- Здесь, в Лувре, в этой комнате. Вам это удобно?
- В этой комнате кто-нибудь живет? - спросил де Муи, указывая на две кровати, стоявшие одна против другой.
- Два моих дворянина.
- Ваше высочество, по-моему, прийти в Лувр еще раз было бы с моей стороны неосторожно.
- Почему?
- Потому, что если вы меня узнали, то ведь и у других глаза могут оказаться такими, же зоркими, как у вашего высочества, и меня узнают. Но я все-таки приду в Лувр, если вы, ваше высочество, согласитесь дать мне то, о чем я вас попрошу.
- А именно?
- Охранную грамоту.
- Де Муи, если при вас найдут охранную грамоту, выданную мной, это погубит меня, но не спасет вас. Я могу быть вам полезен только при условии, что в глазах всех мы с вами люди, совершенно чуждые друг другу. Малейшее сношение с вами, если его докажут моей матери или моим братьям, будет стоить мне жизни. Таким образом, мои личные интересы будут служить вам защитой с той минуты, как я скомпрометирую себя сношениями с вождями вашей партии, подобно тому как и сейчас я компрометирую себя, разговаривая с вами. Свободный в своих действиях, сильный своей неразгаданностью, пока я непроницаем, я отвечаю вам за все, не забывайте этого. Итак, вновь призовите ваше мужество и, полагаясь на мое слово, смело идите на то, на что вы шли, не заручившись словом моего зятя. И сегодня же вечером приходите в Лувр.
- Но как я приду сюда? Я не могу рисковать, разгуливая по Лувру в этом костюме. Он хорош в подъезде да во дворе. А мой собственный костюм еще опаснее: здесь меня все знают, а он нисколько не изменяет мою внешность.
- Сейчас соображу, - сказал герцог. - Постойте, постойте... По-моему... Ага! Нашел!
Герцог окинул взглядом комнату, и глаза его остановились на парадном костюме Ла Моля, разложенном на постели, где лежали и великолепный, шитый золотом вишневый плащ, о котором мы уже упоминали, и берет с белым пером, с бордюром из серебряных и золотых маргариток, и, наконец, атласный, серый с золотом, камзол.
- Видите этот плащ, перо и камзол? - спросил герцог. - Это костюм одного из моих дворян, господина де Ла Моля; это щеголь высокого полета. Его костюм произвел при дворе фурор, и Ла Моля узнают в нем за сто шагов. Я дам вам адрес его портного; заплатите ему двойную цену, и к вечеру он сошьет вам такой же. Запомните имя? Де Ла Моль.
Едва герцог Алансонский успел дать этот совет, как в коридоре послышались шаги, приближавшиеся к двери, и вслед за тем в замочной скважине повернулся ключ.
- Эй! Кто там? - крикнул герцог, бросаясь к двери и задвигая задвижку.
- Странный вопрос, черт побери! - отвечал голос из-за двери. - Сами-то вы кто? Забавно, право: прихожу к себе домой, а меня спрашивают, кто там!
- Это вы, господин де Ла Моль?
- Конечно, я. А вот кто вы?
Пока Ла Моль выражал свое изумление по поводу того, что его комната оказалась занята, и пытался узнать, кто этот новый его сожитель, герцог Алансонский, одной рукой придерживая задвижку, а другой прикрывая замочную скважину, быстро повернулся к де Муи.
- Вы знакомы с Ла Молем? - спросил он.
- Нет, ваше высочество.
- И он вас не знает?
- Думаю, что нет.
- Тогда все благополучно. Но на всякий случай сделайте вид, что смотрите в окно.
Де Муи повиновался без возражений: Ла Моль начинал выходить из терпения и изо всех сил барабанил в дверь.
Герцог Алансонский бросил на де Муи последний взгляд и, убедившись, что тот стоит спиной, отворил дверь, - Ваше высочество, герцог! - воскликнул Ла Моль, от изумления делая шаг назад. - Простите, простите, ваше высочество!
- Пустяки, сударь. Мне понадобилась ваша комната, чтобы принять одного человека.
- Пожалуйста, ваше высочество, пожалуйста. Но, умоляю вас, позвольте мне взять с постели мой плащ и шляпу: другой плащ и другую шляпу я потерял ночью на Гревской набережной - там на меня напали воры.
- В самом деле, сударь, вид у вас неважный, - с улыбкой сказал герцог, отдавая Ла Молю требуемые вещи. - Видно, вы имели дело с напористыми молодцами!
Как мы уже сказали, герцог отдал Ла Молю плащ и берет. Молодой человек поклонился и пошел переодеваться в переднюю, нимало не задумываясь над тем, что делал герцог в его комнате: так уж повелось в Лувре, что комнаты дворян, составлявших свиту принцев, служили принцам своего рода гостиными, где назначались всевозможные приемы.
Де Муи подошел к герцогу, и оба, прислушиваясь, стали дожидаться, когда Ла Моль закончит свои дела и уйдет, но Ла Моль сам вывел их из затруднения: переодевшись, он подошел к двери и спросил:
- Простите, ваше высочество, вам не попадался граф де Коконнас?
- Нет, граф, хотя сегодня утром было его дежурство. "Значит, его убили", - подумал Ла Моль и удалился. Герцог прислушался к постепенно затихавшим шагам Ла Моля, затем отворил дверь и, увлекая за собой де Муи, сказал:
- Смотрите хорошенько - вон он идет, и постарайтесь перенять его неподражаемые манеры.
- Буду стараться изо всех сил, - отвечал де Муи, - но, к сожалению, я не дамский угодник, я солдат.
- Как бы то ни было, около полуночи я жду вас в этом коридоре. Если комната моих дворян будет свободна, я приму вас там; если нет - найдем другую.
- Хорошо, ваше высочество.
- Итак, до ночи, до двенадцати часов.
- До двенадцати часов.
- Да, кстати, де Муи! При ходьбе сильно размахивайте правой рукой - это очень характерно для господина де Ла Моля. Глава 6 УЛИЦА ТИЗОН И УЛИЦА КЛОШ-ПЕРСЕ
Ла Моль выскочил из Лувра и начал метаться по Парижу, разыскивая бедного Коконнаса.
Первым делом он направился на улицу Арбрсек к Ла Юрьеру: он помнил, как часто пьемонтец приводил известное латинское изречение, утверждавшее, что богами первой необходимости являются Амур, Вакх и Церера, и надеялся, что Коконнас последует римскому изречению и найдет себе приют под вывеской "Путеводная звезда", ибо минувшая ночь была для пьемонтца такой же беспокойной, как и для него самого.
Однако, в "Путеводной звезде" Ла Моль нашел только Ла Юрьера, помнившего о взятом на себя обязательстве, и завтрак, довольно любезно предложенный ему трактирщиком, так что наш герой, несмотря на снедавшую его тревогу, позавтракал с большим аппетитом.
Ублажив желудок, но не успокоив душу, Ла Моль бросился бежать вверх по течению Сены, как муж, искавший утонувшую жену. Добежав до Гревской набережной, Ла Моль узнал то место, где, как он сказал герцогу Алансонскому, три-четыре часа назад на него напали во время ночного путешествия, что было не редкостью в Париже за сто лет до того времени, когда Буало <Буало-Депрео Никола (1636 - 1711) - французский поэт, теоретик классицизма.> проснулся от жужжанья пули, пробившей ставень в его спальне. Кусочек пера с его шляпы валялся на поле битвы. Чувство собственности рождается вместе с человеком. У Ла Моля было десять перьев, одно лучше другого, а все-таки он подобрал и это, вернее - его уцелевший кусочек, и принялся было с грустью его разглядывать, как вдруг послышались тяжелые приближающиеся шаги, и грубые голоса крикнули ему, чтобы он посторонился. Ла Моль поднял голову и увидел носилки, предшествуемые двумя пажами и сопровождаемые шталмейстером.
Носилки показались Ла Молю знакомыми, и он поспешил отойти в сторону.
Молодой человек не ошибся.
- Господин де Ла Моль? - донесся из носилок прелестный голос, и в то же время нежная, как атлас, белая рука раздвинула занавески.
- Да, ваше величество, это я, - с поклоном ответил Ла Моль.
- Господин де Ла Моль - с пером в руке? - продолжала дама, сидевшая в носилках. - Уж не влюблены ли вы и теперь отыскали утерянный след дамы вашего сердца?
- Да, я влюблен, и притом влюблен без памяти, - отвечал Ла Моль, - однако в данную минуту я нашел только свои следы, хотя искал не их. Ваше величество, позвольте узнать, как ваше здоровье?
- Превосходно, сударь; по-моему, я никогда так хорошо себя не чувствовала: это, должно быть, оттого, что я провела ночь не дома.
- А-а! Не дома? - переспросил Ла Моль, как-то странно посмотрев на Маргариту.
- Ну да! Что ж тут удивительного?
- Не будет ли нескромностью, если я осмелюсь спросить, в каком монастыре вы переночевали?
- Разумеется, не будет: я не делаю из этого тайны - в Благовещенском. А что здесь делаете вы, и почему у вас такой встревоженный вид?
- Я тоже провел ночь не дома, а в окрестностях того же монастыря, а сейчас я разыскиваю моего исчезнувшего друга, и вот во время поисков нашел это перо.
- А это его перо? По правде говоря, его судьба и меня тревожит: место здесь недоброе.
- Ваше величество, вы можете успокоиться: это мое перо; я потерял его в половине шестого утра на этом самом месте: тут на меня напали четверо разбойников и, кажется, хотели убить меня во что бы то ни стало.
Маргарита сдержалась и ничем не выдала сильного испуга.
- Ах, вот как! Расскажите, как было дело! - сказала она.
- Очень просто. Как я имел честь доложить вашему величеству, было часов пять утра...
- Что? - прервала его Маргарита. - В пять утра вы уже вышли из дому?
- Простите, ваше величество, но я еще не возвращался домой, - ответил Ла Моль.
- Ах, господин де Ла Моль, господин де Ла Моль, возвращаться домой в пять часов утра! Так поздно! Вы получили по заслугам, - сказала Маргарита с улыбкой, которая любому другому показалась бы лукавой, а торжествующему Ла Молю - обаятельной.
- Я и не жалуюсь, - почтительно кланяясь, отвечал Ла Моль, - и если бы меня за это даже растерзали, я все-таки чувствовал бы себя во сто раз счастливее, чем того заслуживал. Словом, поздно или, если угодно вашему величеству, рано я возвращался домой из одного чудесного дома, где провел ночь, как вдруг четыре грабителя с ножами неимоверной длины выскочили из-за угла переулка Мортельри и пустились за мной в погоню. Смешно, сударыня, не правда ли? Но что правда, то правда: я был вынужден обратиться в бегство, потому что забыл шпагу.
- Ах, понимаю! - ответила Маргарита с самым простодушным видом. - Вы возвращаетесь за своей шпагой?
Ла Моль взглянул на Маргариту так, словно у него мелькнуло какое-то подозрение.