В конце XIX века Г. Спенсер полагал, что динамика государства заключается в дифференциации – движение от однородного к разнородному, усложнение строения и специализации, объединении индивидов в группы, каждая из которых выполняет свойственные ей функции [ ]. Ученый также считал, что в истории осуществляется переход от общества, в котором «личность подчинена социальному целому (военный тип), и обществу, в котором социальный организм служит составляющим его индивидам (промышленный тип). Если исходить из этого положения, то динамика менталитета также проходит этапы, когда в менталитете отражается зависимость человека от общества, к зависимости общества от человека. Таким образом, современные формы менталитета должны отражать торжество индивидуализма. Еще ранее О. Конт связывал развитие общества с эволюцией человеческого сознания, со сменой картины мира, «состояния человеческих умов»: теологической, метафизической и позитивистской [ ]. Поскольку в структуре менталитета выделяем образ мира общности, то положение О. Конта представляется важным. Хотя, контовская система содержала налет идеалистичности. Эра научности открывает у него общество материального и духовного благоденствия, где духовная власть принадлежит интеллектуальной верхушке. В данной концепции показано, что развитие только ментальных функций, образа мира не достаточно для запуска динамических процессов менталитета.
Э. Дюркгейм видит развитие общества в преодолении аномии через социальную интеграцию, основанную на идеалах, веровании [ ]. То есть, опять признается решающая роль духовного начала, а именно – ценностей в динамике менталитета. У.У. Ростоу автор концепции экономического роста отдает предпочтение развитию материальной сферы общества и его влиянию на менталитет. Д. Белл считал, что различные сферы общества: технология, социальная структура, политика, культура и другие, самостоятельны и обладают собственной логикой развития. Следовательно, менталитет, возможно, обладает специфическими формами развития. Некоторые современные социологи придерживаются той же точки зрения.
Анализируя вклад представленных ученых в развитие идей изменений культурных артефактов, можно процитировать В.А. Шкуратова «Научное мировоззрение указанных мыслителей было ньютоновским, в частности, они считали, что в характере микрообъекта достаточно однозначно проявляется природа составляющих его элементов» [с. 162]. «Подобный тип философствования характерен для относительно стабильных периодов социального развития» [Л.Е. Бляхер с.17]. Изменения сознания человека также, по мнению автора, происходит под воздействием внешних факторов до пределов тех норм и знаний, которые в сознании представлены.
Историческая наука подходит к проблематике динамики менталитета с позиции исторической фактологии. Здесь возможно, выделить два основных направления,– материалистический подход, базирующийся на формационном направлении (К. Маркс) и цивилизационный подход (М. Вебер, А. Тойнби, О. Шпенглер, школа «Анналов», Н.Я. Данилевский, К.Н. Леонтьев, П.А. Сорокин).
С позиций формационного подхода со сменой общественно-экономической формации происходит смена способа производства, базис определяет надстройку (менталитет и др.). Движущие силы развития – борьба классов за собственность. По мнению историков, сильная сторона подхода в том, что это стройная объяснительная модель всего исторического развития с определенными этапами. Каждому из этапов соответствует свой менталитет. Однако не раскрывается роль его в движении формации. Формационный подход позволяет выделить классовый менталитет. Сам К. Маркс замечал, что не все страны укладываются в его схему развития, в частности Россия не пережила рабовладельческой формации. Россия характеризовалась «азиатским способом производства», но этот вопрос остался не разработанным. Это подтверждало новое на тот момент представление о нелинейности исторического процесса. В формационном подходе большую роль уделяли конфликтам и насилию в формировании менталитета, хотя очевидным является то, что не нужно преувеличивать их значение. Современные историки подтверждают, что ведущую роль в истории принадлежит духовно-нравственной жизни. Фактически перед нами формационная модель развития культурных артефактов, завязанных на особенности жизнедеятельности людей различных формаций. Именно в данном подходе произошел переход от позиций фокусирования на внешней и внутренней детерминации развития культурных артефактов к системной.
В цивилизационном подходе цивилизация – это целостная общественная система. «Каждый элемент этой системы несет на себе печать своеобразия той или иной цивилизации» []. Под влиянием внешних и внутренних воздействий в цивилизации происходят определенные изменения, но внутреннее ядро цивилизации остается неизменным (Н.Я. Данилевский, А. Тойнби, О.
Шпенглер). А. Тойнби писал, что динамика цивилизации определяется «законом вызова и ответа» [ ]. «Вызов» создает историческая ситуация. Заслуга адекватного ответа принадлежит «творческому меньшинству» общества, которое властвует. Таким образом, возможно, носителем менталитета является творческое меньшинство, как выразитель самых ярких качеств менталитета. «Культурноисторические типы – это исторически сложившиеся общности, которые занимают определенную территорию и имеют свои характерные только для них особенности культурного и социального развития» [Данилевский Н. Я.] Этот подход ориентирован на познание истории общества, с учетом специфики стран и регионов. Этот подход способствовал тому, что историками «славянофилами» был признан самобытный путь развития России, и ее самобытного менталитета. История развития, с точки зрения цивилизационного подхода, является многолинейным и многовариантным процессом.
В данных подходах цивилизации или формации рассматриваются как системы, путь их развития может и не повторяться. Менталитет представляется встроенным в данные системы и тогда он подчиняется этим системам. Он либо метрика, либо единица системы. Детерминацию его развития определяют: цивилизация, эпоха или формация. Своеобразие развития менталитета задается своеобразием этих систем.
Место России в мировом цивилизационном процессе представляет важную теоретическую проблему истории. Возможно, выделить три подхода к развитию России и динамике менталитета. 1) Западники – В.Г. Белинский, Т.Н. Грановский, А.И. Герцен, Н.Г. Чернышевский признают западный тип развития России, в ходе которого, российский менталитет должен присвоить западные установки. 2) Славянофилы – А.С. Хомяков, К.С. Аксаков, Ф.Ф. Самарин, Н.И. Киреевский считают, что у российского менталитета своеобразный путь развития, основанный на славянской душе, истинном христианстве. Расцветом самобытности являлось, по их мнению, эпоха Московского государства, а Петр I повернул на путь иностранного заимствования. 3) Евразийцы – П.А. Карсавин, И.С. Трубецкой, Г.В. Флоровский – у российского менталитета неповторимый путь развития, основанный на самобытном русском этносе.
Следовательно, данная цивилизационная модель развития культурных артефактов описывает их изменения с системных позиций, пологая наличие специфических путей развития менталитетов в различных регионах и представление о некоторого ядре, которое с течением времени не меняется.
Менталитет, по мнению культурологов, является уровнем культуры (), метаязыком культуры (И.Г. Яковенко). Поуровневые модели изменений культурных артефактов вычленяем в концепциях культурологов.
Первичное структурирование и трансформация культуры заданы «онтологическими рубежами – границами от генезиса до аннигиляции (переход в иное качество)». (В.Б. Земсков, 2001) «Ритуал перехода» опирается на глубинную платформу бессознательного, архетипического – менталитет и воспроизводится на всех уровнях бытия субъекта культуры и его творчества. Взаимодействие между всеми уровнями культуры, по мнению автора, не строятся по принципу причинно-следственной связи, а на принципах асимметрии. Ментальность, как и вся культура, хранит в себе, в моменты своей динамики все предыдущие наслоения (архаические, традиционные, модерн). Опыт исследований культурологов показал, что всякие пограничные, переходные этапы активизируют архаические элементы культуры, вступающие в напряженные отношения со всеми другими элементами. При этом активизируется религиозно-мифологический опыт, порождающий массу парадоксов, возрождающих переживание канунов и рубежей. С данной позиции важной является идея преемственности прошлых составляющих менталитета перед настоящими. В ходе развития менталитета его прошлые элементы уходят в фон и не исчезают. И при особых условиях, ситуации развития могут актуализироваться вновь. Такими ситуациями обычно выступают кризисные явления.
Критерием кризиса культуры, по мнению М. Бубера, Р. Генона, П.С. Гуревича и других, выступает внутреннее экзистенциальное самоощущение человека внутри культуры. Хотя, Д. Белл считает, что в истории было мало периодов, когда человек чувствовал, что мир его прочен и надежен. «О стадии процветания культуры можно говорить тогда, когда она имеет внутреннее, устойчивое представление о самой себе. Напротив, кризис свидетельствует о распаде постоянного образа, об утрате самотождественности. Иначе говоря, культура перестает понимать, что она собой представляет. Возникает тоска по прочному архетипу. Рождается тревожное, смятенное сознание. Постепенно вырабатывается новый образ культуры» [П.С. Гуревич]. Эта цитата фактически отражает особенности кризисного менталитета, который перестает быть тождественным сам себе.
Именно мыслители цивилизационисты и катастрофисты открывают новую страницу подходов к проблеме изменяющегося мира не с позиции стабильных систем, а с позиции их неустойчивости.