Всемирная история. том 4. Новейшая история Оскар Йегер 2002г. (стр. 29 из 169)

Четыре дня спустя, 14 мая, вступил он в Милан, где цитадель не сдавалась до 27 июня. Перешел уже и за Минчио, и в руках австрийцев осталась, в Северной Италии, только крепость Мантуя. Итальянские принцы напрягли все силы, чтобы достойно противостоять этому быстрому и неодолимому победителю. Один из новейших историков Франции только указывает в Бонапарте черты, считавшиеся признаком тиранов и деспотов в Италии в XVI и XVII столетиях. Никогда порыв мягкосердечия или великодушия, ни в то время, ни впоследствии, не нарушал его определенного круга действий. Итальянец родом, Бонапарт умел обходиться с этими князьками и городскими вельможами. Их следовало напугать, а потом сорвать с них побольше денег; это средство было совершенно новым употреблением классических памятников (во времена революции практиковалось несколько театрально, но теперь в обширных размерах). Величайший из предводителей разбойничьей шайки галлов, кроме денег, требовал от испуганных суверенов драгоценных рукописей или бесценных произведений искусства, как плату за приостановку военных действий и заключение мира. Так было в Генуе, Милане, Парме, Модене; папа Пий VI заплатил за прекращение военных действий 23 июня 21 миллион деньгами, или 500 рукописей, 100 картин живописи, бюстов или статуй; Неаполь тоже заключил перемирие. Запугать этих правителей было не трудно; стоило только ободрить толпы республиканско-французской партии или обещать возбудить их, что было легко при существующем положении страны. Венецианская республика, не чувствуя в себе оживляющей силы, несмотря на свое блестящее прошлое, объявила себя нейтральной в этой войне, где Северная Италия имела решительный перевес. Поэтому Бонапарт, не стесняясь, занял Верону и сделал заем у республики; она не смела отказать, хотя мало было надежды на получение этого долга обратно. Обращение с герцогством Тосканой было немного лучше, хотя оно первое заключило, еще в феврале 1795 года, мир с Французской республикой.

Штурм моста при Лоди (10 мая 1796 г.) Гравюра работы Обри по рисунку Томаса

Победы французов. Падение Мантуи

Мантую защищали сильно; австрийцы на поле сражения делали все усилия для спасения последнего клочка немецкой собственности в Италии. В конце июля подоспела первая армия из Тироля, под начальством Вурмзера. Бонапарт отступил от Мантуи, но одержал верх при Лонато 3 августа, над частью войск Квоздановича и Вурмзера, успевшего, однако, доставить подкрепление в Мантую, при Кастильоне. Еще раз повторил Вурмзер ту же попытку и сделал ту же ошибку выступив отдельными частями. 5 сентября был разбит его помощник Давидович при Ровередо, а 8-го сам Вурмзер, при Бассано. С 16 000 человек вошел он в Мантую. Третье вспомогательное войско собралось в октябре; оно действовало сначала счастливо, но после трехдневного сражения (известного у французов под именем Аркольского), за проход через Альпон, 15–17 ноября, усилия его остались без успеха. На третий день, после жаркого боя, весьма обыкновенной военной хитростью мост был взят: трубачи поставлены были незаметным образом в тылу важной позиции австрийцев.

Четвертое подкрепление за шесть месяцев австрийцы собрали в количестве 45 000 человек. Этот корпус удалось разбить Бонапарту 12 января 1797 года под Риволи, а 2 февраля пала Мантуя, и, таким образом, Италия была окончательно вырвана из рук Австрии. Папа сделал последнюю попытку в этот промежуток времени, чтобы избежать судьбы, грозившей всем: он выставил войско и постарался создать новую Вандею из папских владений, но это было совершенно тщетно. Бонапарт грозно объявил возобновление войны, так как папа нарушил перемирие. Пий VI поспешил просить мира, который и был ему охотно дарован за дорогую цену: 30 миллионов и отказ от Авиньона, Венессина, Феррары, Болоньи и Романьи.

Перемирие. Переговоры в Леобене

После поражения Альвинци у Риволи начальство над австрийскими войсками передано было эрцгерцогу Карлу. Бонапарт напал на него в марте, и прежде чем он получил подкрепление из Германии, оттеснил его через Пиаву, Талиаменто, Изонцо за Клагенфурт на Драве. 30 марта Бонапарт вступил в этот город и, казалось, достиг тем такого блестящего положения, что весь путь от Клагенфурта через Брук на Вену был ему открыт. Расположившись в долине Дравы, он ожидал войск Жубера, который через Бриксен шел на Вену. В действительности, его положение было вовсе не так блестяще. Быстрые победы увлекли его в глубь неприятельской земли, далеко от его собственных резервов; а это было очень опасно. Под влиянием эрцгерцога, воинственное настроение восторжествовало одно время в Вене; в особенности же усилилась ненависть к министру Тугуту; издано было воззвание к народу; города вооружались; Венгрия вспомнила времена Марии Терезии; часть тирольцев уже поднялась и сражалась с войсками Жубера; французские генералы, которые начальствовали войсками в Германии, не успели следовать за Бонапартом; а правительство в самой Франции было ничтожно, и он мог ожидать очень мало помощи оттуда. Но воинственное настроение в Вене было непрочно, и Бонапарт, конечно, знал это.

Император Франц менее всего был полководцем. Мать императрицы, неаполитанская королева Мария Каролина советовала австрийскому правительству примириться с неприятелем; она опасалась за свое собственное королевство. 31 марта Бонапарт написал главнокомандующему эрцгерцогу чувствительное письмо, полное лжи, которой он надеялся воздействовать на мир: «Со своей стороны могу уверить, если предложение, которое я имею честь сделать вам, спасет хоть одну человеческую жизнь, я буду гордиться гражданской заслугой этой более, чем печальной славой, которую военные победы могут мне доставить». Это говорил тот самый человек, который, 15 лет спустя, после похода в Россию, высказал Меттерниху, что 200 000 человек, погубленных им там, — безделица, о которой не стоит разговаривать. Он добился того, что в Леобене, в Штирии, в апреле был заключен предварительный договор о мире, в который была включена, как главное условие его, тайная статья о том, что одно нейтральное государство, вовсе не участвовавшее в войне, должно уплатить военные расходы этого похода. Это условие, конечно, только впоследствии должно было быть обнародовано и удивить мир. Австрийский посланник, согласно преданиям старинной дипломатии, настаивал, чтобы при изложении договора имя императора упомянуто было первым; он ссылался на то, что прежде, при сношениях с французским королем, всегда делали так, и обещал тотчас признать Французскую республику, если она согласится на это требование. Французский главнокомандующий не спорил против этого: он смотрел на это равнодушно и признавал, что такие мелочные формальности не должны оскорблять республиканца. «Французская республика, — прибавлял он, выражаясь в духе донесений Барера в конвент, — то же, что солнце: только слепой не видит ее блеска».

Военные действия на других театрах войны

В то же время начались, однако, военные действия на Рейне. Войска, находившиеся на Самбре-Маасе, перешли Рейн под начальством Гоша 18 апреля, при Нейвиде; а рейнские войска, под начальством Моро, 20-го, у Страсбурга. Но ни здесь, ни на других местах военных действий не произошло ничего, что могло бы изменить основные условия ожидаемого мирного договора; удачи и неудачи чередовались с обеих сторон. В союзе России, Австрии, Англии значение России было невелико. Екатерина продолжала медлить, сберегала свои силы и предоставляла Австрии истощать свои; только после ее смерти (ноябрь 1796 г.), сделались возможны новые события. Бурбонской Испанией, с положением которой мы еще ознакомимся, управлял презренный фаворит, Эммануэль Годой. Она заключила мир, а год спустя, в 1796 году, в Сант-Ильдефонсо, даже союзный договор, направленный против Англии; союз этот причинил ей, однако, мало вреда. Поддерживая восстание в Вандее и Бретани, Англия раздражила опять французов, но мало помогла этим провинциям. Летом 1796 года Гошу удалось одолеть шуанов в Бретани, и директория торжественно возвестила членам совета, что гражданская война прекращена.

Предводители Стофле и Шаретт попали в руки правительства и были казнены. Воодушевленный этой удачей, Гош составил план смелого вторжения в Англию, совершенно в духе этого увлекающегося и юного полководца; он предложил сделать высадку в Ирландию. Дело это хранили в тайне. Часть флота пристала 24 декабря к ирландскому берегу в Бантри; но другую часть флота, при которой находился Гош, буря разметала, и он прибыл к месту назначения, когда первая часть уже возвращалась обратно. Ирландия не выказала никакого сочувствия революции. Новая попытка в том же роде, в следующем году предпринятая с флотом Батавской республики, дала только возможность англичанам вновь доказать их превосходство на море. Они могли теперь беспрепятственно вознаградить себя в голландских колониях: Голландия, как Батавская республика, участвовала во французской континентальной системе. Сам герой предложенного нападения на Ирландию и Англию, Гош, пал в сентябре 1797 года в Вецларе, куда он вошел победоносно. Раннюю смерть его ошибочно приписывали отравлению, будто бы исполненному на основании тайного распоряжения директории.

Конец Венецианской республики

Для будущих успехов Бонапарта смерть Гоша была может быть очень кстати. После него Гош был самый выдающийся республиканский генерал; притом он едва ли согласился бы работать для славы Бонапарта. В Италии война была окончена гением и заслугами единственно этого человека, и он беспрепятственно торжествовал свои победы в течение летних месяцев 1797 года в Италии; она, как жертва, лежала у ног его. Он разрушил несчастный призрак Венецианской республики с утонченной ложью и удивительной жестокостью, которая вовсе не оправдывалась обстоятельствами. Сначала искусственно возбуждали беспорядки в венецианских владениях; затем заявляли, что революционные волнения здесь опасны для спокойствия соседних государств; признавали себя вынужденными принять необходимые меры безопасности относительно этого революционного направления. В сентябре республика Генуэзская была точно таким же образом превращена в демократическую и «Лигурийскую» республику; заявили, что нельзя дозволить мелким итальянским государствам оскорблять Великую Французскую республику. В октябре был подписан в Кампо-Формио мир между Австрией и Французской республикой. При последних переговорах о нем Бонапарт старался запугать австрийского уполномоченного барона Кобенцеля грубой и несомненно искусственной выходкой гнева; он разбил драгоценную вазу и сказал при этом: «Монархия разлетится на мелкие куски, как этот сосуд!»