Представляется, что справедливость суждения о том, что юридическая наука сужает границы философской дефиниции культурных ценностей, в частности, может быть подтверждена международным опытом регулирования указанных вопросов. По сложившейся в международном праве традиции правовое регулирование общественных отношений, складывающихся по поводу «материальных» культурных ценностей и объектов интеллектуальной собственности, всегда производится раздельно[35]. Полагаем, что подобный подход объясняется, в первую очередь, существенными различиями в правовой природе названных объектов, а также практическими соображениями: совместное регулирование столь массивных нормативных блоков весьма затруднительно. Полагаем, что под культурными ценностями в праве следует подразумевать именно материальные объекты. Духовные же культурные ценности, в принципе охватываемые сферой правового регулирования, признаются произведениями литературы, науки, искусства, открытиями и т.д. и подчиняются правовому режиму объектов интеллектуальной собственности.
Итак, мы пришли к выводу, что культурными ценностями, с точки зрения права, следует признавать лишь материальные объекты. Здесь необходимо отступить от общей логики изложения и обратиться к вопросу о наименовании исследуемых объектов. Озвученный нами вывод неизбежно порождает вопрос о том, насколько оправданно использование для описания соответствующего правового явления термина, аналогичного философскому[36]. Дело в том, что в последнее время стали раздаваться голоса в пользу отказа от использования в законодательстве термина «культурные ценности»[37]. Аргументы сторонников данной позиции таковы. Во-первых, речь идет только о материальных объектах, соответственно содержание правового понятия отличается от содержания философского понятия. Во-вторых, терминология, используемая российским законодателем, все равно неоднородна. Так, помимо термина «культурные ценности», в нормативно-правовых актах России используются и другие термины, например, «ценные предметы», «объекты культуры», «предметы, имеющие особую ценность» и т.п.[38] В-третьих, как отмечалось ранее, понятие «ценность» имеет субъективную окраску. По мнению противников использования термина «культурные ценности», именно указанное обстоятельство предопределяет то, что на практике вопрос отнесения тех или иных предметов к категории культурных ценностей отдан сегодня на откуп исключительно субъективному мнению экспертов. Действительно, правоприменительная практика демонстрирует немало примеров того, как аморфность легального определения понятия «культурные ценности» и системные недостатки правового регулирования указанной сферы общественных отношений приводят к злоупотреблениям со стороны экспертов и, в целом, не позволяют экспертам в нормальном режиме осуществлять экспертизу соответствующих объектов[39].
В связи с этим некоторые авторы предлагают внедрить на российскую почву новый термин, предназначенный для обозначения исследуемых нами объектов – «культурная собственность»[40]. Этот термин заимствован из международного права. Терминология, используемая в международных правовых документах, в целом, неоднородна. Так, в некоторых актах используется понятие «cultural heritage» -«das Kulturerbe» – «patrimoine culturels», обычно переводимое на русский язык как «культурное наследие»[41]. В иных международных документах применяется сравнительно новый термин «объекты культуры» или «культурные объекты»[42]. Большое распространение в международном праве получил и термин «cultural property» - «das Kulturgut» – «biens culturels» (дословно - «культурная собственность»)[43]. В зависимости от контекста и по причине отсутствия в нашем законодательстве подобной конструкции указанный термин обычно переводится на русский язык как «культурное достояние» или «культурные ценности»[44].
В англоязычной юридической литературе, действительно, термин «property» постоянно используется в значении «объект», «вещь»[45]. Современные российские правоведы также часто используют термин «собственность» в самых разнообразных значениях. Однако в специальной литературе подобный подход подвергается критике[46]. Кроме того, известно, что в российском и в англо-американском праве представления о понятии «собственность» («право собственности») существенно различаются[47].
Невозможно не согласиться с утверждением о том, что на сегодня вопрос отнесения определенных объектов к культурным ценностям во многих случаях решается сугубо субъективно, а решение практических задач цивилизованного оборота культурных ценностей существенно затруднено бессистемностью понятийного аппарата законодательства о культурных ценностях. Тем не менее, на наш взгляд, отказ от традиционного термина «культурные ценности» и замена его каким-либо иным термином все же нецелесообразны в условиях российской правовой системы. Представляется, что даже кардинальная смена термина не устранит известной условности и элементов субъективизма, всегда присущих подобного рода отношениям. Усовершенствование правового механизма регулирования отношений, складывающихся по поводу культурных ценностей, не может произойти лишь за счет смены используемого термина. По нашему мнению, устоявшийся традиционный термин «культурные ценности», в содержание которого включаются лишь материальные объекты, может быть с успехом использован как для целей гражданско-правового регулирования, так и для решения межотраслевых задач. Необходимо лишь разработать четкие критерии, по которым тот или иной объект должен быть отнесен к категории культурных ценностей, сформулировать адекватное современным реалиям определение указанного понятия, а также унифицировать терминологический аппарат исследуемой комплексной отрасли законодательства, избавив действующее законодательство от существующего терминологического хаоса[48].
Однако вернемся к освещению вопроса об определении юридического понятия «культурные ценности». Мы пришли к выводу, что указанное понятие относится лишь к материальным объектам. Далее необходимо определить, каковы критерии признания соответствующих материальных объектов культурными ценностями. Приходится с сожалением констатировать, что лишь немногие ученые, выступающие за сужение объема юридического понятия «культурные ценности» и распространение его только на материальные объекты, смогли сформулировать указанные критерии. Так, В.Г. Горбачев, В.Г. Растопчин, В.Н.Тищенко определили культурные ценности как «особый вид ценностей, способный в той или иной мере удовлетворять духовные или эстетические потребности человека, одновременно содержащий в себе художественную, научную и т.д. ценность. Под культурными ценностями…понимаются как движимые, так и недвижимые объекты. К движимым объектам относятся предметы, находящиеся в недвижимых объектах или извлеченные из них и способные представлять ценность сами по себе. К недвижимым объектам относятся местности природного, этнического, археологического, исторического и другого научного значения; архитектурные сооружения, ансамбли, представляющие научную, мемориальную, художественную или иную культурную ценность»[49]. Приведенное определение, на наш взгляд, содержит, по меньшей мере, один важнейший критерий отнесения материальных объектов к категории культурных ценностей: способность в той или иной мере удовлетворять духовные или эстетические потребности людей. Нельзя, однако, не заметить, что в предложенной дефиниции искомый объект определяется idem per idem (ценности есть ценности). Настораживает и жесткая привязка движимых объектов к недвижимым. Представляется, что первые могут существовать вне всякой связи со вторыми. Наконец, авторы смешивают понятия «памятники культуры» и «памятники природы», несмотря на то, что указанные объекты и в советском и в российском законодательстве регулируются обособленно, о чем речь пойдет во втором параграфе настоящей работы.
В свою очередь, М.В. Васильева и И.В. Савельева, говоря о критериях, позволяющих сегментировать культурные ценности в кругу иных объектов, предлагают выделять общую и специальную социальную значимость исследуемых объектов. Под общей значимостью авторы понимают роль объекта в формировании культурных потребностей граждан. Специальная значимость, по мнению авторов, должна определяться на основе научных достижений[50]. Очевидно, что указанные критерии являются слишком размытыми.
Наиболее содержательные критерии выделения культурных ценностей, с нашей точки зрения, были предложены А.П. Сергеевым. Во-первых, по мнению автора, рассматриваемые объекты являются вещественным результатом всеобщего труда, создающим связь между людьми через производство конкретного определенного предмета труда. Во-вторых, они обладают признаком всеобщности, внешним проявлением которого обычно выступает уникальность тех объектов, которые признаются культурными ценностями. В-третьих, как правило, осознание истинного значения рассматриваемых объектов происходит лишь со временем. И, наконец, в четвертых, культурные ценности осуществляют очень важную социальную функцию: они являются связующим звеном между разными поколениями и народами и играют важнейшую роль в формировании необходимого обществу типа личности[51].