- Вы глубоко заблуждаетесь, - возразил Ла Моль. - Я почти одинок на свете и совсем одинок в Париже - здесь меня никто не знает. В этом городе первый человек, с которым заговорил я, был тот, кто хотел меня убить, а первой женщиной, которая заговорила со мной, были вы, ваше величество.
- Тогда почему же вы хотите уйти? - в недоумении спросила Маргарита.
- Потому, что прошлую ночь вы, ваше величество, совсем не спали, и потому, что сегодня ночью... Маргарита покраснела.
- Жийона, - сказала она, - уже темнеет, я думаю, что пора отнести ключ.
Жийона улыбнулась и вышла.
- Но если вы в Париже одиноки, без друзей, что же вы будете делать? - спросила Маргарита.
- У меня будет много друзей, сударыня. Когда за мной гнались, я вспомнил мою мать - она была католичка; мне чудилось, что она летит передо мной, указывая мне путь к Лувру и держа в руке крест; тогда я дал обет принять вероисповедание моей матери, если Господь сохранит мне жизнь. Господь сделал больше, чем спас мне жизнь: Он послал мне ангела, чтобы я полюбил жизнь.
- Но вы не можете ходить; вы не пройдете и ста шагов, как упадете в обморок.
- Сегодня я пробовал ходить по кабинету; правда, хожу я медленно и ходить мне трудно, но мне нужно дойти только до Луврской площади, а там - будь что будет!
Маргарита, подперев голову рукой, глубоко задумалась.
- А почему вы больше не упоминаете о короле Наваррском?
Маргарита умышленно задала этот вопрос.
- Что же, когда вы пожелали принять католичество, у вас пропало желание служить королю Наваррскому?
- Ваше величество, - побледнев, отвечал Ла Моль, - вы угадали истинную причину, по которой я хочу уйти... Я знаю, что королю Наваррскому грозит величайшая опасность и что даже вы, ваше величество, принцесса крови, едва ли сможете спасти ему жизнь.
- Что это значит? - спросила Маргарита. - Что вы хотите сказать? И о какой опасности вы говорите?
- В том кабинете, где меня поместили, слышно все, - нерешительно отвечал Ла Моль.
"А ведь верно, - подумала Маргарита, - то же самое говорил мне и герцог де Гиз".
- Так что же вы слышали? - спросила она.
- Во-первых, утром я слышал разговор вашего величества с братом.
- С Франсуа? - покраснев, воскликнула Маргарита.
- Да, с герцогом Алансонским. Затем, когда вас не было, я слышал разговор мадмуазель Жийоны с госпожой де Сов.
- Так эти два разговора...
- Да, ваше величество! Вы замужем всего неделю, вы любите своего супруга. И ваш супруг придет сюда вслед за герцогом Алансонским и госпожой де Сов. Он поведает вам свои тайны. А я не должен их слышать; я был бы нескромен.., я не могу, не должен.., прежде всего, я не хочу быть нескромным!
Тон, каким Ла Моль произнес эти слова, дрожь в его голосе и смущенный вид юноши внезапно объяснили Маргарите все.
- Так!, Значит, лежа в кабинете, вы слышали все, что говорилось в этой комнате? - спросила она.
- Да, ваше величество.
- И чтобы ничего больше не слышать, вы хотите уйти сегодня вечером или сегодня ночью?
- Сию же секунду, если вы, ваше величество, милостиво дозволите мне уйти.
- Бедный ребенок! - сказала Маргарита с нежностью и жалостью в голосе.
Удивленный таким ласковым ответом вместо ожидаемой суровой отповеди, Ла Моль робко поднял голову; глаза его встретились с глазами Маргариты, и, словно притягиваемый некоей магической силой, он был уже не в состоянии оторваться от ясных, проницательных глаз королевы.
- Значит, вы считаете, что неспособны сохранить тайну? - мягко спросила Маргарита, откинувшись на спинку кресла и наслаждаясь тем, что, сидя в полумраке за спущенной ковровой занавеской, может, не выдавая себя, свободно читать в душе Ла Моля.
- Я человек жалкий, - ответил Ла Моль, - я не уверен в себе самом и не выношу чужого счастья.
- Но чьего же счастья? - с улыбкой спросила Маргарита. - Ах да! Счастья короля Наваррского! Бедный Генрих!
- Вот видите, он счастлив! - воскликнул Ла Моль.
- Счастлив?..
- Да, потому что вы, ваше величество, жалеете его. Маргарита теребила в руках шелковый кошелек и выдергивала из него золотые нити шнурка.
- Итак, вы твердо решили не встречаться с королем Наваррским? - спросила она.
- Боюсь, что теперь я буду в тягость его величеству...
- Ас моим братом, герцогом Алансонским?
- С герцогом Алансонским?! - воскликнул Ла Моль. - О нет! Нет, сударыня! С ним еще меньше, чем с королем Наваррским!
- Но почему же? - дрожа от волнения, спросила Маргарита.
- Потому, что я стал слишком плохим гугенотом, чтобы преданно служить его величеству королю Наваррскому, и еще недостаточно хорошим католиком, чтобы войти в число друзей герцога Алансонского и герцога де Гиза.
На этот раз потупила глаза Маргарита, чувствуя, что удар попал ей прямо в сердце; она сама не могла понять, радость или боль причинили ей слова Ла Моля.
В эту минуту вошла Жийона. Маргарита бросила на нее вопросительный взгляд. Жийона ответила утвердительным взглядом, давая понять, что ей удалось передать ключ королю Наваррскому.
Маргарита перевела взгляд на Ла Моля, пребывавшего в нерешительности; он опустил голову на грудь и побледнел, страдая от ран телесных и душевных.
- Господин де Ла Моль горд, - сказала Маргарита, - и я не решаюсь сделать ему одно предложение, которое он, без сомнения, отвергнет.
Ла Моль встал, сделал шаг к Маргарите и хотел склониться перед вей в знак готовности повиноваться, но от сильной, острой, жгучей боли у него выступили слезы, и, чувствуя, что вот-вот упадет, он ухватился за стенной ковер, чтобы удержаться на ногах.
- Вот видите, - воскликнула Маргарита, подбегая к нему и поддерживая его, - вот видите, я еще нужна вам!
- О да! Как воздух, которым я дышу, как свет, который вижу! - едва заметно шевеля губами, прошептал Ла Моль.
В это мгновение послышались три удара в дверь.
- Вы слышите? - испуганно спросила Жийона.
- Уже! - прошептала Маргарита.
- Отпереть?
- Подожди. Это может быть король Наваррский.
- Ваше величество! - воскликнул Ла Моль, которому эти слова придали силы, хотя королева произнесла их шепотом, в полной уверенности, что ее услышит одна Жийона:
- Молю вас на коленях: удалите меня из Лувра, живого или мертвого! Сжальтесь надо мной! Ах, вы не хотите отвечать! Хорошо! Тогда говорить буду я! А когда я заговорю, то, надеюсь, вы сами меня выгоните.
- Замолчите, несчастный! - сказала Маргарита, ощущавшая неизъяснимое очарование в этих упреках молодого человека. - Замолчите сейчас же!
- Ваше величество, повторяю: из этого кабинета слышно все, - продолжал Ла Моль, не услыхав в тоне королевы той строгости, какой он ожидал. - Не дайте мне умереть такой смертью, какой не выдумать самым жестоким палачам!
- Молчите! Молчите! - приказала Маргарита.
- О, вы безжалостны! Вы ничего не хотите слушать, ничего не хотите понять! Поймите, что я люблю вас!..
- Да замолчите же, говорят вам! - перебила Маргарита и зажала ему рот своей теплой душистой ладонью.
Молодой человек взял ее в руки и прижался к ней губами.
- Все-таки... - прошептал он.
- Все-таки замолчите, ребенок! Что это за бунтовщик, который не повинуется своей королеве?
Маргарита выбежала из кабинета, заперла дверь и прислонилась к стене, стараясь трепетной рукою унять сердцебиение.
- Жийона, отвори! - приказала она.
Жийона вышла, и мгновение спустя из-за портьеры показалось лукавое, умное и немного встревоженное лицо короля Наваррского.
- Вы звали меня, ваше величество? - спросил король Наваррский Маргариту.
- Да, ваше величество. Вы получили мое письмо?
- Получил, и, должен признаться, не без удивления, - ответил Генрих, оглядываясь с некоторым недоверием, рассеявшимся, впрочем, очень быстро.
- И не без тревоги, не правда ли? - прибавила Маргарита.
- Не отрицаю. Однако, несмотря на то, что я окружен беспощадными врагами и еще более опасными друзьями, я вспомнил, как однажды в ваших глазах светилось великодушие - это было в вечер нашей свадьбы - и как в другой раз в них засияла звезда мужества: это было вчера, в день, предназначенный для моей смерти.
- Итак? - с улыбкой спросила Маргарита мужа, видимо старавшегося проникнуть к ней в душу - Итак, я вспомнил это и, прочитав вашу записку с предложением явиться к вам, тотчас сказал себе: у короля Наваррского, безоружного узника, оставшегося без друзей, есть только одна возможность погибнуть с блеском, смертью, которую занесут на скрижали истории, - это смерть от предательства жены, и вот я пришел.
- Государь, - ответила Маргарита, - вы заговорите по-иному, когда узнаете, что все происходящее в данную минуту - дело рук женщины, которая вас любит и.., которую любите вы.
Услышав это, Генрих чуть не попятился, и его проницательные серые глаза глянули на Маргариту из-под черных бровей вопросительно и с любопытством.
- Успокойтесь, государь! - с улыбкой сказала королева. - Я вовсе не собираюсь утверждать, что эта женщина - я.
- Однако ведь это вы велели передать мне ключ? Ведь это же ваш почерк?
- Да, я признаю, что это почерк мой, не отрицаю и того, что записка от меня. А ключ - это уже другие дело. Достаточно вам знать, что, прежде чем вы его получили, он побывал в руках четырех женщин.
- Четырех?! - с изумлением воскликнул Генрих.
- Да, четырех, - подтвердила Маргарита. - В руках королевы-матери, госпожи де Сов, Жийоны и моих. Генрих Наваррский задумался над этой загадкой.
- Давайте поговорим серьезно, а главное - откровенно, - сказала Маргарита. - Сегодня возникли слухи о том, что вы, ваше величество, дали согласие отречься от протестантского вероисповедания. Это правда?
- Неправда, сударыня; я еще не дал согласия.
- Но вы уже решились поступить таким образом?
- То есть я обдумываю это. Что делать, если тебе двадцать лет и ты почти король? Клянусь, есть вещи, которые стоят католической обедни!
- И в том числе - жизнь, не правда ли? Генрих не удержался от улыбки.
- Государь, вы недоговариваете! - продолжала Маргарита.