2.6. Школа
Новая социализация калмыков происходила для взрослых на производстве, для детей – в школе. Не все дети могли учиться, особенно в первые годы. Многие старшие дети из многодетных семей становились кормильцами так рано, что не смогли закончить семилетку. К тому же начиная с восьмого класса надо было ежегодно платить за учебу 300 рублей[282]. Однако если возможности позволяли, а это означало, что были родственники, считавшие учебу в школе необходимым условием жизненного успеха, дети учились изо всех сил. Быть лучшим учеником в классе означало для многих считаться «не хуже других». Пятерки в табели становились охранной грамотой в школьном коллективе и могли стать пропуском в большую жизнь.
В школу я пошла в Куйбышеве. Целый год я ни с кем не разговаривала, со стороны наблюдала за сверстниками. С девочкой в рваной фуфайке и в галошах никто не хотел играть. Тогда это было так горько. Так я «молча» и училась, отвечала только на уроках, зародилось у меня большое желание все преодолеть, доказать, что я не хуже других. Постепенно втянулась в учебу. Со второго класса уже стала лидером, своими знаниями я заставляла всех считаться со мной. Учебников не было, поэтому я внимательно слушала учителя. Как только начинался урок, для меня уже ничто не существовало, я настраивалась все запомнить. Если задавали выучить стихотворение, мы собирались несколько человек и учили вместе. Мне было достаточно прочитать три раза. Учебники только в седьмом классе появились. Так и училась семь лет, была пионервожатой, секретарем комсомольской организации. Я не забуду свой выпускной вечер после окончания семилетки в далеком 52 г., первое ситцевое платье и парусиновые туфли на деревянных каблуках. Я чувствовала себя королевой, единственное беспокойство было связано с тем, чтобы ребята во время танцев не наступили на мои начищенные белые туфли[283].
В сентябре 1947 г. в нашем классе появился юноша-калмык. Это был Коля Бурулов. Оказалось, он закончил семилетку в деревне Меньшиково. Решил непременно закончить среднюю школу, чтобы продолжить затем учебу в высшем учебном заведении… Коля был исключительно целеустремленным, не по возрасту рассудительно сдержанным юношей. Он никогда не выходил из себя. Вел себя всегда ровно. А трудяга был неимоверный. Ко всему относился с похвальным усердием: будь то учеба, общественная работа или иное какое дело. И учился хорошо. У него была поразительная грамотность. Письменные работы по русскому языку Коля писал, в отличие от нас, русских, на «отлично». Чему мы в первое время удивлялись, а потом привыкли. Он обладал изумительно каллиграфическим почерком. К чему Коля стремился в школьные годы, того он добился: в 1950 г. успешно закончил Венгеровскую среднюю школу и стал одним из лучших ее выпускников[284].
Начальную школу я закончила на «отлично», у меня сохранились похвальные грамоты с портретами Ленина и Сталина. Ко мне все относились хорошо. Я любила свою школу, родители приходили на собрания, концерты. Вот был такой случай – меня как отличницу направили на первый пионерский слет в области. Радостная прибегаю домой и сообщаю новость, что я одна от школы еду, десять человек от района направляются в Омск, смотрю, родители не реагируют. Они по-башкирски говорили, когда обсуждали секретные дела. – Что же делать она на учете в комендатуре. Ее не пустят. Что делать? А мама говорит: ты сходи к соседу энкаведешнику, честно расскажи. Зачем ребенку праздник омрачать. Я не понимаю и твержу им: нам сказали всем, кто едет на слет, купить новый пионерский галстук, белую кофту, черную юбку. Галстук у меня был, но все остальное трудно было купить. Пошли искать, искали-искали: белой кофты нет, есть бежевая блузка, мама меня успокаивает, а я все твержу: белую же сказали. Один день прошел, другой. А папа в это время добивался моего разрешения на выезд. Мы купили желтоватую шелковую кофту и черную юбку. Вдруг папа приходит радостный – среди сопровождающих поедет один сотрудник комендатуры, одетый в гражданское, как будто учитель, дочка даже знать не будет. Я и не знала, радостная поехала на слет.
В первый раз я видела демонстрацию 7 ноября, аж голова закружилась. Впечатление было неизгладимое. Мы остановились на станции юннатов. А слет проходил в драмтеатре. Мы поехали организованно на регистрацию. Такое красивое здание. Широкая мраморная лестница. Я тогда что понимала? Иду, любуюсь, все так красиво, чисто. Вдруг, в углу, на площадке, огромный медведь стоит. Я кричу: Аю! - медведь! А русские женщины не поняли, мне говорят: что ты? Он не живой, это чучело! Я дар речи потеряла, потому что всю жизнь боялась медведя, еще когда мы жили в тайге. Видимо, осталась доминанта. Потом я сама смеялась над собой, дома рассказывала по-калмыцки: Аюгас əəчкүв би. Ики гидг аю тенд зоhсчана – Я медведя испугалась. Большой такой медведь там стоял! Потом мы хороводили, танцевали. Подошел ко мне мальчик, спрашивал, как меня зовут, думал, что я казашка. Целую неделю жили там. В Омске жила наша Таня, работала на заводе. Домашние ей сообщили обо мне, она меня посетила, мы так хорошо встретились, но забрать меня к себе она не могла, мне нельзя было уходить. Это был первый областной слет пионеров.
Потом меня моя дочь Кема спрашивала: когда ты была пионеркой, что-нибудь было интересное? О-го-го, какая честь была для меня, спецпереселенки, ездить на слет в сопровождении работника комендатуры.
В школе я была лидером, группоргом. Меня все уважали, никто ни разу мне ничего обидного не говорил. К этому времени уже все знали, что мы, калмыки, – не изменники, не черти, не людоеды. В эти тяжелые годы все жили плохо, много работали, но родители понимали и все делали для того, чтобы я училась. Я одна училась в средней школе, потому что другие калмыки не имели возможности, всем надо было кормить семьи. Ребятишки все работали, пололи картошку, чистили снег[285].
Я пошел в школу в третий класс, я на четыре года переростком закончил среднюю школу. Учителя ко мне нормально относились. Мне было трудно учиться только первый год, в третьем классе – по гуманитарным предметам. По математике я был силен, а гуманитарные дисциплины постепенно подтянул. Семилетку кончил круглым отличником. В седьмом классе писали изложение, и я был единственным, кто написал на 4/5.
В пионеры меня приняли в четвертом классе. Учеников мало, а хороших учеников и того меньше. В первую очередь принимали хорошистов. Я в третьем классе немного бултыхался, а в четвертом классе уже учился уверенно. Даже отличился на уроке пения. Учительница Пинегина Александра Ивановна заставляла всех петь сольно, чтобы четвертную оценку получить. Местные ребята были непослушные и вели себя вольно, а я всегда рос дисциплинированным. Когда меня подняли и сказали петь, а в третьем классе русских песен я не знал, я спел «Катюшу» на калмыцком языке. Как я запел, а пел я хорошо, этим я еще дома отличался, дверь открылась и ученики, которые пришли во вторую смену, тоже стали заглядывать. Я устроил им маленький концерт.
Я всегда ощущал, что в обществе я стою не на одной ступени с другими. Я закончил четырехлетку, потом записался в 5-й класс в селе за 20 км. Я не стал ходить в 5-й класс, потому что меня никто не хотел брать на постой. Это был ощутимый момент. Я остался в колхозе помогать дяде, он также работал летом пастухом, зимой скотником. Я ему помогал управляться с животными, дома по хозяйству, не учился. Во втором полугодии к нам пришла учительница Каламис Анна Ивановна. Она из нашей деревни, и с нового года стала учительницей работать. Она сказала: зачем Паше дома сидеть, пусть ходит в четвертый класс повторно, чтобы не забыть материал, а потом пойдет дальше. Я с января стал ходить снова в 4-й класс, и потом только мы с братом поехали в районный центр Чаны, уже за 37 км, он пошел в 9-й, а я в 5-й класс. Вначале мы жили на квартире у его одноклассника одну четверть. Потом нам отказали, и мы пошли жить в калмыцкую семью, она чуть-чуть наша родня. В 6-й класс я пошел учиться в соседнюю деревню соседнего района, было близко и туда пошли учиться человек 13 из нашей деревни. У них открыли семилетку, и там я закончил ее первый выпуск на круглое «отлично». Стал одним из двух первых комсомольцев семилетней школы. Имел возможность поступить без экзаменов в любое среднее учебное заведение. Даже в школьной газете, в которой я был редактором, я написал заметку, кем я мечтаю стать – капитаном речного флота. В Новосибирске было речное училище, и почему-то я решил, что меня могут туда принять. Но с этой мечтой я распрощался. 8-й и 9-й класс я снова учился в Чановской средней школе. Вначале я жил в интернате, в райцентре был интернат на 40 мест, и мне досталось место, а в 10-м классе уже жил на частной квартире. Теперь меня взяли на частную квартиру с охотой, потому что я был уже взрослый и мог по хозяйству помогать. Почему-то одноклассники мои были уверены, что я стану историком. У нас была грамотная историчка Медведева, располагала к себе добрым, внимательным отношением, и я активно участвовал на уроках истории. Скорее всего, я должен был стать математиком. У нас в 8-м классе была учительница Евдокимова Зоя Григорьевна. Она жива и до сих пор, я ее вчера поздравлял с международным Днем учителя. Она была учитель от Бога. Один-единственный вопрос не подготовил я за три года, что учился у нее. Потому что ходил домой, попал в пургу, пропустил день и пришел в четверг. А когда она вызвала к доске, я не знал домашнего задания. Спустя полтора месяца она спросила: Паша, а ты что должен был? Я как стихотворение рассказал. У нее была такая тактика. Если ученик плохо ответил, она могла этот вопрос спросить через неделю, через две. Поэтому мы все ее уроки готовили исключительно. Кто был более-менее способен к математике, учились на отлично, кто был средних способностей, учились твердо на четверки, а кто был неспособный, тот имел твердые тройки. Я поехал поступать в пединститут по следам брата[286].