Я начальник, а ты делай, что хочешь.
Уже давно замечено, что многое, что происходит в нашей стране, носит характер спецоперации или кавалеристской атаки. Чаще всего в ходе такой атаки пытаются провести глобальные изменения в системе образования. Одна такая атака провалилась, когда Министерство образования попыталось ввести двенадцатилетнее образование. Но в таком же режиме проводилось и все, что называлось модернизацией образования и что предполагает проведение масштабных инноваций, по крайней мере, именно так они воспринимались на уровне федерального министерства.
После смены правительства в ходе административной реформы педагогическую общественность уверяли в продолжении курса, который для прошлого министра был выражен в Концепции модернизации. Напомню, что она была рассчитана до 2010 года. Но очень скоро в недрах нового ведомства появись «Приоритетные направления». У них было две особенности. Первая - они были значительно более радикальны, чем концепция модернизации. Этот радикализм касался, прежде всего, экономики образования или точнее того понимания, которое было у авторов документа. Вторая состояла в том, что от подготовки документа были фактически отстранены разработчики Концепции модернизации. Возникновение нового документа видимо не случайно совпало с принятием 122 ФЗ. Этот закон известный в народе, как закон о «монетизации льгот» поправил и «Закон об образовании». Главным в этих поправках стало отказ в помощи негосударственным образовательным учреждениям и отказ в государственном финансировании дошкольного образования.
В самих «Приоритетных направлениях» их последовательный критик, бывший министр образования РФ, один из разработчиков «Закона об образования» Эдуард Днепров выделил пять позиций, которые определяли явление названное уходом государства из образования и его окончательной коммерциализации. И действительно, даже если смягчить пафос Э. Днепрова предполагалось финансировать среднее общее образование только в рамках стандарта (который до сих пор не принят), перевести ряд наиболее успешных образовательных учреждений (где доля внебюджетных средств превышает определенный процент) в новую правовую форму автономное учреждение (АУ). Вопросов к такому переходу достаточно много, потому, что, внешне предоставляя больше прав, эти формы отнимает у образовательных учреждений массу возможностей и не освобождает организацию от тотального и порою мелочного контроля государственных органов при этом снимающего с них всякую ответственность. Следующая предлагаемая мера состояла в том, чтобы «освободить» школу от воспитательных функций, начальные и средние специальные заведения от функции «социального отстойника». Новым организаторам образования не нравится, что ПТУ и ССУЗы дают помимо профессионального среднее образование. Они считали, что не правильно за государственные деньги обеспечивать хоть какая-то занятость подростков опасного возраста и, благодаря общеобразовательному блоку, оставлять за ними на получение высшего образования. ПТУ и ССУЗы кстати, предполагалось окончательно передать в регионы без какой либо материальной поддержки и гарантий сохранения. Существенная «реформа» грозила и высшей школе. Ее предполагалось выстроить по западному образцу, а высшую ступень – магистратуру сделать платной. Все эти инновации имели как минимум спорный и уж точно не продуманный характер.
Часть этих «реформ» действительно продолжала курс, взятый в ходе модернизации образования, но все дело в том, что сами модернизаторы удивительным образом прозрели и стали говорить о том, что модернизация не дала ожидаемых результатов. Объяснения было два. Первое заключалось в том, что модернизация и не могла быть успешной в условиях ее недофинансирования. Второе было сложнее. Утверждалось, что модернизация, которая проводилась как ряд взаимосвязанных, но не одновременных мероприятий была обречена на провал из-за отсутствия системности. И первое, и второе утверждение не доказуемы. Справедливости ради надо заметить, что системности не получилось даже в таком авангарде модернизации, как Самарская область. Областной министр образования дошел до суда, чтобы заставить городские власти Самары перейти на нормативное финансирование. Не получилось. Более того, ратовавший за исполнение государственной политики в области образования, то есть модернизации, министр был уволен. А национальный фонд подготовки кадров (НФПК) констатировал, что введенная в области система нормативного финансирования привела к результатам далеким от ожидаемых. Стоило ли продолжать такую линию, да еще делать ее более радикальной? Решили, что стоило, так как у страны, как казалось, не хватало денег на образование.
Но неожиданно нефть стала дорожать, стабилизационный фонд распирает от денег, а образование по-прежнему на словах признается приоритетом страны. Может быть поэтому появляется новый документ подготовленный к Госсовету, который состоялся 24 марта. Комментаторы утверждают, что в этом документе определена совершенно другая стратегия развития образования, чем та, что предлагают «Приоритетные направления», чем та которую предлагали модернизаторы. Как отмечает заместитель Председателя комитета государственной думы по образованию и науке Олег Смолин из доклада испарились идея замены дошкольного образования предшкольным, намерение ввести частичную оплату обучения в средней школе, предложение о введении ГИФО (государственных именных финансовых обязательств) и проект разгосударствления образовательных учреждений путем смены организационно-правовой формы. Зато появился раздел о дошкольном образовании. Впрочем, здесь свое слово уже сказал и конституционный суд, который вынес решение об обязательном финансировании дошкольного образования из средств субъекта федерации или федеральных средств, если таковых не хватает у регионов. Итак, у одной страны появилось две разные стратегии. Какая и когда будет выполняться, видимо, будет решать не Министерство образования и науки? Более того, если раньше Министерство образования брало на себя роль федерального оператора и разработчика стратегии, а, следовательно, и желаемого направление развития, то сегодня позиция кардинально изменилась.
В своей колонке в «Вестнике образования» министр образования и науки Андрей Фурсенко выразил эту позицию так: «Работникам образования хорошо известно, что любая инновация – это риск…Если же инновация исходит от управленцев, то это риск вдвойне. В нашей стране принято считать, что даже если такая идея разумна, на практике ее реализуют плохо. Я сам противник административного подхода в реализации инноваций и готов признать, что любая идея в сфере образования, которая жестко «продавливается» начальством, обречена на неудачу ».
Эти слова министра нашли неожиданное подтверждение. Так посланцу одного из регионов, приехавшему с программой по подготовке кадров для предшколы четко объяснили, что об этом понятии стоит забыть. Главный вопрос в том, почему посланцы региона так спешили с заявлением собственной идеи. Ответ прост, они стремились войти в то инновационное поле, которое было определено на федеральном уровне. Ведь раньше в ходе модернизации это получалось. И даже если, спущенные сверху инновации, и были случайными в логике развития конкретного образовательного учреждения, то они могли принести вполне конкретное финансирование, которое школы чаще всего использовали в своих интересах. Это не оригинальная проблема. Еще в конце 70-х годов американские ученые по результатам исследований разделили участников федеральных инноваций на две группы. Первых они определили как оппортунистов, нацеленных, прежде всего, на получение дополнительного финансирования, а вторых, как «разрешителей проблем». Такие же группы можно выделить и у нас, как на уровне регионов, так и на уровне отдельных школ, виртуозно использовавших федеральный эксперимент и выделенное под него финансирование для решения собственных задач. По проведенному исследованию проекты второй группы участников оказались более успешными и продолжались после прекращения федерального финансирования, но их результат не всегда совпадал с тем, который ожидали федеральные власти. Иногда же инновации использовались для создания прогрессивного имиджа конкретной школы или школьного округа. Думаю, что у нас ситуация отличалась не сильно.
Знали ли мы об этой проблеме, когда затевалась модернизация? Видимо, если бы знали, то не удивлялись бы так ее провалу.
Где растут золотые?
В связи с изменением позиции министерства остался ли механизм федеральной поддержки инноваций на региональном и школьном уровне? Система ФЭПов, которая распределяла серьезные деньги на инновационную деятельность, переключилась на разработку нормативных документов, что может быть позволит узаконить и закрепить инновационное поле, но не сможет способствовать его развитию и расширению. Государство, если верить А. Фурсенко отказалось от централизованных инноваций, а, следовательно, и от финансирования таковых, по крайней мере, в средней школе. Остается только один механизм, призванный хоть как-то поддерживать инновации – это национальный проект в области образования, который провозгласил одной из своих целей поддержку инновационных учреждений. Только вот, как показал конкурс «Лучшая школа России 2006», куда были отобраны лучшие из лучших с инновациями даже в этих школах не без вопросов. А может быть, время инноваций прошло, и они не нужны? Нет, не на уровне риторики, в которой они занимают достойное место, а на уровне реальных действий, реальной поддержки?