Смекни!
smekni.com

Говорящий сверток (стр. 2 из 29)

Из лунной моркови пирог, из лунной моркови пирог,

Он в мускулы силу вольет, и бледность он сгонит со щек.

Корова свинья и баран, что лакомый любят кусок,

Лелеют в счастливых мечтах из лунной моркови пирог.

Из лунной моркови бисквит, из лунной моркови бисквит,

Он дух наш заставит гореть и душу в борьбе укрепит.

И лошадь, и даже осел печальный имеющий вид,

Очень не прочь пожевать из лунной моркови бисквит.

Из лунной моркови рагу, из лунной моркови рагу,

Вкуснее - ну как ни крути! - найти ничего не могу.

И лебедь прекрасный в пруду, и гордый павлин на лугу

Зачахнут, когда их лишат из лунной моркови рагу. *

[* Стихи в переводе Я.Гордина]

- Слыхали? - торжествующе прошептала Пенелопа. - Что я вам говорила?

- Невероятно, - пробормотал Питер. - Что же это такое? Двое карликов?

- Тогда они какие-то особенно маленькие карлики, если поместились в этом свертке, - заметила Пенелопа.

- Мы не узнаем, что это такое, пока не развяжем пакет, - рассудил Саймон.

- А как знать, будет ли он доволен, если его развяжут? - задумчиво проговорил Питер.

- Он что-то такое упоминал про освобождение, - вспомнила Пенелопа.

- Ладно, спросим его, - решил Саймон. - По крайней мере, он говорит по-английски.

Мальчик стал решительно спускаться и первым подошел к свертку, который самозабвенно распевал, не подозревая ни о чьем присутствии:

Из лунной моркови омлет, из лунной моркови омлет,

Он сделал меня молодцом, которому равного нет.

Младенец в пеленках сырых и старец, что мохом одет,

Ликуют, завидев едва из лунной моркови омлет

Саймон откашлялся.

- Простите, - начал он, - простите, что прерываем вас, но...

Из лунной моркови бульон, из лунной моркови бульон,

Он лучше бальзама для тех, кто тяжким недугом сражен.

Хлебнете хороший глоток - и гибнет микробов мильон.

Смертелен для хвори любой из лунной моркови бульон.

- Простите, - сделал новую попытку Саймон, уже гораздо громче.

Пение прекратилось, наступила тишина.

- Что это? - наконец испуганно прозвенел тоненький голосок.

- Какой-то голос, - ответил скрипучий. - Я почти уверен, что это был голос, если только это не был удар грома, вой урагана, шум прилива, грохот землетрясения или...

- ПРОСТИТЕ! - на этот раз что есть мочи прокричал Саймон. - Хотите вы, чтобы вас развязали?

- Ну вот, пожалуйста, - произнес скрипучий голос. - Я же говорил, что это голос. Предлагает нас развязать. Как мило. Скажем "да"?

- Еще бы, - отозвался звенящий голосок. - Мы столько просидели в темноте.

- Прекрасно, - произнес скрипучий голос. - Мы разрешаем нас развязать.

Ребята тесно окружили сверток. Саймон достал перочинный нож, осторожно разрезал толстый лиловый шнурок, и они принялись стаскивать бумагу. Под ней обнаружилось нечто, напоминающее большой стеганый чехол для чайника, густо покрытый узором из листьев и цветов, вышитых золотой нитью.

- Разрешите снять ваше... э-э-э... ваш чехол для чайника? - спросил Саймон.

- Чехол для чайника? - негодующе переспросил скрипучий голос. - Нет, слыхали, какое невежество! Да разве это чехол для чайника? Это защитная накидка от ночного ветра и ненастной погоды, и сделана она из натурального шелка, полученного от радужного шелкопряда.

- О, простите, - сказал Саймон. - Так разрешите ее снять?

- Разумеется, - ответил скрипучий голос. - Приложите все усилия, чтобы попытка освободить нас увенчалась успехом.

На верхушке чехла нашлось что-то вроде металлической петли, и Саймон, взявшись за нее, сдернул покрышку целиком. Под ней оказалась большая, с куполом, золотая клетка, с необычайной элегантностью обставленная миниатюрной мебелью. Помимо двух жердочек кедрового дерева и кольца, имелась красивая кровать на четырех столбиках под красным балдахином, застеленная красивейшим лоскутным покрывалом из мельчайших пестрых шелковых и камчатных лоскутков; небольшой обеденный стол в стиле Людовика Пятнадцатого и стул; элегантный застекленный шкафчик, уставленный фарфором ручной росписи. Там висело большое, до полу, зеркало в золотой раме и рядом с ним - щетка и гребенка слоновой кости. А также стоял очень удобный шезлонг, обитый ярко-синим бархатом, и клавесин красного дерева.

В шезлонге же непринужденно расположился удивительнейший попугай, какого ребятам никогда не приходилось видеть. Весь пурпурный, золотой, зеленый, голубой и розовый, он сверкал, блестел и переливался, как перламутр. Его большой гладкий крючковатый клюв был черен, как будто вырезан из угля, а глаза фиалковые. Но удивительнее всего было оперение: вместо того чтобы лежать гладко, каждое перо у него стояло торчком и курчавилось, как шерсть у пуделя. Из-за этого он имел вид какого-то дивного расцвеченного дерева в весеннюю пору, у которого налились и вот-вот лопнут почки. На голове у него была шелковая зеленая шапочка с длинной черной шелковой кистью. Рядом с его шезлонгом стоял еще один маленький столик, а на нем - еще одна клетка, совсем миниатюрная, размером с наперсток. В ней сидел золотой паук с нефритово-зеленым крестом на спине. Было ясно, что звенящий голосок принадлежит пауку, а скрипучий - попугаю.

- Так вот это что! - воскликнул Питер.

- "Что"? - Попугай от возмущения даже привстал. - "Что"?

- Попугай! - обрадовалась Пенелопа.

- Просто попугай, обыкновенный говорящий попугай, - добавил Саймон. - Как мы не догадались?

- Ну знаете! - с таким ожесточением завопил попугай, что дети сразу умолкли. - Ну знаете! - продолжал попугай уже потише, довольный тем, что завладел их вниманием. - Нельзя ли поменьше всяких этих "простых, обыкновенных попугаев", а?

- Простите, - сказала Пенелопа. - Мы не хотели вас обидеть.

- Но обидели, - отрубил попугай.

- Но вы действительно обыкновенный попугай, - возразил Питер

- Опять, опять! - разозлился попугай. - Что за дур-рацкая безобр-разная болтовня про "обыкновенного" попугая. Я - НЕобыкновенный попугай!

- Просим прощения... боюсь, мы вас не понимаем, - проговорила в недоумении Пенелопа.

- Обыкновенным попугаем может быть любой, вернее, любой попугай, - объяснил попугай. - Но я-то не любой, я - единственный в своем роде. Об этом достаточно красноречиво говорят мои инициалы.

- Инициалы? Какие? - озадаченно спросил Саймон.

- Мои, - отрезал попугай. - Ну и нелепые вы задаете вопросы!

- Но что именно за инициалы? - не отставала Пенелопа.

- Расшифруйте сами. Меня зовут Персиваль Оскар Перегрин Урбан Гарольд Арчибальд Икебод.

- Ой, получается "попугай"! - Пенелопа была в восторге. - Прелестные инициалы.

- Благодарю, - скромно ответил попугай. - Вот почему я не просто попугай. Разрешаю вам называть меня Попугай с большой буквы.

- Спасибо, - ответила Пенелопа.

- А это, - продолжал он, указывая крылом на маленькую клетку, - Дульчибелла, моя домоправительница, певчая паучиха.

- Здравствуйте, - отозвалась Дульчибелла.

- Здравствуйте, - сказали дети.

- Здравствуйте, - повторил Попугай.

- Знаете, что я скажу, - задумчиво проговорила Пенелопа, - теперь я понимаю, почему вы необыкновенный попугай. Пожалуйста, не обижайтесь, я только хочу сказать, что вы говорите гораздо лучше большинства других попугаев. То есть осмысленнее других, понимаете? В общем, вы как будто понимаете, о чем говорите, а другие попугаи не понимают.

- Естественно, понимаю, - отозвался Попугай. - А знаете, почему остальные попугаи не понимают, что говорят?

- Почему?

- Потому что их учат говорить люди. Способ, достойный порицания.

- Ну а вас кто учил? - поинтересовался Питер.

- Меня учил Словарь, - с гордостью ответил Попугай.

- Словарь? - недоверчиво переспросила Пенелопа. - Как может учить словарь?

- А как же иначе? - возразил Попугай. - Вся беда, повторяю, в том, что большинство, если не всех, попугаев обучают люди. А люди никогда им не объясняют то, чему учат.

- Мне это в голову не приходило, - удивился Питер.

- Какой нормальный, разумный, здравомыслящий, уважающий себя попугай твердил бы целыми днями "попка дурак", если бы понимал, что это значит? - Голос у Попугая задрожал от негодования. - Какая порядочная, честная, скромная, застенчивая, робкая птица приставала бы целыми днями к совершенно незнакомым людям с требованием "почеши попочке головку", если бы знала, что это значит?

- Да, действительно, теперь я вижу, что это просто жестоко, - задумчиво проговорила Пенелопа.

- Да, - согласился и Саймон, - это вроде тех противных слов, которым учат младенцев: "папусик", "мамусик", "ав-ав" и всякое такое.

- Совершенно верно, - торжествующе провозгласил Попугай. - Судите сами: какой нормальный младенец обращался бы к каждому встречному представителю парнокопытных "му-му", если бы знал, кто это на самом деле?

- Представителю кого? - не понял Питер.

- Он имеет в виду коров, - объяснил Саймон, который знал больше умных слов, чем Питер.

- Нет и нет, - продолжал Попугай, - единственный способ научиться говорить - обучаться у Словаря. Мне в высшей степени посчастливилось получить образование из рук большого, дружески расположенного, исчерпывающего Словаря, в сущности единственного в своем роде.

- Как можно получить образование из рук словаря? - недоумевающе спросила Пенелопа.

- Там, откуда я родом, - ответил Попугай, - можно. Этот Словарь - самая очеловеченная книга в наших краях наряду с Великой Книгой Заклинаний и Троянским Травником.

- Боюсь, что я опять не понимаю, - проговорила Пенелопа.

- Ты исключительно непонятливая, бестолковая, несмышленая девочка, - рассердился Попугай, - к тому же еще упрямая, агрессивная, непоследовательная и нелогичная.

- По-моему, совсем не обязательно говорить грубости, - вмешался Питер. Он не понял значения всех слов, но на слух они ему не понравились, и он почувствовал, что пора выступить в защиту своей кузины.

- Грубости? - повторил Попугай. - Грубости? Я и не думаю грубить, просто я проветриваю некоторые слова, им так это нужно, бедняжкам. Это входит в мои обязанности.