Смекни!
smekni.com

Авторитарная модернизация и крупная промышленность Беларуси (стр. 72 из 91)

Эти противоречия сегодня проявляются, в частности, в проблеме адаптации беженцев и вынужденных переселенцев из Чернобыльской зоны на чистых территориях, а также в отношении общества к ликвидаторам. Опыт переселения людей небольшими группами в сельскую местность и небольшие города оказался практически полностью неудачным. Местное население встречает переселенцев отчужденно. Часто озлобленно. Воспринимает их виновниками своих материальных трудностей, винит за полученные льготы и особенно жилье. В данном случае важно и то, что чернобыльцы в массе своей до аварии относились к специфичным региональным культурам. Региональные культуры населения чистых зон практически всегда очень отличны от Поднепровья и Восточного Полесья. В чистой зоне остались полукатолические аграрные районы северо-западной Беларуси, очень религиозные близкие по диалекту к украинскому языку районы Брестской области с заметной традицией неприятия русских и восточных белорусов. Адаптация же чернобыльских беженцев в относительно близкой им по культуре восточной части Витебской области затруднена общим относительно низким уровнем развития сельского хозяйства в этом регионе и его небольшими размерами.

Усиление миграции чернобыльцев в западно-белорусскую деревню и Западную Беларусь вообще ведет к появлению здесь особой устойчивой социальной группы изгоев, находящихся в сложных отношениях с местным населением. С другой стороны, эта социальная группа может выполнить функцию опоры республиканских властей относительно местных элит. Особенно важно последнее обстоятельство относительно потенциально “антиминской” по политической ориентации северо-западной части Беларуси с заметным количеством католического населения. Концентрация чернобыльских мигрантов в ряде городов этого региона - в Молодечно, Лиде, Гродно прежде всего - способна выступить эффективным противовесом потенциальному местному католическому движению. В этом направлении логично ожидать и действий белорусского руководства.

Было бы логично, если бы чернобыльских мигрантов в этих местностях начали более активно использовать в органах власти и особенно в силовых структурах. Однако подобная целенаправленная политика республиканского руководства требует особой концентрации усилий. Вероятно, целенаправленная установка на переселение чернобыльцев в католические местности возникнет только в качестве одного из ответов на появление здесь заметного католического автономистского движения.

Пока же Чернобыльская миграция оказывается более менее устойчивой и массовой только в крупных городах, где чернобыльцы могут растворяться в общей массе городского населения. Наибольшие массивы беженцев осели в Гомеле, Могилеве, Минске. В некоторых случаях массированное строительство жилья для чернобыльцев привело к возникновению своеобразных “чернобыльских гетто” - районов, населенных в основном переселенцами. В этих районах уже четко заметно серьезное политическое влияние именно чернобыльских общественных организаций. Например, именно по округу в таком “чернобыльском” районе Минска - Малиновке - был избран депутатом ВС Беларуси 13 созыва осенью 1996 года Геннадий Грушевой.

Адаптация в чистых зонах ликвидаторов менее болезненна, чем переселенцев, но комплекс проблем, с которыми ликвидаторы сталкиваются на местах примерно тот же: проблема льгот, лечения, жилья для них входит в острое противоречие с интересами местного населения и местных элит. Подобно чернобыльским переселенцам среди ликвидаторов заметна тенденция к созданию собственных общественных организаций, выполняющих функции профсоюзных и даже политических. Часть организаций ликвидаторов действует совместно с общественными структурами чернобыльцев. Особенно хорошо это заметно на пример Фонда “Дети Чернобыля”.

Так же заметна тенденция к солидарным действиям относительно органов власти вместе с чернобыльцами и ликвидаторами организаций, обороняющих интересы инвалидов. Конечно, многие из них действуют и самостоятельно, однако в целом уже выделилось ведущее ядро общественных структур всех трех направлений, которые действуют вместе. И ведущая роль в этом совместном движении принадлежит именно чернобыльцам. При определенных обстоятельствах это движение может быстро превратиться в массовое движение обездоленной и больной части населения за выживание. Любые попытки в Беларуси начать реформы либерального типа за счет действительного сокращения программ помощи чернобыльцам и просто инвалидам, любая попытка распространить в Беларуси идеологию самовыживания, идеологию последовательного индивидуализма, идею своеобразного “хуторянства” по типу того, как сделано в странах Балтии обязательно спровоцирует быстрый рост общественных организаций в поддержку больных людей. И эти организации смогут также быстро превратиться в широкое политическое движение.

Последствия чернобыльской катастрофы в Беларуси привели к коренной трансформации белорусской политической и идеологической сцены. Поневоле чернобыльцы своим движением не позволят никакой власти культивировать в Беларуси тип слабого государства. При определенных предпосылках эта подспудная чернобыльская реальность может быть использована и ради оправдания агрессивной внешней политики на некоторых направлениях.

К тому же чернобыльцы сегодня - одна из наиболее подвижных групп белорусского населения. Миграция чернобыльцев в те или иные местности может быть спровоцирована, например, распоряжением республиканского руководства выделить средства из чернобыльских фондов на строительство жилья концентрированно в том или ином месте. Так или иначе население чернобыльские регионы покидает и будет покидать. Отсюда одна из важнейших проблем для безопасности Беларуси - куда направить эти еще поддающиеся регулированию потоки чернобыльской миграции. Если точнее в какие города отправить чернобыльцев ? Создается впечатление, что любая попытка местных элит в Беларуси использовать автономистские лозунги уже в начальной стадии может быть осложнена концентрацией миграции чернобыльцев именно в этот регион.

Только за счет чернобыльского фактора Беларусь еще значительное время сможет поддерживать свою внутреннюю стабильность, ибо нет сейчас в РБ социальной группы более заинтересованной в существовании единого унитарного государства, чем эти обездоленные люди. В любой форме своей самоорганизации чернобыльцы противостоят всем без исключения иным регионам и субкультурным группам Беларуси. А потому являются идеальной группой для пополнения государственных структур. Государство в РБ под влиянием чернобыльского фактора все больше трансформируется из института общенационального значения в орган по перераспределению богатства страны в интересах одной культурной группы. А потому стоит ожидать постоянной напряженности между силами, которые отражают интересы облученного населения во всей его красе и упадке и силами, ориентированными на интересы иных групп белорусов.

Интересно и то, что любая последовательная демократия в Беларуси в силу специфики и значения чернобыльцев как социальной группы будет закреплять именно за ними доминирование над другими группами белорусов. Поэтому, вероятно, интересы иных групп населения РБ будут склоняться к самовыражению в конечном счете не через демократические институции.

Авария на Чернобыльской АЭС создала для Беларуси новую международную реальность: Беларусь нуждается во внешней помощи для ликвидации последствий аварии. Но эта помощь должна быть столь масштабна, чтобы быть заметною для РБ, что всерьез ждать ее не приходиться. Отсюда Беларусь вынуждена под давлением неразрешимого комплекса чернобыльских проблем торговать своим суверенитетом и в целом вести очень активную внешнюю политику для того, чтобы взамен получить хоть какие-то крохи. В этом плане совершенно логично поведение белорусского руководства относительно Москвы. Не только чернобыльским фактором объясняется нежелание Беларуси отрываться от России, но фактор аварии позволяет объяснить некоторые моменты в российской политике Беларуси достаточно рационально. Любому большому имперскому целому, частью которого на волне идеологического “единения” станет Беларусь, придется тратить средства на ликвидацию последствий катастрофы. Безусловно, подобная со стороны глядя “параноидальная” тяга Беларуси уменьшить свой суверенитет, стремление не культивировать внутри страны идеологию самостоятельности и независимости создает очень сложное поле восприятия Беларуси мировым общественным мнением. И особенно соседями Беларуси, которые, за исключением России, ныне исповедают преимущественно идеологию узкой национальной государственности.

Пока “принять” Беларусь в свой состав готова только российская патриотическая оппозиция, Россия по большому счету, до тех пор Беларусь будет стремиться на Восток, но вряд ли будет там когда-либо “принята” на деле хотя по причине невозможности разрешения и силами ослабевшей России чернобыльской проблемы. Однако, по мере расширения Европейского Союза и усиления Запада как такового чернобыльская проблематика может начать играть в обратную сторону. Чернобыльские элиты и вся субкультурная группа относительно просто могут превратиться в носителя не “панроссийской”, как сейчас, идеологии, а - панъевропейской и прозападной. Силы этих элит вкупе с силами потенциально прозападных некоторых иных элит вполне может хватить на то, чтобы поворот Беларуси на Запад не сопровождался внутренним расколом в белорусском обществе. Ключ к внутренней стабильности Беларуси в условиях усиления Запада и процесса европейской интеграции - в позиции чернобыльских элит и в готовности Запада взвалить на себя решение части чернобыльских проблем РБ. Пока такой готовности всерьез не будет, Беларусь, скорее всего, будет проводить примерно столь же парадоксальную внешнюю политику, которую она проводит ныне.