- Господину де Муи де Сен-Фалю никто не поручал увезти королеву Маргариту, - возразил Ла Моль, - и господин де Муи де Сен-Фаль не влюблен в королеву Маргариту.
- Черт побери! И хорошо делает, коль скоро эта любовь толкнула бы его на такие глупые поступки, о которых ты, я вижу, сейчас думаешь. Пусть пятьсот тысяч чертей унесут в ад такую любовь, которая может стоить жизни двум храбрым дворянам! "Смерть дьяволу"! - как говорит король Карл. Мы, дорогой мой, заговорщики, а когда заговор провалился - они должны бежать. На коня, Ла Моль, на коня!
- Беги, дорогой, я тебе не мешаю, я даже прошу тебя об этом. Твоя жизнь дороже моей. Спасай же ее!
- Лучше скажи: "Коконнас, пойдем на виселицу вместе", но не говори: "Коконнас, беги один".
- Дорогой мой, - возразил Ла Моль. - Веревка - это для мужиков, а не для таких дворян, как мы.
- Я начинаю думать, что не зря совершил один предусмотрительный поступок, - со вздохом сказал Коконнас.
- Какой?
- Подружился с палачом.
- Ты становишься зловещим, дорогой Коконнас.
- Так что же нам делать? - с раздражением крикнул тот.
- Найдем королеву.
- Где?
- Не знаю... Найдем короля!
- Где?
- Не знаю... Но мы найдем их и вдвоем сделаем то, чего не смогли или не посмели сделать пятьдесят человек.
- Ты играешь на моем самолюбии, Гиацинт, это плохой признак!
- Тогда - на коней, и бежим.
- Так-то лучше.
Ла Моль повернулся к лошади и взялся за седельную луку, но в то мгновение, когда он вставлял ногу в стремя, раздался чей-то повелительный голос, - Стойте! Сдавайтесь! - крикнул голос. Одновременно из-за деревьев показалась одна мужская фигура, потом другая, потом - тридцать; то были легкие конники, которые превратились в пехотинцев и, ползком пробираясь сквозь вереск, обыскивали лес.
- Что я тебе говорил? - прошептал Коконнас. Ла Моль ответил каким-то сдавленным рычанием. Легкие конники были еще шагах в тридцати от двух друзей.
- Эй, господа! В чем дело? - продолжал пьемонтец, громко обращаясь к лейтенанту легких конников и совсем тихо к Ла Молю.
Лейтенант скомандовал взять двух друзей на прицел.
Коконнас продолжал совсем тихо:
- На коней, Ла Моль! Еще есть время. Прыгай на коня, как делал сотни раз при мне, и скачем.
С этими словами он повернулся к конникам.
- Какого черта, господа? Не стреляйте, вы можете убить своих друзей! - крикнул он и шепнул Ла Молю:
- Сквозь деревья стрельба плохая; они выстрелят и промахнутся.
- Нет, так нельзя! - возразил Ла Моль. - Мы не можем увести с собой лошадь Маргариты и двух мулов, - эта лошадь и два мула ее скомпрометируют, а на допросе я отведу от нее всякое подозрение. Скачи один, друг мой, скачи!
- Господа, мы сдаемся! - крикнул Коконнас, вынимая шпагу и поднимая ее.
Легкие конники подняли мушкетоны.
- Но прежде всего: почему мы должны сдаваться?
- Об этом вы спросите короля Наваррского.
- Какое преступление мы совершили?
- Об этом вам скажет его высочество герцог Алансонский.
Коконнас и Ла Моль переглянулись: имя их врага в такую минуту не могло подействовать на них успокоительно.
Однако ни тот, ни другой не оказал сопротивления. Коконнасу предложили слезть с лошади, что он и сделал, воздержавшись от каких-либо замечаний. Затем обоих поместили в центр легких конников и повели по дороге к павильону Франциска I.
- Ты хотел увидеть павильон Франциска Первого? - сказал Коконнас, заметив сквозь деревья стены очаровательной готической постройки. - Так вот, мне сдается, что ты его увидишь.
Ла Моль ничего не ответил, - он только пожал Коконнасу руку.
Рядом с прелестным павильоном, который был построен во времена Людовика XII, но который называли павильоном Франциска I, потому что он всегда выбирал его как место сбора охотников, стояло нечто вроде хижины для доезжачих, которая теперь была почти не видна за сверкавшими мушкетонами, алебардами и шпагами, как взрытый кротом бугорок за золотистыми колосьями.
В этот домик и отвели пленников.
Теперь бросим свет на очень туманное, особенно для двух друзей, положение дел и расскажем о том, что произошло.
Как было уговорено, дворяне-протестанты собрались в павильоне Франциска I, ключ от которого, как мы уже знаем, удалось раздобыть де Муи.
Будучи или по крайней мере вообразив себя хозяевами леса, они выставили тут и там дозорных, но легкие конники сменили белые перевязи на красные и благодаря этой хитроумной выдумке усердного де Нансе неожиданным налетом сняли всех дозорных без боя.
Легкие конники продолжали облаву, окружая павильон, но де Муи, ждавший короля в конце Дороги Фиалок, увидел, что красные перевязи крадутся по-волчьи, и тут красные перевязи вызвали у него подозрения. Он отъехал в сторону, чтобы его не увидали, и заметил, что широкий круг сужается - очевидно, чтобы прочесать лес и оцепить место сбора.
Одновременно в конце центральной дороги он различил маячившие вдалеке белые эгретки и сверкавшие аркебузы королевской охраны.
Наконец он увидел самого короля, а в противоположной стороне - короля Наваррского.
Тогда он сделал в воздухе крест своей шляпой - это был условленный сигнал, означавший: "Все пропало!".
Поняв его сигнал, король Наваррский повернул назад и скрылся.
Де Муи тотчас вонзил широкие колесики шпор в бока лошади и пустился в бегство, а убегая, прокричал Коконнасу и Ла Молю слова, которые мы привели.
Король, заметивший отсутствие Генриха и Маргариты, появился здесь в сопровождении герцога Алансонского, желая видеть, как Генрих и Маргарита выйдут из домика доезжачих, куда он приказал запереть не только тех, кто находился в павильоне, но и тех, кто встретится в лесу.
Герцог Алансонский, совершенно уверенный в успехе, скакал подле короля, раздражение которого усиливали острые боли. Раза два или три он едва не упал с лошади в обморок, и однажды его рвало кровью.
- Ну! Ну! Быстрее! - подъехав, сказал король. - Я хочу поскорее вернуться в Лувр. Тащите из норы этих нечестивцев: сегодня день святого Блеза, а он в родстве со святым Варфоломеем.
При этих словах короля муравейник пик и аркебуз зашевелился, и всех гугенотов, схваченных кого в лесу, кого в павильоне, вывели из хижины.
Но среди них ни было ни короля Наваррского, ни Маргариты, ни де Муи.
- Ну, а где же Генрих? Где Марго? - спросил король. - Вы обещали мне, что они здесь, Алансон, и - смерть дьяволу! - пусть мне их приведут!
- Государь! Короля и королевы Наваррских мы и не видели, - сказал де Нансе.
- Да вон они! - сказала герцогиня Неверская.
Действительно, в конце тропинки, выходившей на берег реки, появились Генрих и Маргарита - оба спокойные, как ни в чем не бывало: держа соколов на кулаке, они любовно прижались друг к другу, да так искусно, что их лошади на скаку слились так же, как и они, и, казалось, ласкаясь, прижались друг к другу головами.
Вот когда взбешенный герцог Алансонский приказал обыскать окрестности, и таким образом нашлись и Ла Моль и Коконнас в их обвитой плющом аркаде.
Их тоже ввели в круг, который образовали королевские телохранители, братски обняв друг друга. Но Ла Моль и Коконнас, не будучи королями, не сумели принять такой же бодрый вид, как Генрих и Маргарита: Ла Моль был слишком бледен, а Коконнас слишком красен. Глава 2 РАССЛЕДОВАНИЕ
Зрелище, поразившее молодых людей, когда их вводили в этот круг, принадлежало к числу зрелищ поистине незабываемых, даже если оно представилось глазам раз в жизни и на одно мгновение.
Как мы уже сказали. Карл IX смотрел на всех проходивших перед ним дворян, которые были заперты в хижине доезжачих и которых теперь его стража выводила наружу одного за другим.
Король и герцог Алансонский жадно ловили глазами каждое движение, ожидая, что вот-вот выйдет и король Наваррский.
Ожидание обмануло их.
Но этого было мало: оставалось неизвестным, что же произошло с Генрихом и Маргаритой.
И вот когда присутствующие заметили, что в конце дорожки появились молодые супруги, герцог Алансонский побледнел, а Карл почувствовал, что у него отлегло от сердца, ибо он безотчетно хотел, чтобы все, что заставил его сделать брат, обернулось против него.
- Опять ускользнул! - побледнев, прошептал Франсуа.
В эту минуту у короля начался приступ такой страшной боли, что он выпустил поводья, обеими руками схватился за бока и закричал, как кричат люди в бреду.
Генрих поспешил к нему. Но пока он проскакал двести шагов, отделявших его от брата, Карл пришел в себя.
- Откуда вы приехали? - спросил король так сурово, что Маргарита взволновалась.
- Но... С охоты, брат мой! - ответила она.
- Охота была на берегу реки, а не в лесу.
- Мой сокол унесся за фазаном, когда мы отстали, чтобы посмотреть на цаплю, государь, - сказал Генрих.
- И где же этот фазан?
- Вот он! Красивый петух, не правда ли? И тут Генрих с самым невинным видом протянул Карлу птицу, отливавшую пурпуром, золотом и синевой.
- Так, так! Ну, а почему же, заполевав фазана, вы не присоединились ко мне? - продолжал Карл.
- Потому, что фазан полетел к парку, государь. А когда мы спустились на берег, то увидели, что вы опередили нас на целых полмили, когда вы снова поднимались к лесу. Тогда мы поскакали по вашим следам, так как, участвуя в охоте вашего величества, мы не хотели от нее отбиться.
- А все эти дворяне тоже были приглашены на охоту? - спросил Карл.
- Какие дворяне? - с недоумением озираясь вокруг, переспросил Генрих.
- Да ваши гугеноты, черт возьми! - ответил Карл. - Во всяком случае, если кто-то и приглашал их, то не я.
- Нет, государь, но, быть может, это герцог Алансонский, - заметил Генрих.