- Да еще как! Раздосадованный тем, что король вечно смеется над его невежеством по части соколиной охоты, Анрио решил заняться... Ба! Еще вчера, да, не раньше, чем вчера, - он спрашивал, нет ли у меня каких-нибудь хороших трактатов об искусстве соколиной охоты.
- Постойте, постойте, - сверкнув глазами, сказала Екатерина, словно ее внезапно осенила некая мысль, - а что вы ему ответили?
- Что поищу у себя в библиотеке.
- Отлично, - сказала Екатерина, - отлично! Нужно дать ему эту книгу.
- Да я искал, но не нашел.
- Я найду!.. Найду я, а вы дадите ее как будто от себя.
- И что же из этого выйдет?
- Алансон! Вы мне верите?
- Да, матушка.
- Вы согласны беспрекословно слушаться меня во всем, что касается Генриха, которого вы не любите, что бы вы там ни говорили?
Герцог Алансонский усмехнулся.
- А я ненавижу, - продолжала Екатерина.
- Да, я буду слушаться.
- Послезавтра приходите за книгой ко мне, я вам дам ее, а вы отнесете Генриху.., ну и...
- ..и?
- ..И предоставьте Богу, Провидению или случаю довершить все остальное.
Франсуа достаточно хорошо знал свою мать, чтобы знать также и то, что не в ее обычае было возлагать на Бога, Провидение или случай заботы как о своих друзьях, так и о врагах, но он сдержался и, не прибавив ни слова, поклонился, как человек, который принимает возложенное на него поручение, и вышел.
"Что она хотела сказать? - думал молодой человек, поднимаясь по лестнице. - Ничего не понимаю! Но во всем этом мне ясно одно: она действует против нашего общего врага. Предоставим же ей свободу действий!".
А в это время Маргарита получила через Ла Моля письмо от де Муи. Так как в политике между двумя просвещенными супругами не существовало тайн, она распечатала и прочла письмо.
Письмо несомненно оказалось для нее интересным, ибо в ту же минуту, пользуясь тем, что темнота уже спускалась на луврские стены, Маргарита быстро проскользнула потайным ходом, поднялась по винтовой лестнице и, внимательно оглядевшись вокруг, быстрая, как тень, исчезла в передней короля Наваррского.
Со времени исчезновения Ортона переднюю никто не охранял.
Это исчезновение, о котором мы ничего не говорили с того момента, когда читатель увидел трагический конец несчастного Ортона, очень встревожило Генриха. Он откровенно рассказал о своей тревоге г-же де Сов и Маргарите, но и та и другая знали не больше него; только г-жа де Сов дала ему кое-какие сведения, на основании которых в уме Генриха сложилось совершенно ясное представление о том, что бедный мальчик стал жертвой каких-то козней королевы-матери и что вследствие тех же козней он сам едва не был схвачен вместе с де Муи в трактире "Путеводная звезда".
Любой другой на месте Генриха хранил бы молчание, не осмеливаясь сказать ни слова, но Генрих рассчитал все: он понял, что молчание его погубит - ведь, как правило, люди не теряют своих слуг или доверенных людей, не наводя о них справок и не производя розысков. Так и Генрих наводил справки и производил розыски в присутствии короля и самой королевы-матери: он спрашивал об Ортоне у всех в Лувре, начиная с часового, ходившего у пропускных ворот, и кончая командиром охраны, дежурившим у короля в передней, но все расспросы и все действия были напрасны, и Генрих, который, по-видимому, был так глубоко огорчен этим событием и так привязан к бедному пропавшему слуге, что объявил во всеуслышание, что никем его не заменит до тех пор, пока не убедится, что тот исчез навсегда.
Передняя, как мы уже сказали, была пуста, когда к Генриху проникла Маргарита.
Как ни легки были шаги королевы, Генрих услыхал их и обернулся.
- Это вы, ваше величество? - спросил он.
- Да. Читайте скорее, - ответила Маргарита и подала ему раскрытое письмо.
В письме были следующие строки:
"Государь! Настало время осуществить наш план бегства. На послезавтра назначена соколиная охота вдоль Сены - от Сен-Жермена до Домиков, то есть - на протяжении всего леса.
Примите участие в этой охоте, хотя это охота соколиная; наденьте под платье добрую кольчугу, возьмите лучшую Вашу шпагу, выберите самого породистого коня в Вашей конюшне.
Около полудня, то есть в разгар охоты, как только король поскачет за соколом, ускользните один, если поедете на охоту один, или с королевой Наваррской, если королева едет с Вами.
Пятьдесят наших спрячутся в павильоне Франциска I; ключ от павильона у нас есть; никто не будет знать, что они там, - они приедут ночью, и ставни будут закрыты.
Вы проедете по Дороге Фиалок, в конце которой буду ждать Вас я, а справа от дороги на полянке будут с двумя запасными лошадьми г.г. Ла Моль и Коконнас. Эти лошади предназначаются для смены, на случай, если Ваша лошадь и лошадь ее величества королевы Наваррской устанут.
Прощайте, государь, будьте готовы, - мы-то будем!".
- Жребий брошен! - произнесла Маргарита те самые слова, которые тысячу шестьсот лет назад произнес Цезарь на берегу Рубикона.
- Хорошо, ваше величество, - ответил Генрих, - я не обману ваших ожиданий.
- Станьте героем, государь, это не трудно: вы должны только идти своей дорогой, а для меня создайте красивый трон, - сказала дочь Генриха II.
Неуловимая улыбка скользнула по тонким губам Беарнца. Он поцеловал руку Маргариты и вышел первым, чтобы осмотреть проход, мурлыча припев старинной песни:
Тот, кто строил крепко замок,
В нем не будет жить.
Предосторожность оказалась нелишней: в ту минуту, когда он отворил дверь своей опочивальни, герцог Алансонский отворил дверь своей передней; Генрих сделал знак рукой Маргарите и громко сказал:
- А-а! Это вы, мой брат! Добро пожаловать! По знаку мужа королева все поняла и бросилась в туалетную комнату, дверь в которую была завешена огромным стенным ковром.
Герцог Алансонский вошел робким шагом, то и дело озираясь.
- Мы одни, брат мой? - вполголоса спросил он.
- Совсем одни. Что случилось? У вас такой взволнованный вид.
- Генрих, мы разоблачены!
- Каким образом?
- Де Муи арестован.
- Я знаю.
- И де Муи все рассказал королю.
- Что же он сказал?
- Что я желал занять наваррский престол и что с этой целью вступил в заговор.
- Ах, бедняга! - сказал Генрих. - Вот вы и скомпрометированы, мой бедный брат. Почему же вы до сих пор не арестованы?
- Я и сам не знаю. Король издевался надо мной, притворяясь, что дарует мне наваррский престол. Он, разумеется, рассчитывал вырвать у меня признание из глубины души, но я ничего не выдал.
- И хорошо сделали. Черт возьми! - сказал Беарнец. - Будем держаться стойко - от этого зависит наша с вами жизнь.
- Да, положение затруднительное, - ответил Франсуа, - потому-то, брат мой, я и пришел просить у вас совета: как вы думаете - бежать мне или оставаться?
- Ведь вы же видели короля, коль скоро он с вами говорил?
- Конечно!
- Так вы должны были прочесть его мысли. Руководствуйтесь своим чутьем.
- Я предпочел бы остаться здесь.
Как ни владел собой Генрих, на лице его мелькнуло радостное выражение, и, сколь неуловимым оно ни было, Франсуа подметил его на лету.
- Так оставайтесь! - сказал Генрих'.
- А вы?
- Я-то, разумеется, останусь! Мне вовсе незачем ехать, коль скоро вы остаетесь здесь, - возразил Генрих. - Я ведь хотел уехать вместе с вами только из дружеских чувств, чтобы не расставаться с любимым братом.
- Конец всем нашим планам, - сказал герцог Алансонский, - вы отступаете без боя при первом налете злого рока.
- Я не вижу злого рока в том, что останусь здесь, - отвечал Генрих, - с моим беспечным нравом мне везде хорошо.
- Хорошо, пусть так, не будем больше говорить об этом, - сказал герцог Алансонский. - Но если вы примете какое-нибудь другое решение, известите меня.
- Черт побери! Я не премину это сделать, можете мне поверить, - сказал Генрих. - Разве мы не условились, что у нас нет тайн друг от друга?
Герцог Алансонский больше не настаивал и, глубоко задумавшись, удалился: он заметил, что в какое-то мгновение стенной ковер на двери туалетной комнаты всколыхнулся.
В самом деле, как только герцог Алансонский вышел, стенной ковер приподнялся, и Маргарита появилась снова.
- Что вы думаете об этом визите? - спросил Генрих.
- Думаю, что произошло нечто новое и важное.
- А что, по-вашему, могло случиться?
- Еще не знаю, но узнаю. - А до этого?
- А до этого - непременно зайдите ко мне завтра вечером.
- Непременно зайду! - ответил Генрих, любезно целуя жене руку.
С теми же предосторожностями, с какими Маргарита вышла из своих покоев, она вернулась к себе. Глава 9 КНИГА О СОКОЛИНОЙ ОХОТЕ
Тридцать шесть часов протекло после событий, о которых мы сейчас рассказали. День только занимался, но в Лувре все уже встали, как это всегда бывало в дни охоты, а герцог Алансонский отправился к королеве-матери, памятуя о приглашении, которое он от нее получил.
Королевы-матери уже не было в ее опочивальне, но она приказала, чтобы герцога попросили подождать, если он явится.
Через несколько минут она вышла из потайного кабинета, куда никто, кроме нее, не входил, и куда она удалялась для занятий химическими опытами.
То ли в открытую дверь, то ли пристав к одежде Екатерины, в комнату вместе с королевой-матерью проник какой-то острый, едкий запах, и герцог увидел в эту дверь густой дым, как от ароматических курений, плававший белым облаком в лаборатории, откуда вышла королева.
Герцог не мог удержаться от любопытного взгляда.
- Да, - сказала Екатерина Медичи, - да, я сожгла кое-какие старые пергаменты, и от них пошла такая вонь, что я подбросила в жаровню немного можжевельника, - от него-то и пошел этот запах.
Герцог Алансонский поклонился.
- Ну что у вас нового со вчерашнего дня? - спросила Екатерина, пряча в широкие рукава халата руки, испещренные красновато-желтыми пятнами.
- Ничего, матушка, - ответил герцог.
- Вы виделись с Генрихом?
- Виделся.
- И он по-прежнему отказывается уезжать?
- Наотрез.
- Обманщик!
- Что вы сказали, матушка?
- Я сказала, что он уедет.
- Вы думаете?