длительностью – пять, десять, сто лет, – но всегда сохраняет свою скорость. Однако, где доказательства правильности такого представления о времени? Почему не предположить, что в определенных пределах (например, по отношению к человеческой жизни) время обладает одинаковой длительностью, но разной скоростью? Одно не более сомнительно, чем другое; но с допущением такой возможности исчезает и сам вопрос.

В моей книге "Tertium Organum" я привожу рисунок фигуры четвертого измерения, взятый из книги Ван Маанена. Фигура состоит из двух кругов, один внутри другого. Эта фигура обозначает жизнь: малый круг – человек, большой – жизнь человека. Малый круг катается внутри большого, который сначала расширяется, а затем постепенно сужается и приводит малый круг к той самой точке, откуда он начал движение. Катаясь по большой окружности, малый круг вращается вокруг собственной оси, и это вращение есть вечность по отношению ко времени – движению по большой окружности.

Здесь мы вновь встречаемся с кажущимся парадоксом: пятое измерение возникает внутри четвертого, движение по линии пятого измерения создает движение по линии четвертого измерения. Как же найти здесь начало и конец? Что является движущейся силой и что движимым объектом? Будет ли это малый круг, вращающийся вокруг своей оси и приводимый в движение толчком, который отправляет его в движение по большой окружности? Или же большой круг сам приходит в движение благодаря вращению малых кругов? Одно движет другое. Но по отношению к жизни, изображаемой большим кругом, вечность можно обнаружить, во-первых, в малых кругах, изображающих повторяющиеся моменты дней и лет, а во-вторых, в повторениях самого большого круга, в повторении жизни, принимающей форму повторной волны.