3. Обязательстве перед диалогом. Контакт представляет собой нечто большее, чем просто действие одного человека, совершаемое в отношении другого. Это что-то, происходящее между людьми в экзистенциальном смысле, что-то, вырастающее из межличностного взаимодействия. И гештальт-терапевт ничего не остается, как сдаться на милость этого процесса. Именно это позволяет контакту произойти, а, не прибегая к манипулированию, конструировать контакт и контролировать результат.
4. Диалоге как жизни. Диалог скорее является чем-то сотворенным, а не рассказанным. Его жизненная сила подчеркивается возбуждением и непосредственностью творимого. Он может принимать любую форму - танца, песни, рассказа или любой другой модальности, - выражающую и передающую энергию участников. Важным вкладом гештальт-терапии стало расширение параметров феноменологического экспериментирования, которое теперь включает возможность выражения переживаний с помощью разнообразных невербальных экспрессий. Вместе с тем, естественно, взаимодействие с клиентом ограничивается этическими принципами, целесообразностью, терапевтической задачей и т.п.
Гари Ионтеф указывает, что: "Теоретические различия между гештальт-терапией, бихевиоральным подходом и психоанализом являются очевидными. При использовании бихевиоральной модификации поведение пациента направленно изменяется путем терапевтических манипуляций средовыми стимулами. В соответствии с психоаналитической теорией поведение обусловливается бессознательной мотивацией, которая находит проявление в трансферентных отношениях. В ходе анализа переноса растет сопротивление, и бессознательное становится осознанным. В гештальт-терапии пациента поощряют полностью использовать внутренние и внешние смыслы, своп чувства и переживания, чтобы стать ответственным и самому поддерживать себя. Образно выражаясь, гештальт-терапия помогает пациенту возвратить себе ключи от крепости, которая называется - осознавание процесса осознавания. Модификация поведения характеризуется использованием контроля над стимулами, психоанализ исцеляет обсуждением и раскрытием причины психической болезни [проблемы], а гештальт-терапия приводит к самореализации посредством опыта направленного осознавания, получаемого здесь-и-сейчас" (1969. с.ЗЗ-34).
Модификация поведения и другие системы терапии, стремящиеся установить непосредственный контроль над симптомами (например, химиотерапия, ЭСТ, гипноз и т.д.), разительно отличаются от гештальт-терапии и психодинамических подходов тем, что последние, прежде всего, поощряют изменения, стимулируя пациента к пониманию себя и своего места в мире посредством инсайта.
В методологии гештальт-терапии и психодинамических подходов используются отношения принятия и технология, состоящая в том, чтобы помочь пациенту измениться посредством эмоционального и когнитивного понимания своей личности. В психоанализе основной формой поведения пациента являются свободные ассоциации, а основной инструмент аналитика представлен интерпретацией. Для поощрения переноса он воздерживается от любого прямого выражения своих личностных реакций (отсутствие Я-утверждений) и использует "правило воздержания", состоящее в том, что терапевт не удовлетворяет ни одного из желаний пациента. Этот подход является аксиомой для всех психодинамических подходов: классического психоанализа, школы объектных отношений, эго-психологии, когутианского и юнгианского анализа. Терапевт психодинамического направления изолирует свою личность, чтобы развивать отношения, которые недвусмысленно основаны на переносе (а не на контакте).
Гештальт-терапия способствует возникновению и развитию понимания, используя активное, исцеляющее присутствие терапевта и пациента в рамках отношений, основанных на непосредственном контакте. Явления переноса, исследуемые и прорабатываемые в случае возникновения, тем не менее намеренно не поощряются гештальт-терапевтом (Polster, 1968). И, очевидно, пациенты с различными характерологическими проблемами вполне недвусмысленно могут иметь дело с гештальт-терапией, использующей диалогический и феноменологический метод.
Как уже отмечалось, гештальт-терапия активно использует непосредственный опыт пациента. При применении метода свободных ассоциаций он пассивно ожидает интерпретации терапевта и последующего изменения. В гештальт-терапии его рассматривают в качестве партнера, которому следует овладеть тем, каким образом самоисцеляться. В этом случае пациент скорее "работает", чем вольно ассоциирует. "Что я могу сделать, чтобы поработать над этим?" - таков частый вопрос пациентов, проходящих гештальт-терапию, и содержащийся в нем же ответ. К примеру, супружескую пару, испытывающую сексуальные проблемы, можно попросить систематически применять сосредоточение на ощущениях и чувствах.
В большей мере, чем другие системы, гештальт-терапия уделяет внимание всему, что существует здесь-и-сейчас, а также считает, что опыт и переживания являются более надежными ориентирами по сравнению с интерпретацией. Пациента поощряют видеть разницу между разговором о том, что произошло пять минут назад (или прошлой ночью, или 20 лет тому), и опытом того, что происходит непосредственно сейчас.
В этом смысле психоаналитик Эплбаум делится такими наблюдениями: "В гештальт-терапии пациент быстро начинает различать данные опыта от представлений о нем, давно исхоженные пути от новых мыслей, выводах в связи с переживаниями от умозаключений по поводу рассуждений. Цель гештальт-терапии, состоящая в развитии опыта и достижении собственного инсайта, возникающего в результате завершения гештальта и являющегося более сильным переживанием, чем инсайт, подаренный терапевтом, помогает пациенту и терапевту обозначать и сохранять эти важные различия " (1976 с,757).
Следует подчеркнуть, что такие системы, как модификация поведения, терапия реальностью и рационально-эмотивная терапия, не уделяют должного внимания работе с опытом пациента. В роджерианской терапии пассивность, навязываемая терапевтом, также серьезно сужает пределы или даже лишает возможности освоить описанные выше различия.
В практике большинства систем терапии поощряется интеллектуализация: беседы об иррациональности убеждений пациента, об изменениях поведения, которые он, по мнению терапевта, должен осуществить и т.п. В отличие от этого методология гештальт-терапии ориентирована на использование активных техник, делающих получаемый опыт предельно ясным. Гештальт-терапевты часто идут на эксперимент, стремясь даже за час сессии осуществить что-то новое. В гештальт-терапии, и в этом состоит ее своеобразие, процесс открытия посредством экспериментирования является конечной точкой пути, а не конкретное чувство, представление или содержание.
Психоаналитик может пользоваться исключительно интерпретацией. Роджерианеп способен лишь отражать и прояснять. Гештальт-терапевт может применять любые техники или методы, пока (а) они служат цели усиления осознавания, (б) они всплывают по ходу диалога и феноменологической работы, и (в) они находятся в пределах этических правил психотерапии.
Сила и ответственность, касающиеся настоящего, находятся в руках пациента. Даже в прошлом для него было характерно активное взаимодействие с окружающей средой, и он не являлся пассивным реципиентом травматических: событий. Естественно, пациент мог быть мишенью неоднократных посланий стыда со стороны родителей, однако их проглатывание и попытки справиться с самообвинениями были его собственными, равно как и укоры стыдом, не прекратившееся с тех давних пор. Подобная точка зрения расходится с классическим психодинамическим подходом, но согласуется со взглядами Адлера и Эллиса.
Этот взгляд гештальт-терапии на присущую пациентам активность способствует тому, чтобы они более ответственно относились к различным аспектам своей жизни, включая терапию. Если же терапевт уверен, что прошлое является причиной настоящего, а пациенты целиком находятся во власти трудно доступной для них бессознательной мотивации, то их, естественно, поощряют полагаться не на свою собственную автономию, а на интерпретацию терапевта.