- Это правда?
- Черт побери! - воскликнул Коконнас, завороженный ее взглядом и сгорая в том же огне, что и она. - Правда! О да, да, сударыня, истинная правда! Клянусь вашей жизнью! Клянусь моей смертью!
- Тогда подойдите! - сказала Анриетта и протянула ему руку, отдаваясь чувству, которое сквозило в томном выражении ее глаз.
Коконнас подкинул вверх свой бархатный берет и одним прыжком очутился рядом с герцогиней, а Ла Моль, повинуясь жесту Маргариты, призывавшей его к себе, обменялся дамой со своим другом, как в кадрили любви.
В эту минуту у двери в глубине комнаты появился Рене.
- Тише!.. - произнес он таким тоном, что сразу потушил все пламенные чувства. - Тише!
В толще стены послышался лязг ключа в замочной скважине и скрип двери, повернувшейся на петлях.
- Мне кажется, однако, - гордо заявила Маргарита, - что, когда здесь мы, никто не имеет права сюда войти.
- Даже королева-мать? - спросил ее на ухо Рене. Маргарита мгновенно устремилась к выходу, увлекая за собой Ла Моля; Анриетта и Коконнас, обняв друг друга за талию, бросились за ними, и четверо влюбленных улетели, как улетают от подозрительного шума прелестные птички, только что щебетавшие на цветущей ветке. Глава 2 ЧЕРНЫЕ КУРЫ
Обе пары исчезли как раз вовремя. Екатерина вставила ключ в замочную скважину второй двери, когда герцогиня Неверская и Коконнас сбегали по наружной лестнице, так что, войдя в комнату, она услышала, как заскрипели ступеньки под ногами беглецов.
Она пытливо осмотрела комнату и подозрительно взглянула на склонившегося перед ней Рене.
- Кто здесь был? - спросила она.
- Влюбленные, вполне довольные моим уверением, что они любят друг друга.
- Бог с ними, - пожав плечами, сказала Екатерина - Здесь больше никого нет?
- Никого, кроме вашего величества и меня.
- Вы сделали то, что я вам сказала?
- Это насчет черных кур?
- Да.
- Они здесь, ваше величество.
- Ах, если б вы были еврей! - пробормотала Екатерина.
- Я - еврей? Почему?
- Тогда вы могли бы прочесть мудрые книги, написанные евреями о жертвоприношениях Я велела перевести для себя одну из них и узнала, что евреи искали предсказаний не в сердце и не в печени, как римляне, а в строении мозга и в форме букв, начертанных на нем всемогущей рукой судьбы.
- Верно, ваше величество! Я слышал об этом от одного моего друга, старого раввина.
- Бывают буквы, - продолжала Екатерина, - начертанные так, что открывают весь пророческий путь, но халдейские мудрецы советуют...
- Советуют.., что? - спросил Рене, понимая, что Екатерина не решается продолжать.
- Советуют делать опыты на человеческом мозге, как более развитом и более чувствительном к воле вопрошающего.
- Увы, ваше величество, вы хорошо знаете, что это невозможно, - сказал Рене.
- Во всяком случае, трудно, - заметила Екатерина. - Ах, Рене, если б мы об этом знали в день святого Варфоломея!.. Как это было просто!. При первой казни... Я подумаю об этом. Ну, а пока будем действовать в пределах возможного. Комната для жертвоприношений готова?
- Да, ваше величество.
- Пойдем туда.
Рене зажег свечу; судя по запаху, то сильному и тонкому, то удушливому и противному, в состав свечи входило несколько веществ Освещая путь Екатерине, парфюмер первым вошел в келью.
Екатерина сама выбрала нож синеватой стали, а Рене подошел к углу и взял одну из кур, вращавших своими золотистыми глазами.
- Какие опыты мы будем делать?
- У одной мы исследуем печень, у другой мозг Если оба опыта дадут один и тот же результат, значит, все верно, особенно, если эти результаты совпадут с полученными раньше.
- С чего мы начнем?
- С опыта над печенью.
- Хорошо, - сказал Рене.
Он привязал курицу к жертвеннику за два вделанных по его краям кольца, положил курицу на спину и закрепил так, что птица могла только трепыхаться, не двигаясь с места.
Екатерина одним ударом ножа рассекла ей грудь. Курица прокудахтала три раза, некоторое время потрепыхалась и околела.
- Опять три раза! - прошептала Екатерина. - Предзнаменование трех смертей.
Затем она вскрыла трупик курицы.
- И печень сместилась влево, - продолжала она, - как всегда, влево.., три смерти и конец династии. Знаешь. Рене, это ужасно!
- Ваше величество, надо еще посмотреть, совпадут ли эти предсказания с предсказаниями второй жертвы.
Рене отвязал курицу и, бросив ее в угол, пошел за второй жертвой, но она, видя судьбу своей подруги, попыталась спастись и начала бегать по келье, а когда Рене загнал ее наконец в угол, взлетела у него над головой, и ветер, поднявшийся от взмахов ее крыльев, загасил чародейную свечу в руке Екатерины.
- Вот видите, Рене, - сказала королева, - так угаснет и наш род. Смерть дунет на него, и он исчезнет с лица земли... Три сына! Ведь три сына! - грустно прошептала она.
Рене взял у нее погасшую свечу и пошел зажечь ее в соседнюю комнату.
Вернувшись, он увидел, что курица спрятала голову в воронку.
- На этот раз криков не будет, - сказала Екатерина, - я сразу отрублю ей голову.
В самом деле, как только Рене привязал курицу, Екатерина исполнила свое обещание и отрубила голову одним ударом. Но в предсмертной судороге куриный клюв три раза раскрылся и закрылся.
- Видишь! - сказала Екатерина в ужасе. - Вместо трех криков - три вздоха. Три, все время три! Умрут все трое. Все эти души, отлетая, считают до трех и кричат троекратно. Теперь посмотрим, что покажет голова.
Екатерина срезала побледневший гребешок на голове птицы, осторожно вскрыла череп, разделила его так, чтобы ясно были видны мозговые полушария, и стала выискивать в кровавых извилинах мозговой пульпы что-нибудь похожее на буквы.
- Все то же! - вскрикнула она и всплеснула руками. - Все то же! И на этот раз предсказание яснее, чем когда бы то ни было! Посмотри!
Рене подошел.
- Что это за буква? - спросила Екатерина, указывая на сочетание линий в одном месте.
- Г, - ответил флорентиец.
- Сколько их? Рене пересчитал.
- Четыре! - сказал он.
- Вот, вот! Все так!.. Я понимаю - Генрих Четвертый! О, я проклята в своем потомстве! - отшвырнув нож, простонала она.
Страшна была фигура этой женщины, сжимавшей окровавленные руки, бледной как смерть, освещенной зловещим светом.
- Он будет царствовать, будет царствовать! - сказала она со вздохом отчаяния.
- Он будет царствовать. - повторил Рене, погруженный в глубокую задумчивость.
Однако мрачное выражение быстро исчезло с лица Екатерины при свете какой-то новой мысли, видимо, вспыхнувшей в ее мозгу.
- Рене, - сказала она, не оборачиваясь, не поднимая головы, опущенной на грудь, и протягивая руку к флорентийцу, - была ведь какая-то ужасная история, когда один перуджинский врач отравил губной помадой и свою дочь, и ее любовника - обоих вместе!
- Была, сударыня.
- А кто был ее любовником? - все время думая о чем-то, спросила Екатерина.
- Король Владислав:
- Ах да, верно! - прошептала Екатерина. - А вы не знаете подробностей этой истории?
- У меня есть старинная книга - там есть рассказ об этом, - ответил Рене.
- Хорошо, пройдем в другую комнату, и вы мне дадите эту книгу почитать.
Оба вышли из кельи, и Рене запер за собой дверь.
- Ваше величество, не прикажете ли совершить новые жертвоприношения? - спросил флорентиец.
- Нет, нет, Рене! Я пока вполне убеждена и этими. Подождем, не удастся ли нам добыть голову какого-нибудь осужденного, - тогда в день казни ты сговоришься с палачом.
Рене поклонился в знак согласия, затем, со свечой в руке, подошел к полкам с книгами, встал на стул, взял одну из книг и подал королеве.
Екатерина раскрыла книгу.
- Что это такое? - спросила она. - "Как надлежит вынашивать и питать ловчих птиц, соколов и кречетов, дабы они сделались смелы, сильны и к ловле охочим.
- Ах, простите, я ошибся! Это трактат о соколиной охоте, написанный одним луккским ученым для знаменитого Каструччо Кастракани. Он стоял рядом с той книгой и переплетен в такой же переплет, - я и ошибся. Впрочем, эта книга очень ценная; существуют только три экземпляра во всем мире: один в венецианской библиотеке, другой, купленный вашим предком Лоренцо Медичи, но затем подаренный Пьетро Медичи королю Карлу Восьмому, проезжавшему через Флоренцию, а вот этот - третий.
- Чту его как редкость, - ответила Екатерина, - но он мне не нужен: возьмите его.
Передавая книгу левой рукой, она протянула к Рене правую руку за другой книгой.
На этот раз Рене не ошибся - другая книга была именно той, какая нужна была королеве. Рене слез со стула, полистал книгу и подал Екатерине, открыв на нужной странице.
Екатерина села за стол, Рене поставил перед ней чародейную свечу, и ори свете ее синеватого огонька она вполголоса прочла несколько строк.
- Хорошо, - закрыв книгу, сказала она, - тут все, что мне хотелось знать.
Она поднялась со стула, оставив книгу на столе, но унося в голове мысль, которая только зарождалась и должна была еще созреть.
Рене со свечой в руке почтительно ожидал, когда королева, видимо собиравшаяся уходить, даст ему новые распоряжения или обратится с новыми вопросами.
Екатерина, склонив голову и приложив палец к губам, молча сделала несколько шагов по комнате.
Затем она вдруг остановилась перед Рене и подняла на него свои круглые, устремленные вперед, как у хищной птицы, глаза.
- Признайся, ты сделал для нее какое-то приворотное зелье! - сказала она.
- Для кого? - затрепетав, спросил Рене.
- Для Сов.
- Я? Никогда не делал! - ответил Рене.
- Никогда?
- Клянусь душой, ваше величество.
- А все-таки тут не без колдовства: он безумно влюблен в нее, хотя никогда не отличался постоянством.
- Кто он?
- Он, проклятый Генрих, тот самый, который станет преемником моих трех сыновей и назовется Генрихом Четвертым, а ведь он сын Жанны д'Альбре!
Последние слова Екатерины сопровождались таким вздохом, что Рене вздрогнул, вспомнив о пресловутых перчатках, которые он, по приказанию Екатерины, приготовил для королевы Наваррской.