Чернобыльская авария и ее последствия достаточно глубоко исследованная тема. Однако нам неизвестны попытки исследования чернобыльского феномена с применением геополитической методики. Между тем, многие аспекты чернобыльской катастрофы невозможно объяснить вне контекста мировых политических отношений и глубинных подвижек в мировой политике, связанных с новым витком НТР и крахом Восточного блока.
Среди глобальных проблем, которые, так или иначе, связаны с последствиями аварии на ЧАЭС, можно выделить:
1. Использование последствий аварии на ЧАЭС разными политическими группами в ходе распада СССР. На начальном этапе перестройки Чернобыльский фактор стал одной из базовых черт идеологии «нового мышления» Михаила Горбачева. Позднее Чернобыль был одним из ведущих политических аргументов сторонников независимости Украины и Беларуси.
2. Мораторий на строительство новых энергоблоков, принятый в развитых государствах планеты и прежде всего – в Европе. Курс на постепенный отказ развитых государств от использования ядерной энергетики повлек за собою новый рост стратегического значения углеводородного сырья и, главное, - стимулировал развитие сырьесберегающих технологий, прежде всего информационную революцию, а также стимулировал оптимизацию топливно-энергетического сектора развитых стран Европы.
3. Авария на ЧАЭС явилась одной из косвенных причин образования Европейского Союза как инструмента для проведения перестройки энергетического сектора стран Европы и стимулирования научно – технического прогресса в Старом Свете.
4. Резко выросло политическое значение в России и иных постсоветских государствах тех социальных групп, которые тесно связаны с разработкой и поставкой в развитые государства угле – водородного сырья.
5. Совокупность прямых и косвенных последствий аварии, а также – некоторых иных геополитических последствий привела к сохранению Беларусью крупного промышленного производства и к трансформации белорусского общества в качественно отличное от остальных крупных человеческих социумов образование. В руках у чернобыльского в своей основе общества оказались очень перспективные технологии и несоизмеримо значительное по сравнению с размерами страны геополитическое влияние.
Эти тезисы требуют доказательства. Хотя ряд из них, вероятно, очевидны. Прежде чем мы перейдем к аргументации, надо определиться в методике анализа.
Сразу отметим: для характеристики глобального значения аварии на ЧАЭС, необходимо указать основные тенденции геополитического развития. Затем вписать в их контекст последствия аварии.
Чтобы объяснить некий исторический процесс совершенно недостаточно использовать цитаты из каких-то речей, заявлений, официальных и неофициальных документов. Эти источники всегда политически тенденциозны и очень часто страдают излишне личностным восприятием происходящего. Это обстоятельство отмечал еще Л. Гумилев. Документы как источник хороши лишь для решения неких локальных, не очень масштабных задач. Для понимания же геополитического, исторического и даже просто политического процесса необходимо построение абстрактной модели происходящего. Необходимо моделирование процесса и аргументация адекватности абстрактной модели реальности на том уровне анализа, который нами задан при определении цели исследования. Необходима реконструкция реальности.
Попробуем построить общую модель геополитического процесса, в ходе которого произошла авария на ЧАЭС.
То есть геополитическое значение аварии проявилось сразу и изначально было весьма велико. Авария стала тем главным фактором, который привел к ослаблению ориентированных сохранение СССР политических сил. В тот момент именно чернобыльский фактор стал одним из важнейших факторов, который привел к крушению СССР.
После распада Советского Союза геополитическое значение аварии не уменьшилось, но обрело иную форму. Таким образом, сам факт аварии привел к появлению новых геополитических реалий. Но после того история не остановилась. Чернобыльский геополитический фактор продолжил свое действие. В новых условиях, в новых формах, но не менее масштабно.
Несмотря на отсутствие общественного ажиотажа, Чернобыль как явление сильно повлиял на экономическую стратегию Запада, в первую очередь Европейского союза. Эта схема очевидна и много раз описана. После аварии на ЧАЭС серьезнее всего, пожалуй, к проблеме Чернобыля отнеслись в Европейском союзе. В странах ЕС в прошедшие после аварии годы не развивается атомная энергетика. Между прочим, в нее после нефтяных кризисов 70-х гг. были инвестированы колоссальные средства. Теперь атомная энергетика из стран ЕС постепенно выводится. За счет энергетики усиливается ТЭК. С учетом того, что реакторы имеют срок эксплуатации 20-30 лет, в обозримом будущем в Европе встанет вопрос о закрытии ряда АЭС. Параллельно с этим топливные проекты в ЕС набирают вес. Основные из них ориентированы на поставки нефти, газа и продуктов переработки из России и стран СНГ. Они же проходят через Беларусь, либо через Беларусь запланирована прокладка тех или иных магистральных трубопроводов.
В некотором смысле Чернобылем были инициированы грандиозные топливные проекты Европейского союза (опосредованно, конечно). Вместе с тем они проходят или планируются по территориям, пораженным радиацией. Так или иначе, Беларусь в той или иной форме оказалась вклинена в контекст экономической политики Европейского союза. И в значительной мере Чернобыль присутствует здесь как один из наиболее значимых факторов.
Еще одной важной и перспективной составляющей для мировой экономики являются инициативы выдвигаемые Беларусью (и шире – чернобыльским социумом). Авария, борьба с ее последствиями автоматически ставит Беларусь в число сторонников глобальной ответственности. С техногенными катастрофами такого масштаба десятимиллионной стране не справится одной. Последствия техногенных катастроф можно минимизировать лишь при широком участии мирового сообщества. Это подразумевает в конечном итоге исповедание глобальной ответственности.
Показательно, что белорусским руководством на саммите ОБСЕ в Стамбуле было выдвинуто сразу несколько экологических инициатив. Одна из них – создание международного страхового фонда по минимизации последствий техногенных катастроф. С учетом описанных тенденций можно оценить размах инициативы и ее актуальность. Можно также спрогнозировать и примерный объем этого фонда.
Равновеликой проблемой в принципе является финансовая стабильность. Так, в настоящее время через валютные рынки в мире проходит более 1,5 трлн. долл. ежедневно, в том числе в спекулятивное движение капитала ежедневно вовлекается более 1 трлн. долл., что примерно в 30 раз превышает стоимость продаваемых в день товаров и услуг. На каждый доллар, обращающийся в мировой торговле, приходится 30-40 долларов в финансовой сфере. В то же время объединенный фонд 23 развитых стран может направить на борьбу с финансовыми спекуляциями лишь 15-20 млрд. долл. в день. Таким образом, национальные финансовые рынки оказываются беззащитными перед спекулятивным капиталом. Одна из главных, кстати, причин валютного кризиса азиатских стран и России заключается в противоречии между практически свободным доступом спекулятивного капитала на финансовые рынки этих государств и жестко связанной политикой курсообразования, что сделало их уязвимыми для спекулятивной игры на понижение курса.
В случае со страховым фондом речь будет идти о средствах того же порядка.
Описанные выше тенденции в мировой экономике одним из своих результатов будут иметь дальнейшее экономическое ослабление России. Одной из важнейших черт экономической жизни России в ближайшем будущем будет реализация в той или иной форме договора СРП. Но не менее важной чертой будет и невозможность поддержать слабеющим во всех отношениях государством элементарную экологическую безопасность на ряде промышленных объектов. В принципе, аналогичные по характеру угрозы присутствуют и на Украине.
Для Беларуси, как наиболее пострадавшей от аварии на ЧАЭС, это имеет особый смысл. Достаточно вспомнить, что на удалении не более 500 км от белорусских границ в России, Литве и на Украине расположены 9 АЭС. Вполне логично, если Беларусью будут выдвигаться инициативы по контролю над безопасностью на экологически опасных объектах в первую очередь в России. Нельзя забывать, что на ЧАЭС удалось предотвратить самое худшее – возникновение цепной реакции, - а тогда на ликвидацию были брошены ресурсы хоть уже и слабеющей, но экономически мощной империи. Сегодня ни одно из государств в Восточной Европе и СНГ не в состоянии эффективно справляться с техногенными катастрофами. Беларусь в одиночку с последствиями аварии на ЧАЭС борется уже 14 лет – именно Беларусь в состоянии эффективнее остальных осуществлять контроль над потенциальными техногенными угрозами в России и на Украине.
В этой же плоскости лежит и проблема закрытия ЧАЭС и ремонта саркофага над 4-м блоком.
Более того, характер проявляющихся и потенциальных техногенных угроз в принципе известен и прогнозируем, но именно Беларусь столкнулась с ними в таком масштабе как Чернобыль. Вполне естественно, что именно здесь должны быть отработаны меры по преодолению техногенных катастроф, первой ласточкой которых является авария на ЧАЭС. Для этого нужны инвестиции постиндустриального мира и слаженная работа. Нужна тесная кооперация ученых Беларуси и Запада. Это необходимо всем сторонам, поскольку, как отмечалось, большинство технологических угроз все же сконцентрированы в постиндустриальном мире, а не в той же России.
Чернобыль настоятельно показал, что при современных социально-экономических тенденциях, при современных темпах технического прогресса человечество подошло к моменту, когда должны быть выработаны основные элементы контроля над глобальными технологиями, управления развитием и моральных подходов к их использованию в глобальном масштабе.