Смекни!
smekni.com

Всемирная история. том 4. Новейшая история Оскар Йегер 2002г. (стр. 154 из 169)

Нельзя сказать об этой партии того же, что в значительной степени можем сказать о крестьянстве 1524 и 1525 годов, а именно то, что нужда заставила их быть радикалами. Фабричная и поденная работа никогда не переживала лучшего времени и не вознаграждалась так щедро, как в первые годы после войны, когда промышленность получила вдруг такой сильный толчок и вызвала множество безрассудных предприятий или основанных на самообольщении их основателей: только при естественной реакции, последовавшей за этим преувеличенным порывом, появилась в рабочем классе та бедность, против которой так громогласно ораторствовали руководители и обольстители этой партии.

В таком положении находились дела в 1876 году, не представляя ничего особенно утешительного, но зато ничем и не угрожая. Церковные пререкания и распространение идей социализма в некотором смысле имели даже те благоприятные последствия, что, в качестве общегерманских зол, способствовали сближению правительств, а также и тому, что партии во всей Германии утратили свои местный, областной оттенок. И по крайней мере в одном пункте, во внешней политике, достигнут был немалый успех — полная уверенность в том, что мир не будет нарушен. Князю Бисмарку удалось путем частых свиданий и съездов побудить императоров Австрии и России, а также короля Италии достигнуть соглашения о поддержании общеевропейского мира. Нарушения мира никак нельзя было ожидать со стороны Франции, не только потому, что она сама более всего заботилась о мире, но и потому, что ее испытания не закончились заключением мира 1871 года. Прежде чем французское правительство могло приступить к обустройству приниженной и расстроенной страны, ему еще предстояло вырвать Париж из рук обезумевшей черни и ее вожаков, овладевших столицей сразу после того, как она была покинута прусскими войсками.

Франция. Восстание коммуны

Парижская чернь в значительной степени была избалована своеобразными условиями своей жизни во время осады: при небольшой работе, получая полное содержание, она не знала над собой никакого правительства, а в течение нескольких часов это правительство находилось даже во власти черни, которая была сильно отуманена возмутительными речами и лестью своих вожаков. К тому же и чернь, и вожаки ее, во время той же осады, кое-чему научились и в военном смысле: они захватили большое количество пушек, свезли их на Монмартр и укрепили эту часть города; а когда дело дошло до того, что власти стали восстанавливать в Париже порядок, стали принимать меры к собиранию пошлин и взысканию платежей за наем квартир и т. п., чернь на эти законные требования «буржуазного государства» отвечала открытым сопротивлением.

Между тем национальное собрание и правительство переселились из Бордо в Версаль. Но войска в Париже оказались не очень надежными; один из полков, выступивший, чтобы отбить у черни пушки, захваченные ею, примкнул к восстанию, которым руководил невидимый «центральный комитет национальной гвардии», другие полки дали себя обезоружить, и вот, 18 марта, с расстрела двух генералов, бунт разразился уже открыто. На всех общественных зданиях появился красный флаг, в здании ратуши образовано было временное правительство, которое 26 марта было утверждено выборами «парижской коммуны» (общины), и от имени этой коммуны 19 апреля обнародовано воззвание, в котором громогласно возвещалось о полном уничтожении правительственного и церковного мира, солдатчины, чиновничества, биржевой игры, монополий и привилегий, придавая этому новому движению черни название «общинной революции» и противопоставляя его как «добровольное соединение всех местных начинаний» — тягостной централизации монархической и парламентарной Франции.

Попытка дальнейшего распространения этого движения не удалась; этому восстанию суждено было, как и некогда восстанию анабаптистов в Мюнстере в 1535 году, выгореть дотла в пределах своего собственного очага. Версальское правительство приступило к делу с величайшей осторожностью, так как в его распоряжении еще не могло быть достаточного количества войск. Между тем, как войска приступали к осаде Парижа, внутри самого города на время проявились все ужасы первой революции, которым коммунары старались подражать. С начала мая войска стали одолевать осажденных; 21 мая один из напуганных террором граждан Парижа указал войскам незащищенный пункт в ограде Парижа, и войска ворвались в город: началась резня на баррикадах, а между тем безумные коммунары задумали предать город огню — или, как они выражались — «устроить достойные поминки свободе».

Бои в городе длились пять дней, с 23 по 28 мая; и между тем, как войска очищали себе путь к ратуше, шайки специально для этого предназначенных «поджигателей и поджигательниц» (petroleurs et pertroleuses), по заранее определенному плану, зажгли пожары в различных концах города, и пожары эти уничтожили прекраснейшие здания города и наиболее драгоценные из национальных памятников: Тюльерийский дворец, ратушу, часть Лувра, церкви, монастыри, бангофы и частные дома. В иных местах города другие из этих безумцев, которым поручено было привести в исполнение приговоры коммуны, граждане Рауль Риго и Режэр, избивали несчастных, которых захватили как заложников: среди них находился и парижский архиепископ. 28 мая, наконец, эта борьба была прекращена, и только тогда правительство могло подумать об окончательном приведении страны в порядок.

Республика Тьера

Накопление денег для уплаты контрибуции, исцеление всех остальных ущербов и убытков (то и другое исчисляли в сумме 13 миллиардов) — не доставило особых затруднений для богатой страны. Представлялась возможность тотчас обеспечить уплату 5 миллиардов Германии и таким образом немедленно избавиться от оккупации. Но Тьер вовсе не спешил воспользоваться этими благоприятными условиями, так как немецкая оккупация помогала ему управляться с собранием и его партиями. Однако же уплата была все-таки произведена в весьма краткие сроки, и уже 16 сентября 1873 года ни одного немецкого солдата не оставалось более на французской территории. Не только эти тягости, но и громадные единовременные затраты по армии, об увеличении и преобразовании которой страна тотчас же стала заботиться, были приняты народом весьма охотно, конечно, с тем, что значительная доля всех этих расходов была распределена и на будущие поколения. Но вопрос об окончательном устройстве страны и управлении ею оставался открытым… На прокламацию свергнутого императора от 4 февраля отвечали из Бордо суровым актом низложения, и 9 января 1873 года Наполеон III умер в своем изгнании в Чайслгёрсте, не дождавшись даже и каких-либо проблесков надежды на возможность восстановления его во власти. Франция, фактически, являлась республикой, и правившее ею собрание из 700 выборных, в большинстве своем вовсе не расположенное к республиканскому образу правления, вынуждено было 17 марта назначить Тьера главой исполнительной власти, но при этом положительно воздержалось от предрешения той формы правления, которую Франция должна была окончательно принять. Эта «республика господина Тьера» (в сентябре он был удостоен и титула президента) не могла похвалиться особенно прочными основами: основы ее были чисто отрицательного свойства. Эта республика, по словам самого Тьера, коренилась на том неоспоримом, но не особенно плодотворном факте, что «монархия невозможна, так как на трон нельзя было вступить троим претендентам разом». И лишь на весьма короткое время ему удалось собрать вокруг себя умеренных представителей различных партий. Из вышеупомянутых трех претендентов на французский престол Бонапарты были на время совсем устранены; Орлеаны, главой которых был граф Парижский, внук Людовика Филиппа, заняли свои места в народном собрании и позаботились прежде всего о восстановлении расстроенных финансов своей фамилии; преданной и весьма усердной партией был окружен только один из представителей чистого роялизма, в обыденной жизни известный под именем графа Шамбора, а на языке роялистов под именем Генриха V, который около этого времени вдруг и выдвинулся на первый план и привлек на себя общее внимание.

А. Тьер, президент Французской республики

Граф Шамбор

Проделки клерикалов

Самым ревностным приверженцем этого роялистского лагеря оказалось духовенство со всеми своими сторонниками и пособниками. Во Франции возобновились вновь явления, давно забытые в народной жизни. Духовенство стало распространять в народе слухи о всевозможных чудесах, совершавшихся в различных местах, и поощряло странствования к этим местам: в Пиренеи, к Лурду, например, где Св. Дева будто бы являлась в одной из пещер. Измышлен был даже целый новый культ — культ «сердца Христова» (Sacre Coeur), которое будто бы тут и там являлось некоторым избранным в пламенном виде… И эти явления и чудеса духовенство связывало очень ловко с сокрушениями об утраченных провинциях и с упованиями на возможность их возвращения Франции. Вразрез этому настроению, во главе положительных республиканцев выступил Гамбетта, которому не по душе была «консервативная республика» («республика будет консервативной или не будет существовать» — известная фраза Тьера); однако же он остерегался выступить прямым противником Тьера. Но зато большинство собрания выказывало себя все более и более враждебно настроенным по отношению к Тьеру, находя его слишком умеренным, слишком мало обращавшим внимания на подавление радикализма, да и клерикалы тоже не доверяли ему, как старинному вольтерианцу. Дополнительные выборы в собрание в большей части своей пали на республиканцев; и таким образом Тьер, в мае 1873 года, был свержен коалицией, во главе которой стоял герцог Брольи: 360 голосами против 344 ознаменовало собрание свои последние назначения министров, избранных в среде умеренных республиканцев. Президент подал в отставку, и на место его был избран престарелый и заслуженный маршал Мак-Магон.