Характеристика учения об идеале или благе заканчивается вполне благочестиво: пусть люди стремятся к тому, что сейчас является справедливым и хорошим, предоставив божественному провидению заботу о будущем. Весьма неопределенный совет, поскольку, кажется, рекомендует легальный позитивизм или моральный релятивизм.
Наименее разработанной частью этики является раздел о воспитании и самовоспитании души. Оптимальное соотношение души и тела основывается на латинской поговорке «в здоровом теле здоровый дух» – (in corpore sano mens sana). Телесное благо складывается из здоровья и красоты, сил и наслаждения. Душевное же благо это душевное здоровье, недоступность волнениям, украшенное истинной нравственностью, мужественной и способной вынести все испытания жизни. Все это уже найдено древними. Бэкон как христианин может поспорить с ними только относительно содержания истинной нравственности.
На этом рассмотрение основных наук, необходимых для изучения человека как такового, состоящего из души и тела, заканчивается.
Теперь Бэкон приступает к росписи наук о человеке, изучающих его связи и отношения с обществом. Этому посвящена восьмая книга, в которой особенно сказывается влияние августейшего адресата сочинения «О достоинстве и приумножении наук».
Опыт собственной головокружительной карьеры Бэкона, которому случалось в отсутствии короля управлять всем королевством, также повлиял на содержание и изложение гражданской науки, рассматривающей три важнейшие функции общества в трех разделах – учение о взаимном обхождении, учение о деловых отношениях и учение о правлении или о государстве.
Толкование объявленных проблем начисто лишено драматизма, что должно демонстрировать августейшему читателю полное благополучие в вверенной ему Богом державе. Только в третьей главе автор поясняет, что раздел науки о власти, т.е. о государстве, здесь представлен не будет, но будет указан путь к созданию двух наук, не существующих в настоящее время, а именно учения о расширении границ державы и учение о всеобщей справедливости или источниках права.
Было бы чрезвычайно интересно узнать мнение профессионального юриста и крупного государственного деятеля на этот счет, ведь именно в это время Гуго Гроций писал свою эпохальную книгу «О праве войны и мира», в которой возрождалась идея естественного права и разрабатывались основы международного права (50).
Интерес подогревается тем, что Бэкон заявляет о компетентности только политических деятелей в этих вопросах, поскольку профессиональные юристы скованы корпоративными предрассудками и не могут высказать свободное мнение. Однако приведенный Бэконом образец Трактата о всеобщей справедливости или об источниках права дается в форме афоризмов, что само по себе затрудняет полемику и оставляет автору множество лазеек. Основное внимание уделено частным, «техническим» вопросам осуществления права. Не затрагивается вопрос происхождения права, но только констатируется, что в гражданском обществе господствует или закон или насилие, которое иногда принимает обличье закона.
Предотвращение несправедливости и обид, которые могут коснуться каждого, таково основание частного права. Таким образом конъюнктурные соображения заставляют могущественную группу общества принять соответствующий закон. Если в результате определенных условий эпохи и общего характера преступлений окажется, что какой-нибудь закон угрожает интересам более значительной и более могущественной группы людей, чем та, интересы которой он охраняет, то эта группировка уничтожает закон, и это случается довольно часто (см.: 37.I, 485). Так эмпиризм Бэкона склоняет его к легальному позитивизму.
Великий канцлер-философ, однако, пытается выправить положение и указывает, что частное право находится под опекой и покровительством общего права, которое распространяется также на религию, армию, общественный порядок, благоустройство, богатство, вообще на все, что имеет отношение к благу государства. Основной целью всех законов, для достижения которой они должны направлять все свои постановления и санкции, – это счастье граждан. Идеальная картина. Осуществима ли она на практике?
Рецепты столь же стерильны – если благочестие и религия наставят граждан на правильный путь, если армия будет надежной защитой от врага, если законы будут охранять граждан от несправедливости отдельных лиц и от мятежей, если граждане будут повиноваться приказаниям властей, если они будут жить и процветать в достатке и изобилии, то значит благо государства достигнуто.
Но что произойдет, если не ... Религия не наставит, армия не защитит, законы не предохранят и т.п. Ведь Общее право все-таки будет существовать. Значит, проблема в том, что делает его подлинно легальным. У Бэкона этот вопрос не поднимается. Основное внимание уделено практическим мерам предотвращения социальных бурь. Именно в таком ключе говорится о четырех столпах правления религии, правосудии, совете и казне. Нужно не допускать расшатывания их всех. Причины же, коими вызываются мятежи, двоякие: великий голод и великое недовольство (37.I, 380 и далее). Поскольку в государстве существуют два сословия: дворянство и простой народ, то государю всего надежнее заручиться расположением простого народа, ибо сам народ не скор на подъем, если его не подстрекают вельможи. Следует даровать народу некоторые вольности, возможности приносить жалобы и изливать недовольство. Вместе с тем не следует приписывать народу чрезмерное благоразумие, так как он зачастую противится собственному своему благу.
Другое средство – открытие торговых путей, поощрение мануфактур, усовершенствование земледелия, регулирование цен на все предметы торговли, уменьшение налогов и пошлин и т.д. В своей Истории правления Генриха VII (38) Бэкон упоминает еще один действенный способ – разумная аграрная политика, обеспечивающая подданному довольство и независимость посредством установления необходимых для жизнеобеспечения размеров ферм и земельных участков.
Мировоззренческий горизонт Бэкона вольно или невольно был ограничен его положением главного советника Якова I. Бэкон готов был потворствовать припадкам абсолютизма этого ученого монарха. Он внимательно изучал недавнюю историю Англии, в частности правление династии Тюдоров, и почерпнул из нее важные уроки, помогающие сохранить стабильность в обществе и предотвратить надвигающийся кризис, однако не указал королю на опасность роспуска Парламента в 1614 г. и вовсе не учел богатейший и поучительнейший опыт борьбы за независимость Голландии и буржуазной революции, произошедшей там в конце XVI столетия.
Типична для автора «Восстановления наук» трактовка вопроса о боговдохновенной теологии и о законном использовании человеческого разума при решении вопросов божественных, как то: учение о степенях единства в государстве Божием и учение об эманации Священного писания. Они рассматриваются в девятой книге «О достоинстве и приумножении наук», причем при помощи света естественного «в утлом челне человеческого разума», а не на корабле церкви, вооруженном божественным компасом.
Источником священной теологии является Слово и Пророчества Божии, а не естественный свет и требование разума. Но откровение касается и сферы морального закона, значительная часть которого недоступна по своей возвышенности для естественного света. Означает ли это, что его происхождение из свободной божественной воли делает эту часть иррациональной и необъяснимой?
Далее Бэкон указывает, что люди от природы обладают некоторыми нравственными понятиями, сформированными под влиянием естественного света и естественных законов, такими как добродетель, порок, справедливость, несправедливость, добро и зло. Это то содержание нравственности, которое похвально разработано античными мудрецами. Что же остается? Остается та часть христианской морали или нравственности, которая была не доступна язычникам и дарована человечеству только с откровением.
Контакт происходит, по-видимому, так: естественный свет озаряет душу человека неким прозрением, повинуясь закону совести. И тут оказывается, что душа становится причастной новому свету, помогающему увидеть и понять совершенство морального закона, однако этот новый свет веры не является абсолютно прозрачным, в какой-то мере помогая прежде всего разоблачению пороков, но не давая достаточно полного представления о том, в чем состоит наш долг (37.I. 515). С одной стороны, нравственные понятия образуются индуктивно, из опыта, но содержание важнейшего для жизнедеятельности понятия долга диктуется откровением. Причем некоторые предписания веры могут вызвать смех у людей, наделенных естественным разумом.
Что же заставляет тогда следовать предписаниям, несмотря на их нелепость? И если в случае неповиновения предписаниям нас соблазняет естественный свет, то не означает ли это, что именно рассудок является ответственным за порочность человека и его отпадение от истинной веры? Всех последующих эмпириков ожидали большие трудности с такими фундаментальными понятиями этики, как свобода и долг.
Но принципиальный вопрос остается непроясненным: поддерживает ли Бэкон позицию божественного волюнтаризма в вопросе о моральных дистинкциях, которую занимал Дунс Скот?
В пользу позитивного решения, пожалуй, свидетельствует бэконовское сравнение основных положений религии с правилами и законами шахмат, установленных произвольно, которые следует принимать такими, какие они есть, не пытаясь понять почему они такие, а не другие. Но признание божественной воли, произвольно установившей критерии добра и зла и различные нравственные правила и нормы, благочестиво принятые христианской частью человечества, сразу ставит «вне игры» все остальное человечество, которое не знает игры в шахматы или не желает играть в них, а довольствуется собственной традиционной игрой в нарды.