Кроме того, Россия втянута в сложные отношения с мусульманским миром. У Москвы нет четко очерченных границ с миром ислама. В РФ проживает до 20 миллионов мусульман. Причем темпы демографического прироста у исламских народов гораздо выше, чем у славян. Россия самостоятельно не в состоянии элементарно устоять в соприкосновении с этим динамичным культурным материком и сохранить славянскую или даже просто европейскую идентичность. Даже успешные в военном плане кампании в Таджикистане и Чечне, близкие отношения с Казахстаном и Узбекистаном не смогли остановить бегства из этих стран европейцев. В Таджикистане европейцев уже практически не осталось. В Чечне их - гораздо менее половины от уровня 1991 года. Узбекистан в 1994 году занимал первое место в СНГ по количеству покинувших его вынужденных переселенцев. В 1995 году его оттеснил на второе место Казахстан (350 тысяч переселенцев, из Узбекистана -- 250 тысяч).
Москва нуждается в стратегическом партнерстве с Западом и чем более российского сырья будет уходить в Европу, тем скорее Запад станет для России надежным тылом.
С другой стороны, кроме Запада никто не в состоянии предоставить России столь необходимые ей инвестиции для наращивания своего экспорта и элементарного выживания своей страны. Только касательно топливных экспортных проектов речь идет об инвестициях в пределах 600 миллиардов долларов. Таких средств в России нет.
Вероятно, перед нами процесс, напоминающий ситуацию в Европе, наступившую после разгрома Наполеона. Тогда ведущие европейские державы несколько десятилетий совместными усилиями поддерживали в Старом Свете мир и порядок как они его понимали. Священный союз победивших монархов развязал руки его участникам для наращивания промышленности и особенно экспансии за пределами Европы. Именно тогда быстро встали на ноги колониальные империи нового нефеодального типа у Англии, Франции, России.
Сейчас речь о колониальной экспансии не идет. Но развязанные руки на Западе вполне могут позволить России устоять перед лицом угрозы со стороны мира ислама. Отличие от ситуации времен Священного Союза может быть только в том, что тогда Россия была равноправным участником европейской интеграции, а сегодня - только подчиненной, хотя и очень важной частью его. Таким образом, на наших глазах быстро формируется однополюсная Европа, где ядром выступает Европейский Союз.
Другим геополитическим последствием успеха европейской интеграции и освоения природных ресурсов России может быть расширение европейского геополитического ядра на восток. Подобное расширение является не следствием борьбы правых сил. Такое расширение ЕСовского ядра диктуется прежде всего экономическими закономерностями.
В ходе европейской интеграции происходит насыщение транспортными коммуникациями и энергоресурсами региона, расположенного между ЕС и Россией, что само по себе создает предпосылки к возникновению в этом регионе особо льготного инвестиционного климата для промышленных инвестиций.
С другой стороны, и ЕС и Россия объективно заинтересованы в поддержании здесь политической стабильности. Без политической стабильности в Беларуси, Украине, Польше, странах Балтии нормальный транзит между Россией и ЕС невозможен. Чем более мощным и интегрированным целым будет становиться ЕС, чем более российского сырья будет поступать в Европу, чем более будут модернизированы трансъевропейские коммуникации, тем более шансов на политическую стабильность получат страны Средней Европы. А, значит, они станут более привлекательными для иностранных инвестиций.
Наконец, в Средней Европе еще очень долгое время будут находится значительные ресурсы дешевой рабочей силы. Эти ресурсы складываются из бывших промышленных рабочих, которые остались не у дел после краха среднеевропейской индустрии. Другим ресурсом дешевой рабочей силы является деревня. Доля деревенских жителей здесь составляет до 30 процентов от всего населения. В некоторых местностях - Западной Украине и Западной Беларуси в первую очередь - доля сельских жителей достигает почти половины.
Сегодня у Запада нет средств для широкомасштабных инвестиций в Средней Европе - обширном регионе, где проживает больше населения, чем в России, хотя у Средней Европы нет столь нужных ЕС сырьевых ресурсов, как в России. Наконец, Среднюю Европу невозможно "поднять" по частям. Социально-экономическая структура всего региона более-менее однотипна. Рывок в развитии одной его части способен немедленно вызвать обострение отношений с соседями. С другой стороны, почти невозможно представить себе изолированный от соседей быстрый экономический прогресс одного или нескольких среднеевропейских государств. одна только транспортная инфраструктура здесь настолько взаимосвязана, что соседям "передовика" несложно вернуть на землю путем, скажем, увеличения транзитных платежей для его грузов. Среднюю Европу надо "поднимать" всю сразу. А на столь масштабные проекты сейчас у Запада средств нет.
Потенциальные инвестиции в нашем регионе съедаются интеграционными программами ЕС и НАФТА в Северной Америке. НАФТА -- это напоминающая евроинтеграцию программа по созданию самой крупной по территории и численности населения в мире зоны свободной торговли между США, Канадой и Мексикой. Запад также вынужден тратить значительные усилия на стабилизацию положения в России. Без стабильной России с ее сырьем никакой стабильной Средней Европы быть не может априори. И потому до завершения хотя бы самых важных европейских интеграционных программ у Средней Европы будущего нет.
После 2003-2008 годов ситуация грозит полностью измениться. У ЕС высвободятся ресурсы, через Среднюю Европу пролягут коммуникации, Россия переживет своих мечтательных патриотов иррационального имперского типа. Тогда и можно ожидать начала промышленного рывка в наших странах.
Уже сегодня можно более-менее уверенно прогнозировать некоторые параметры этого приближающегося экономического подъема.
Прежде всего, вероятно, Средняя Европа останется регионом, специализированным на переработке поступающего из России сырья. Только собственниками промышленных предприятий теперь станут в основном иностранные инвесторы. Производство на базе местных сырьевых ресурсов или сырья из других регионов будет находиться на втором плане по сравнению с российским.
Средняя Европа через 10 лет обречена на новую индустриализацию, а не на информационную революцию, которая охватила развитые западные страны. В Средней Европе к моменту возможного начала промышленного рывка в первом десятилетии XXI века произойдет деградация системы образования и квалификации рабочей силы для работы на сложных промышленных производствах. К сожалению, вероятнее всего, не будут производится в значительных масштабах новые технологии.
Использование российского сырья превращает этот регион в естественного союзника развитых Европейских стран. Ведь как благополучие Западной Европы, так и благополучие Средней Европы будут зависеть от стабильного доступа к российскому сырью. Обе части Европы объективно будут заинтересованы в слабой относительно них России. Западная и Средняя Европа и сегодня заинтересованы в слабой России. Но сегодня у них нет ни времени ни средств на реализацию этой задачи на деле. Хотя после завершения маастрихтских программ такие средства появятся. Тогда и возникнет у Средней Европы шанс еще один раз получить свою долю прибыли от эксплуатации природных ресурсов той страны, которая все послевоенные годы предоставляла эти ресурсы своим союзникам по Восточному блоку самостоятельно и добровольно.
Общий геополитический интерес на Востоке может стать крайне важным стимулом для расширения Европейского Союза за счет бывших союзников СССР некоторых бывших советских республик. Куда более важным стимулом, чем иллюзорная опасность этим государствам со стороны ослабевшей Москвы.
По сути по мере притока в Среднюю Европу инвестиций с Запада надо ожидать расширения сюда континентального европейского промышленного ядра, которое будет обеспечивать геополитическую устойчивость всей европейской цивилизации. Границами же такого промышленного суперрегиона на Западе, вероятно, можно считать Германию и Австрию включительно. Франция, Италия, Голландия, Испания, Великобритания обладают значительными самостоятельными каналами присутствия в странах третьего мира. Потому они не могут считаться однозначной частью именно континентального промышленного ядра переработчиков ввозимого сырья.
Впрочем, границы этого континентального ядра вероятно будут формироваться поэтапно. Внутри него будут устанавливаться своя специализация, выделяться свои внутренние управленческие центры, существовать собственная периферия. Вероятно Германия и близлежащие регионы других развитых стран будут развиваться как преимущественно центры производства новых технологий и услуг. А восточноевропейские страны, вероятно, обречены на промышленную специализацию.
Если не углубляться в эти внутренние градации, то, быть может, в качестве геополитической границы между будущей Европой и Россией можно будет признать прилегающую с востока к границе Беларуси широкую полосу малонаселенной территории России, Чернобыльскую зону и левобережную Украину (особенно Донбасс).
Все три региона являются обширными зонами экономического и экологического бедствия. Разрешение стоящих перед этими регионами проблем требует очень значительных ресурсов. Нет никаких шансов, что такие ресурсы в ближайшие десятилетия найдутся. Западные капиталовложения будут оседать, скорее, в регионах с более благоприятным инвестиционным климатом в западных частях Украины и Беларуси, а также - вдоль трансъевропейских коммуникаций и в транспортных узлах на этих коммуникациях. Кроме того, не исключено, что именно эти регионы бедствия будут порождать группы политической элиты, исповедующей антизападную идеологию. Такие антизападные элитные группировки не смогут рассчитывать на привлечение в свои регионы значительных западных инвестиций.