В целом строительство новых газопроводов внутри и вне ЕС позволит резко увеличить потребление этого вида сырья экономикой Союза и при этом уменьшит стратегическую зависимость экономики ЕС от политической ситуации в любом из регионов-поставщиков этого вида топлива. Усилится и внутренняя технологическая интеграция “народного хозяйства” объединенной Европы. Возникнут предпосылки к формированию действительно единого, независимого от национальных правительств ТЭКа Европейского Союза.
Похожий процесс предполагается и в нефтяном секторе Европы. С одной особенностью – ЕС не предусматривает резкого рывка в потреблении нефти.
Предполагается улучшить эффективность использования нефти и уменьшить стратегическую зависимость ЕС от поставок нефти из региона Персидского залива.
В течение 10-15 лет Европа должна получить нефть из региона Каспийского моря, Средней Азии и Казахстана, Тимано-Печерского нефтяного бассейна, расположенного по соседству с Ямальским полуостровом в России. Проекты в регионе Каспийского моря и в Тимано-Печере были определены как приоритетные для нефтяного сектора ЕС в ходе буквально исторического саммита ЕС на о. Крит в 1994г.
В целом Европа предполагает получить к 2010-2015 гг. из региона Каспия порядка 100 млн. т нефти в год, примерно столько же – из Тимано-Печеры, при сохранении поступления нефти из иных нефтеносных регионов бывшего СССР на уровне примерно 100 млн. т нефти в год. Поступление в ЕС порядка 300 млн. т нефти в год с территории бывшего СССР окажет меньшее влияние на ЕС, нежели рост потребления российского газа. Российская и каспийская нефть составят не более 30% всей потребляемой в ЕС нефти. Однако рассосредоточенность нефтяных месторождений по средней Азии, России, Закавказью уменьшит степень политических рисков в нефтяном секторе Европы.
Внутри ЕС в нефтяном секторе также предполагается ряд крупных трансформаций, которые позволят манипулировать большими массами углеводородного сырья, поступающего из разных регионов. Самый важный элемент внутренней перестройки нефтепроводной системы ЕС – адаптация нефтепроводов и сети компрессорных станций таким образом, чтобы страны бывшего СЭВ могли получать нефть через порты на побережье Атлантического океана, а также и из региона Каспийского моря.
В конечном счете, согласно графику развития транспортных и энергетических коммуникаций, принятому в ходе Критского саммита 1994г., ЕС получит технологически единый ТЭК, внутри которого резко вырастет значение газовой составляющей. В целом должна резко понизится стратегическая зависимость Европы от поступления сырья из региона Персидского залива. Уменьшится, возможно, вплоть до полного исчезновения значение ядерной энергетики. В геополитическом плане трансформации в энергетическом секторе ЕС приведут к уменьшению стратегической зависимости ЕС от США. В первую очередь по причине падения значения для Европы сырья из региона Персидского залива.
Европейские интеграционные программы принципиально отличаются от индустриализационных программ, которые были реализованы в свое время в Советском Союзе. В отличие от Советского Союза, в Европе непосредственно в производственную сферу, на уровне именно Европейского Союза инвестиционные вливания практически не предусматриваются. Европейские программы должны обеспечить условия для развития экономики, в частности производства, но не стремления рассчитанные на строительство неких заводов, которые бы находились в собственности Европейской Комиссии или же еще каких то производственных объектов. Это - принципиальная особенность европейской интеграции.
Подчеркнем еще раз, что европейские интеграционные программы призваны обеспечить функционирование свободного рынка в масштабе всей Европы, но эти программы не являются инвестиционными программами в прямом смысле, инвестиций в производство не предусматривается.
Отсюда еще одна интересная особенность развития Европейского Союза, которая была спрогнозирована уже в Маастрихте, и на нее было обращено особое внимание. В рамках единого экономического пространства, единого свободного рынка Европейского Союза немедленно начнется процесс конкуренции, который приведет к концентрации производства и капитала в рамках неких уже панъевропейских корпораций. Европейский Союз изначально не предусматривал особых ограничений на конкуренцию в рамках ЕС, и не предусмотрено особых ограничений на монополизацию европейского рыночного пространства. Возможно это один из недостатков европейской интеграции.
Однако можно, понять, почему в ЕС не предусмотрено жесткого антимонопольного законодательства. Во время заключения маастрихтские соглашения еще не существовало неких корпораций, которые могли бы быть названы европейскими монополиями. И с другой стороны европейские корпорации призваны выживать не только в рамках европейского экономического пространства, но и на глобальном рынке, вне Европы. В этом смысле появление неких монополий, неких очень крупных корпораций, европейских корпораций означало бы не культирование монополизма, не загнивание, консервация производства в рамках Европы, а создание тыла у крупных корпораций для их деятельности на мировом рыночном пространстве. Потому немедленно, вслед за открытием границ, за созданием единого экономического пространства ЕС, начался процесс укрупнения европейских корпораций. На сегодняшний день практически во всех ведущих отраслях экономики Европы произошло это укрупнение, и сформировались лидеры, корпорации-лидеры в масштабах своей технологической ниши. К примеру, Volkswagen почти монополизировал, обеспечил себе контроль более чем над 50% всего производства легковых автомобилей в рамках Европейского Союза.
Уже в 1992г., когда заключались маастрихтские соглашения, было очевидно, что выигрыш от этих соглашений, прежде всего, достанется крупным корпорациям, транснациональным корпорациям. Кстати этот аспект, то, что от Европейского Союза выиграют, прежде всего, крупные корпорации, является одной из главных причин, почему в начале 90-х гг. против Европейского Союза выступили европейские левые, коммунисты, прежде всего. Да и ультранационалисты также, ибо с их точки зрения Европейский Союз открывает перспективу для крупных корпораций, но давит мелкий и средний бизнес, особенно в слаборазвитых государствах ЕС.
Очевидно, опасения левых были оправданы. Однако для того, чтобы каким то образом компенсировать потери среднего и мелкого производителя от резкого роста крупных корпораций в рамках Европейского Союза уже в Маастрихте были предусмотрены некоторые компенсаторы, балансиры, европейские программы. Обратим внимание на некоторые последствия от укрупнения корпораций в ЕС.
Во-первых, создание Европейского Союза открыло перспективу, прежде всего для европейских корпораций, для тех, которые базируются внутри Европы, ибо европейский рынок так или иначе, различными преферансами ограничивает себя от тех же американских корпораций. Тем более, что в самих Соединенных Штатах и вокруг них начался свой собственный процесс, североамериканской интеграции, воплощенный, прежде всего в программе НАТО, то есть в программе создания зоны свободной торговли в Северной Америке. НАТО было создано буквально сразу же вслед за маастрихтскими соглашениями в Европе и НАТО в начале 90-х гг. включило в свой состав Соединенные Штаты, Мексику и Канаду. В рамках этих трех стран предусматривалась быстрая ликвидация внутренних таможенных границ и достижение примерно такой же степени интеграции экономического и политического пространства, которое предполагалось достигнуть в Европе.
В этом смысле Соединенные Штаты, так или иначе, стремились сконцентрировать мощь своих корпораций и их инвестиционные и прочие ресурсы на своей территории, в Северной Америке, а не допустить их исход в ту же Европу. Потому два процесса: стремление Европы защитить свой рынок от притока, например, американских корпораций, вырастить свои корпорации, а у Соединенных Штатов - забрать к себе как можно больше инвестиционных ресурсов, в том числе и транснациональных корпораций счастливо дополнили друг друга и привели к тому, что в Европе в течение постмаастрихтского периода стали доминировать свои собственные корпорации. И всяческие укрупнения, которые происходили в Европе, прежде всего привели к появлению собственно крупных европейских корпораций, но не к контролю над европейским экономическим пространством, например тех же американских или японских ТНК. В начале 90-х гг. это уже было очевидно.
Иными словами Европа создавала базу, поле для появления своих собственных гигантов. Эти гигантские корпорации типа того же Фольксвагена, разумеется, изначально должны были обладать, ну сейчас уже обладают такой мощью, которая позволит им противостоять на глобальном уровне также укрупнившимся американским промышленным гигантам. Тот этот аспект, что именно европейские корпорации за счет европейской интеграции получили возможность к своему резкому, очень быстрому росту, влечет за собою еще одно интересное последствие.
Дело в том, что конкуренция на глобальном уровне или конкуренция внутри Атлантического Сообщества в составе и Америки и Европы разворачивается на фоне нового витка научно-технического прогресса. Мы уже упоминали об этом, что в конце 80-х гг. в основные технологии стали выходить на уровень глобальных технологий. В этом смысле концентрация производства и капитала в рамках Европы, в рамках каких то выделившихся крупных корпораций, европейских корпораций, влечет за собою и концентрацию научных ресурсов именно внутри этих корпораций. Это также особенность европейских корпораций, в отличие от Советского Союза, где основные функции по экспериментальным исследованиям или же по каким то иным научным разработкам лежали на союзных органах, на государстве как таковом. В Европейском союзе были созданы условия, когда функции фундаментальных исследований и научных разработок вообще шли вот в эти крупные корпорации. А уже сами корпорации, их становление было обеспечено европейской интеграцией.